Наталья Александрова - Руки кукловода

Нелестно думаю я о собственной матери, но я‑то оказалась еще глупее, чем она. Мамуле хоть заморочили голову комплиментами и посещениями концертов классической музыки. Мне же этот Петр Ильич с самого начала не особенно нравился, как же я дала себя уговорить…

А вот так, из лени – не хотелось лишний раз ругаться с мамулей при постороннем. Хотела, чтобы они поскорее от меня отстали, не принимала всерьез… И ведь видела же, что Ираида положила на него глаз, а, как уже говорилось, Ираида никогда не обращает внимания на серых неинтересных мужчин, все ее бывшие мужья были людьми неординарными.

Я, как кукла‑марионетка, послушно крутила головой и двигала руками по велению своего кукловода. Действительно в тот вечер, когда зашел разговор о сенсации, Петр Ильич якобы взял совершенно случайную газету и указал мне на совершенно обычное происшествие: украти оргтехнику…

Нет бы мне задуматься – откуда взялась эта газета? Мамуля вообще газет не читает, разве что мои статьи, и то редко. Я тоже узнаю все новости в редакции, еще не хватало приносить в дом бульварные газетенки! Леопольдовна печатное слово не уважает, она смотрит телевизор. Значит, газету мог принести только Петр Ильич.

Далее, не зря он посещал Ираиду у нее дома. Он вызнал у нее все про соседку, которая работает в нежилом фонде. Или сначала узнал про Алевтину, а потом уже разработал свой план. Но тогда значит, что он и убил несчастную Алевтину?

Я поежилась и обхватила себя руками – в кабинете у Никиты было прохладно.

Разумеется, не сам убил, сам он не мог переделать столько дел, у него явно были помощники. Но тогда и смерть, вернее, убийство Антонова – это тоже дело рук Петра Ильича! А потом вся история с Ликой и кассетой. Документы мне подбросил не директор «Домовенка», а Петр Ильич. Рыжеволосая девица, представившаяся Светланой, не имела к покойному Ахтырскому никакого отношения. Документы, естественно, липовые, потому и устроили Мишке Котенкину аварию, чтобы он не докопался до сути, не получил доказательства, что ни одно помещение из указанного списка не было куплено через «Домовенка». Стало быть, люди пострадали ни за что – Алевтина, Ахтырский, Антонов, Лика… То есть Петру Ильичу их смерть принесла ощутимую пользу – благодаря нескольким убийствам он выполнил свою задачу.

Теперь все сходится, все так и было. Петр Ильич приезжал в наш город летом на разведку, видно, тогда же он снял квартиру, а может, раньше, может, у него были до этого какие‑нибудь дела. Обольстив мамулю и утвердившись в нашем доме, старый негодяй потихоньку начал действовать. Он выбрал небольшое агентство недвижимости и устроил кражу – не сам, разумеется. Потом проследил, чтобы сообщение о краже оргтехники попало в газету. Потом подсунул газету мне и уговорил при помощи мамули ввязаться в авантюру. Я согласилась, как полная дура.

После того, как первую статью напечатали, Петр Ильич устраняет Алевтину Фадееву, опять‑таки с помощью киллера. Я думаю, что он нанял кого‑то постоянного, чтобы не обращаться к случайным людям. Наверное, даже потребовал у киллера скидку – как‑никак постоянный клиент!

Думаю, Петр Ильич не знал толком, замешана ли Алевтина Фадеева в каких‑то махинациях с недвижимостью, и, отыскав у нее в подоконнике кучу долларовых бумажек, милиция оказала тем самым Петру Ильичу огромную услугу. На ловца, как говорится, и зверь бежит!

А я между тем своими статьями усиленно помогала Петру Ильичу плести интригу против Березкина, потому что все было задумано именно для того, чтобы Березкина дискредитировать. Видать, Березкин и Антонов – это и были те два чиновника, которые могли повлиять на вопрос о комбинате, и Петр Ильич моими руками собирался убрать обоих: устранить Антонова и сделать так, чтобы в его смерти обвинили Березкина, хотя бы косвенно, без доказательств, а уж полностью управляемая Саша Петухова сумеет раздуть пожар на страницах своей газеты.

«Так и вышло», – с грустью констатировала я, только для этого понадобилось позвонить Березкину от имени Лики и записать их разговор на кассету, потом подкинуть эту кассету мне. Я, понукаемая журналистским зудом, немедленно кинулась к Лике на квартиру, чтобы получить от нее исчерпывающие доказательства. И получила ее труп, совсем свеженький. Кассету мы передали в милицию, и сейчас, наверное, Березкина уже допрашивают. Возможно, он ото всего отопрется, думаю, что со временем от него милиция отстанет – докажут, что кассета поддельная. Но пока его будут вызывать на допросы, ему некогда будет думать про Новоапраксинский химический комбинат. А вернее, он побоится, раз теперь на виду. Да и как знать – возможно, начальство уже посматривает на него косо…

Нельзя сказать, что мне было жалко Березкина – мы незнакомы, да и вряд ли уж он был таким кристальной души человеком, но очень противно, что мной манипулировали, как неодушевленным предметом. Чувствуешь себя вывалянной в грязи, и втройне обидно, что сделали это с помощью твоей же собственной матери.

Никита пришел, когда я окончательно пала духом.

– Я закончил пораньше, мы можем ехать! – объявил он с порога.

Я взглянула на часы: половина седьмого. Это он называет «закончить пораньше». А когда же в таком случае попозже?

– Скажи честно, ты ночуешь иногда здесь в приемной на диване? – вырвалось у меня.

Никита покраснел:

– Ну… бывает, что процесс идет, и если не на кого оставить…

– А что твоя жена говорит по этому поводу? – спросила я так просто, наугад.

Честное слово, в том состоянии мне было совершенно не интересно, что думает его жена. Я про нее ничего не знала, только два года назад встретила в метро Таньку Мелкоступову из параллельного класса, которая после школы тоже поступила в Техноложку, так вот, она рассказала про Никиту, что после окончания института он женился на девушке из своей группы.

– Я не женат, – глухо сказал Никита и отвернулся.

В полном молчании мы прошли длинным коридором, вышли во двор, где Никита повел меня к стоявшим в углу стареньким «Жигулям». Машина, как ни странно, двинулась с места более‑менее плавно, и мотор не кашлял.

– Насчет жены, – начал Никита о наболевшем, – я был женат… но она…

Вот только не хватало мне сейчас исповеди бывшего соратника по ученическому научному обществу имении Леонардо да Винчи! В то самое время, когда я чувствую себя полной и состоявшейся идиоткой, не хватало еще слушать жалобы друга детства на его неудавшуюся личную жизнь! Я представила, как Никита раскиснет от разговоров, как будет вздыхать, что личная жизнь не удалась, что жена его не понимает, а он все равно ее любит… А от меня в таком случае, наверное, потребуется гладить его по голове и твердить, что все образуется, а потом Никита возьмет себя в руки и скажет, что я очень ему помогла в трудную минуту и что он еще со школьной скамьи знал, что я – отличный парень.

Мне захотелось немедленно выпрыгнуть из машины на полном ходу. И пускай я разобьюсь хоть насмерть, только бы не участвовать в отвратительной сцене, которую я так ярко нарисовала только что в своем воображении.

– Послушай, – решительно начала я, – я совсем не хочу слушать про твои нелады с женой.

– А никаких неладов нет, – спокойно ответил он. – Просто в один прекрасный день она сказала, что я женат не на ней, а на своем комбинате, и ушла. Так и расстались, спокойно и без обид.

Я пожала плечами в полумраке салона. Если честно, то я была с Никитиной женой совершенно согласна. Ну сами посудите, мы с ним не виделись без малого десять лет. И когда встретились и провели вместе несколько часов, все это время он непрерывно говорил только о комбинате. Он не спросил меня, как я живу и с кем, он не стал предаваться воспоминаниям детства, не поинтересовался, что я знаю про учителей и ребят… Он одержимый, поняла я.

– Ты считаешь, что она права? – спрашивал между тем Никита.

– Кто? – очнулась я от своих мыслей.

– Моя жена…

– О Господи! – вскричала я. – Да я знать о ней ничего не хочу! Сам подумай, какая мне разница: права она или нет. Да и тебе теперь тоже…

– Да, потому что я даже обрадовался, когда мы расстались. Насчет того, что я женат на комбинате, это она, конечно, загнула, но тоска такая была с ней на тусовки какие‑нибудь ходить… или в ресторан. А то еще в филармонию…

– Всегда знала, что ты станешь трудоголиком, – констатировала я. – А куда мы, собственно, едем?

Я спросила так просто, без всякой задней мысли, но у Никитушки, как оказалось, в голове задние мысли были, потому что он как‑то замялся, потом неуверенно предложил:

– Давай зайдем куда‑нибудь, а? Есть очень хочется…

– А дома, в жилище одинокого холостяка, киснет в холодильнике полпачки неудобоваримых пельменей, – протянула я.

– И тех нету, – честно ответил Никита.

– Ты же не любишь рестораны, – поддразнила я.