Роберт Уилсон - Севильский слепец

Фалькон отвернулся, показывая судмедэксперту, что он пока свободен.

— О медсестрах вы, старший инспектор, лучше спросите у Хорхе, — произнес Фелипе, высоко подняв зад и уткнувшись носом в ковер, словно обнюхивая его.

— Заткнись, — буркнул Хорхе, которому это уже осточертело.

— Насколько я понимаю, в таком деле прежде всего работают бедра, — продолжал Фелипе, — а попа служит противовесом.

— Это чистая теория, старший инспектор, — сказал Хорхе. — Он никогда не применял ее на практике.

— А ты почем знаешь? — откликнулся Фелипе и, встав с колен, обхватил воображаемые ягодицы и сделал несколько быстрых движений тазом вперед-назад. — У меня тоже была молодость.

— Не молодость, а убожество, — заметил Хорхе. — Девчонки тогда были зажаты, как устрицы в раковине, разве не так?

— Испанские да, — ответил Фелипе. — Но я родом из Аликанте. У нас там был классный бордель. Все эти англичаночки шестидесятых—семидесятых…

— В твоих фантазиях, — перебил Хорхе.

— Да, и очень даже красочных фантазиях, — парировал Фелипе.

Приятели рассмеялись. Эти два копошащихся у его ног кретина, в чьих мозгах футбол боролся за первенство с бабами, вдруг показались Фалькону свиньями, роющими землю в поисках желудей. Он брезгливо поморщился и переключил внимание на фотографии, висевшие на стене. Хорхе мотнул головой в сторону Фалькона и беззвучно, одними губами, произнес: «Mariquita». Педик.

Они снова прыснули. Фалькон не отреагировал. Его взгляд непроизвольно — как случалось всегда, когда он рассматривал картины, — скользил от «звездного» центра экспозиции к ее краю и наконец остановился на снимке, где Рауль Хименес обнимал за плечи двух мужчин, намного превосходивших его габаритами. Слева был начальник полиции Севильи, комиссар Фирмин Леон, а справа — главный прокурор, Хуан Бельидо. Фалькон передернулся, физически ощутив навалившееся на него бремя.

— Ага! Вот оно! — воскликнул Фелипе. — Полюбуйтесь-ка. Лобковый волос, старший инспектор. Черный.

И тут все трое одновременно повернулись к окну, откуда донеслись приглушенные голоса и механический звук, напоминающий жужжание лифта. За перилами балкона медленно выросли двое бугаев в голубых рабочих комбинезонах: один с длинными черными волосами, собранными в «конский хвост», другой со стрижкой «под ежик» и с подбитым глазом. Они что-то орали с восемнадцатиметровой высоты оставшейся внизу бригаде, управлявшей движением подъемника.

— А это что еще за идиоты? — спросил Фелипе. Фалькон рывком распахнул балконную дверь,

напугав двух рабочих, которые стояли на платформе, поднятой с грузовика.

— Кто вы, черт вас возьми?

— Мы из компании по перевозке мебели, — ответили те, показывая ему свои спины с желтыми трафаретными надписями: «Mudanzas Triana Transportes Nacionales e Internacionales».

Четверг, 12 апреля 2001 года,

Эдифисьо-дель-Пресиденте, квартал Ремедиос,

Севилья

Судебный следователь Эстебан Кальдерон подвел черту под процедурой levantamiento del cadaver, в ходе которой была обнаружена и запакетирована еще одна улика. Под телом нашли клочок хлопчатобумажной ткани с легким запахом хлороформа.

— Просчет, — сказал Фалькон.

— Что-что, старший инспектор? — мгновенно среагировал Рамирес.

— Первый просчет в спланированной операции.

— А волосы?

— Потерять волос может каждый — это случайность. Но забыть на месте преступления пропитанную хлороформом тряпку — грубый прокол. Убийца усыпил Рауля Хименеса хлороформом, не захотел совать тряпку в карман и бросил ее на кресло, на которое потом перевалил дона Рауля. С глаз долой, из ума вон.

— Но это не такая уж важная улика…

— Это характеристика нашего противника. Он осторожен и внимателен, но не профессионал. Он мог допустить еще какую-то оплошность, например раздобывая хлороформ. Возможно, он купил его здесь, в Севилье, в магазине медицинских или лабораторных товаров, или стащил в больнице или у аптекаря. Преступник тщательно продумал то, что он будет делать с жертвой, но не учел некоторых сопутствующих моментов.

— Сеньору Хименес нашли и известили о случившемся. Детей отвезут к ее сестре, в Сан-Бернардо, а она будет доставлена сюда.

— Когда судмедэксперт намерен произвести вскрытие трупа? — осведомился Фалькон.

— Хотите присутствовать при этом? — спросил Кальдерон, доставая свой мобильник. — Он сказал, что собирается начать прямо сейчас.

— Да нет, — ответил Фалькон. — Просто меня интересуют результаты. Здесь еще по горло работы. Этот фильм, например. Мне кажется, нам всем стоит посмотреть «Семью Хименес» до приезда сеньоры. Инспектор, есть здесь еще кто-нибудь из полицейской группы?

— Фернандес беседует с консьержем, старший инспектор.

— Скажите ему, чтобы собрал все пленки из видеокамер охраны; пусть просмотрит их вместе с консьержем и отметит всех, кого тот не узнает.

Рамирес направился было к двери.

— И вот что еще… поручите кому-нибудь справиться во всех больницах, лабораториях и магазинах медицинских товаров, не покупали ли у них незнакомые личности хлороформ и не пропадали ли бутылки с этим веществом. Хирургическими инструментами тоже пусть поинтересуется.

Фалькон откатил телевизор на его обычное место в углу. Кальдерон уселся в глубокое кожаное кресло. Фалькон сунул вилку телевизионного шнура в розетку. Стоя у кресла, где прежде сидел мертвец, уже завернутое в пластиковый мешок для отправки в криминалистическую лабораторию, Рамирес что-то тихо говорил в мобильник. Фалькон вынул кассету из видео, осмотрел катушки, вставил ее обратно и нажал кнопку перемотки.

— Грузчики все еще здесь, старший инспектор.

— Сейчас некому с ними возиться. Пусть подождут.

Фалькон нажал на «воспроизведение». Разместившись кто где, они в звенящей тишине пустой комнаты впились глазами в экран. Фильм начался с выхода семейства Хименес из здания Эдифисьо-дель-Пресиденте. Консуэло держала мужа под руку. На ней была длинная, до щиколотки, шубка, на нем — кремовое полупальто. Все мальчики были в болотно-бордовом твиде. Они шли прямо на камеру, находившуюся на противоположной стороне улицы, а потом свернули налево, на улицу Асунсьон. Следующие кадры представляли ту же семейную группу, только в летний солнечный день и в других нарядах, появляющуюся из дверей универмага «Корте Инглес» на площади Дуке-де-ла-Виктория. Миновав скопление ларьков, торгующих дешевой бижутерией, компакт-дисками, платками, кожаными сумками и кошельками, семья скрылась в недрах магазина «Маркс и Спенсер». Бесконечные променады неизменных действующих лиц по торговым пассажам, пляжам, по площади Испании и парку Марии-Луизы нагнали на двоих из трех зрителей с трудом подавляемую зевоту.

— Может, он просто показывает нам всю предысторию? — спросил Рамирес.

— Жуть как надоело, — соврал Фалькон, странным образом зачарованный мельканием одних и тех же фигур в разных декорациях. Эта по видимости счастливая семья, какую ему самому хотелось бы иметь, навела его на раздумья о собственном крайне неудачном семейном опыте.

И только эпизод, где семейство впервые присутствовало не в полном составе, вернул его к реальности. Рауль Хименес с мальчиками находился на стадионе «Бетиса», где, судя по шарфам болельщиков, шло дерби между «Бетисом» и «Севильей».

— Я помню тот день, — заявил Кальдерон.

— Мы проиграли четыре—ноль, — подхватил Рамирес.

— Вы проиграли, — уточнил Кальдерон, — а мы выиграли.

— Не травите душу, — буркнул Рамирес.

— Вы за кого болеете, старший инспектор? — спросил Кальдерон.

Фалькон и бровью не повел. Ноль интереса. Рамирес бросил взгляд через плечо, чувствуя себя неловко в его присутствии.

Действие перенеслось к Эдифисьо-дель-Пресиденте. Консуэло Хименес одна усаживается в такси. Вот она расплачивается с шофером на обсаженной деревьями улице, дожидается, когда отъедет такси, переходит улицу и поднимается по ступенькам какого-то дома.

— Где это? — спросил Кальдерон.

— Сейчас он нас просветит, — ответил Фалькон. Раз за разом камера показывала Консуэло, подъезжающую к тому же дому в разные дни и в разной одежде. Затем на экране появился номер дома: 17. И название улицы: Рио-де-ла-Плата.

— Это в квартале Порвенир, — сказал Рамирес.

— Ну ясное дело, — подхватил Кальдерон. — У нас тут любовничек.

Дальше пошла ночная съемка: из темноты выплыл зад большого «мерседеса» с севильским номером. Какое-то время картинка не менялась.

— Уж очень медленно у него развивается действие, — сказал Кальдерон, быстро заскучав.

— Это «саспенс», — отрезал Фалькон.

Наконец из машины вылез Рауль Хименес, запер дверцу и, сойдя с освещенной улицы, скрылся в темноте. Новая картинка: горящий в ночи костер, теснящиеся вокруг него фигуры. Женщины в мини-юбках, на некоторых короткие чулки с подвязками. Одна из них повернулась и нагнулась, приблизив зад к огню.