Андрей Шляхов - Криминальные будни психиатра

— Тогда уж «Тарас Бульба», — заметила Ирина. — Украинская ночь и «Тарас Бульба».

— Жуткая книга, — нахмурился Савелий. — Как ее только в школе дети изучают? Сплошные убийства, да вдобавок жестокие. А уж это «я тебя породил…» — вообще ужас.

— Жестокие, да, — согласилась Ирина. — Совсем как у нас на складе.

«Идиот! — обозвал себя Савелий. — Подвел, называется, к теме…» Но Ирина не стала задерживаться на убийствах.

— Дурь, конечно, — продолжила она, — но тогда это казалось таким правильным. Было такое ощущение ускользающей между пальцами жизни. Все пройдет, а я состарюсь, так и не вкусив всех радостей. Может, сказалось увлечение Ремарком,[13] он довольно депрессивный, а я его тогда читала запоем. Ну и про простые жизненные радости он много писал. Короче говоря, я решила начать активную половую жизнь. До этого у меня был всего один партнер, и то наши отношения длились недолго, а все мои подруги, если верить их рассказам, вели даже не активную, а безудержную, разнузданную, что ли, жизнь, меняя мужчин как перчатки. И каждая хвасталась тем, сколько оргазмов она пережила за раз с этим, сколько с тем… Ах, ах, ах, можно подумать. Я разумно воздержалась от разврата в институте. Не хватало еще прослыть шлюхой, это же клеймо. Начала присматриваться к мужчинам на улице, но без всякой определенной цели, поскольку дико боялась связываться с кем попало, и не зря в общем-то боялась. Маньяки, ВИЧ и все такое. Я была очень большой мандражисткой (насколько я помню, при первой встрече она рассказывала, что была фаталистка и ничего не боялась раньше). Почему — была? Я и сейчас такая — всего боюсь, а уж этого ненормального Кулинара боюсь больше всех. А вот рядом с тобой ничего не боюсь. И никого.

— Спасибо, — поблагодарил Савелий. — Я польщен.

Захотелось обнять Ирину, но Савелий воздержался, сочтя, что сейчас это будет неуместным. Тем более на улице. Савелий не был ханжой, но считал, что всему свое место и время. Интимное не стоит выставлять напоказ, потому что от этого оно перестает быть интимным, сокровенным. Как-то так.

— На ловца и зверь бежит. — Ирина выдержала небольшую паузу, словно собираясь с мыслями или набираясь решимости. — В метро я случайно столкнулась со знакомым парнем. Мы вместе учились в школе. Он был на год старше. Симпатичный, когда-то я даже на него заглядывалась. Тыры-пыры, тра-ля-ля, он пригласил меня потусоваться, а я осмелела и брякнула — чего тусоваться, давай переспим, у меня давно не было мужика. Встретила полное понимание. Поехали к какому-то его приятелю, у которого была свободная хата. Бр-р-р! Это была не хата, а бомжатник. Засранная снизу доверху, драные обои, обшарпанная мебель, запах грязных носков…

— Наркоманы? — предположил Савелий.

— Нет, — покачала головой Ирина, — не наркоманы. Обычные студенты, снимающие на троих или четверых запущенную однушку. Студентам же главное, чтобы дешевле, а условия их особо не волнуют… Ко всему можно привыкнуть, тем более что в общагах вообще адский ад. Но у меня не было времени привыкать, и когда меня повалили на вонючий матрас и начали грубо теребить мои груди, я поняла, что ничего не хочу. И не могу тоже — внутри все сжалось и снизу, и сверху. Он навалился на меня и залез рукой мне между ног, я попыталась высвободиться, но не получилось. Я попросила отпустить меня, сказала, что сегодня ничего не получится, потому что я передумала и не только не хочу, но и не могу. А он уже вошел в раж, глаза шальные, морда красная, и не мог остановиться. Сказал, что если сама предложила, то нечего выкобениваться. Я начала кричать, на шум пришел приятель. Я думала, что он впустил нас и ушел, а он, оказывается, сидел на кухне, надеялся, наверное, что и ему перепадет. Вдвоем они быстро со мной справились. Перевернули на живот, привязали руки веревкой к ножкам кровати, сняли джинсы и трусы… Я попробовала кричать, но они включили музыку, громко-громко. Дело было днем, спальный район, все на работе, всем все до лампочки. Я плакала, просила отпустить меня, но они посмеялись и сказали, что так даже лучше, что мое сопротивление их заводит, будит охотничий азарт.

— Гады! — Савелий в гневе сжал кулаки.

— Да, — согласилась Ирина. — А на первый взгляд казались такими милыми ребятами. Если бы он меня успокоил, я бы в итоге ему отдалась. Но второму, конечно, нет, при всей моей тогдашней безалаберности я к групповому сексу относилась плохо. Дальше было совсем плохо. Мне залепили пощечину и велели встать на четвереньки. Я не хотела подчиняться, но меня больно ударили по голове. Один или два раза. Не помню уже, только помню, что было больно. Пришлось слушаться. Я встала, как мне велели, и почувствовала, что в меня начали вставлять член. Я была совершенно сухой и думала, что умру от боли. Ему, моему галантному кавалеру, насухую тоже не понравилось. Приятель притащил кусок сливочного масла, и они прямо этим куском натерли свои члены и мою промежность. Я еще подумала, как они потом будут есть это масло. Я была связанной и абсолютно беспомощной, я думала, что умру. С маслом дело пошло лучше. Для них, не для меня, мне все равно было больно, мерзко и противно. Хорошо еще, что они были очень возбуждены и кончили быстро. Очень быстро. Я надеялась, что меня сейчас отвяжут, но они не стали этого делать, потому что захотели анального секса. Терлись своими вялыми членами о меня, и скоро я почувствовала, что члены начали твердеть снова. У меня ни разу до этого не было анального секса, и я испугалась, что они меня порвут и я умру от потери крови…

Савелий в сердцах что есть силы ударил кулаками по скамейке.

— Не надо эмоций, — попросила Ирина. — Это было так давно, что уже почти стало неправдой. Да и лавочка ни в чем не виновата, только руки об нее обобьешь.

Савелия очень тронула эта забота. В такой-то момент! Настолько тронула, что он обнял левой рукой Ирину за плечи, а правую положил ей на колено. Плевать на то, что они сидят на улице, ведь окружающий мир сузился до этой скамейки, на которой они сидят, скамейки, которую Ирина так ласково и уютно назвала «лавочкой».

— Потом я почувствовала в заднем проходе скользкий палец. Парни твердо решили попробовать сегодня все. И попробовали, причем второй раз получился гораздо дольше первого. Потом меня отвязали, помогли одеться и кое-как умыться, а затем вывели на улицу, посадили в какую-то машину и отправили домой. Я не могла сидеть, лежала на боку, на заднем сиденье. Эти мерзавцы оказались настолько щедрыми, что заплатили водителю. В общем, все обошлось. Два дня я пролежала на животе, думая о том, какая я дура, а дальше уже могла сидеть. Заявлять никуда не стала. Не потому что боялась этих подонков, а потому что не хотела огорчать родителей и снова переживать на допросах и в суде весь этот ужас. Как будто я без этого не переживала его по нескольку раз в день! Ну и потом я же сама согласилась поехать с незнакомым практически парнем черт знает куда, значит, в какой-то мере сама виновата в случившемся.

— Это неправильная точка зрения! — запальчиво возразил Савелий, еще крепче прижимая к себе Ирину. — Ты ни в чем не виновата, не смей так думать! Нет ничего хуже, чем вот такие надуманные, высосанные из пальца комплексы вины. И не расстраивайся, когда вспоминаешь об этом. Что было — то сплыло, водой унесло.

— Я и не расстраиваюсь. — Ирина накрыла руку Савелия своей ладонью. — Я, скорее, радуюсь. Да-да, радуюсь. Радуюсь, что дешево отделалась, что их было всего двое, а не пятеро, что они были просто придурками, а не садистами. В общем, мне повезло, дешево отделалась, а заодно и ума набралась. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, так ведь?

— Так, — согласился Савелий.

— Сегодня день странный, лезет в голову всякая меланхоличная чепуха. Ну да, если тебе прямо с утра преподнесут плохую новость, то ничего хорошего и не вспомнишь… Вот сейчас вспомнила нашу учительницу математики Евгению Эдуардовну. У нее была непереносимость на запахи, луженая глотка, склонность к непечатным словам и необъятная задница. Если от кого-то разило потом или куревом, она выгоняла их из класса. А меня один раз выгнала за то, что я попшикалась мамиными духами и пришла в школу вся такая благоухающая. Мылась потом в туалете, смывала запах. А когда я была совсем маленькая, у нас была соседка, тетя Маруся. И у нее была собачка, веселая такая, черная, хвост колечком. Собаку звали Чернушкой, а тетю Марусю — Чернушкиной бабкой. Она с ней и впрямь носилась, как с внучкой, супчики варила, жилетки вязала и эти носочки, чтобы Чернушка не мерзла зимой… Я только в Европе массово видела собак в одежде, у нас это как-то не распространено. То ли собаки холодоустойчивые, то ли хозяева жадные… Извини, несу чушь какую-то.

— Я уже, кажется, надышался свежим воздухом, — сказал Савелий. — Хочется в кино. Ты ничего не имеешь против?

— Имею! — не раздумывая ответила Ирина. — Не хочется что-то. Лучше угости меня мороженым, а потом можно будет еще погулять. Вот на какой-нибудь заводной концерт я бы сходила. Поорать, побеситься, попрыгать под музыку. Только не в клуб, а именно на концерт, на концертах в разы больше драйва…