Галина Романова - Неплохо для покойника!

Плотный ряд лозинок, отгораживающий дома от приусадебных участков, надежно укрывал меня от любопытных взглядов. Но в одном месте я все же наткнулась на стороннего наблюдателя…

Паренек гнал коз. Десятка полтора животных резво бежали в сторону выгона, который оказался тут же, позади огородов. Завидев меня, он деловито стегнул кнутом, подгоняя отставших молоденьких козочек, и, уперев руки в бока, с приветливой улыбкой произнес:

— Здравствуйте вам! Чьи будете?

— Здравствуй, — ответила я ему такой же улыбкой. — Я приезжая. Подругу ищу. Не поможешь?

Паренек сделал серьезное лицо, деловито порылся в огромных карманах дедовского пиджака и, достав оттуда пачку «Примы», предложил:

— Давайте присядем…

Я опустилась на сброшенный с плеч пастуха пиджак и, поджав ноги, с интересом принялась разглядывать подростка.

Было ему лет тринадцать, не больше — крупные конопушки на крыльях носа, обгрызанные ногти на пальцах рук да выцветший чуб давно немытых волос…

— Меня Петром зовут, — представился он, заметив интерес с моей стороны. — А вас?

— А меня Анной, — протянула я ему раскрытую ладонь. — Будем знакомы.

Он растерянно перевел взгляд с моих наманикюренных пальцев на свою заскорузлую ладошку и, опасливо пожав их, виновато пробормотал:

— Вчера уснул быстро, даже не умылся…

— Ничего, бывает, — поспешила я не заметить неловкости. — Мне вот тоже со вчерашнего вечера не удалось переодеться, не то что руки вымыть…

Петька посмотрел на меня с благодарностью, и в его взгляде я прочла, что он готов мне служить верой и правдой, по крайней мере ближайшие сто лет.

— Много дачников у вас в это лето? — осторожно начала я, не зная, как приступить к детальному допросу.

— Есть малость, — сплюнул он сквозь зубы. — Все больше москвичи. И чего в такую глушь едут? У нас тут электричество и то не всегда бывает.

— Ну… Им, наверное, интересно друг с другом общаться, ходить в гости…

— Скажете тоже! — фыркнул Петр. — Их из дома не выгонишь. Спать чем свет ложатся.

А что за подруга тут у вас?

— Да я не знаю точно — здесь ли она?

— Как звать?

— Антонина… Красивая такая, высокая…

Волосы вот так вот убирает. — Я изобразила руками излюбленную форму Тонькиной прически.

— Есть такая, — убежденно кивнул Петр. — Ходит еще так, словно по воде плывет, как бабка моя скажет. Дом она тут купила год назад. Все строители там работали. Красотищу навели ужас какую! И в дому у нее, бабы говаривают, словно во дворце! А строитель потом один так и остался.

— Что, прямо в доме с ней живет?

— Да я не знаю, — замялся паренек. — Она одна, вроде бы… Да бабы болтают, что по ночам к ней кто-то шастает. А я так думаю: кому же, как не ему. Он и дом недалеко от нее себе купил. Ничего себе, крепкий еще пятистенок. Задешево купил. Подлатал немного…

— А как зовут строителя?

— Витькой, что ли, — почесал макушку Петр. — Не помню точно, но, кажется, Витька…

— Понятно… А покажи мне, в какой стороне дом Антонины, — попросила я паренька, поднимаясь с земли.

Петька поднялся вместе со мной и принялся в деталях объяснять путь.

Мы тепло распрощались, и я пошла той же дорогой, какой шла ранее. По его словам, она должна была меня вывести именно туда, куда я усиленно стремилась попасть.

Дом Антонины стоял обособленно от остальных поселковых построек. Добротный сруб, обшитый дранкой и аккуратно оштукатуренный, красовался нежно-лимонным цветом стен и ослепительно белыми наличниками.

Окна, расположенные все на одной, юго-западной стороне дома, смотрели на великолепное озеро, по берегам поросшее осокой.

Входная дверь была чуть приоткрыта, и оттуда несло запахом жареного мяса и лука. По палисаднику, засаженному астрами и георгинами, деловито расхаживали куры, ковыряя лапками влажную землю.

В общем, все как и у всех. Те же самые грабли у раскрытого сарая, те же самые трехлитровые банки, развешенные на штакетнике донышками кверху. Почти то же самое я только что видела у дома так называемого Виктора, на который указал мне парнишка. С тою лишь разницей, что двор его был ко всему прочему завален наколотыми дровами.

Видела я и самого Виктора, который оказался совсем не тем Виктором, которого я ожидала здесь увидеть. Тот вышел на крылечко, почесывая волосатый живот и широко зевая.

Во внешности его не было ничего такого, что могло бы завоевать мою подругу. Более того, когда он, приложив пальцы к носу, высморкался на ветер, я окончательно уверовала, что Петька ошибся.

Неожиданно внимание мое привлекло какое-то движение в окне мансарды на втором этаже. Ничего особенного, так, просто легкое колыхание шторы — это вполне мог быть и ветер, — но нервы мои отчего-то напряглись.

Я заворочалась в своем укрытии и передвинулась поближе к глухой стене дома. Развесистые кусты сирени надежно прикрывали меня от случайных свидетелей, но тем не менее я была предельно осторожна.

Наконец терпение мое было вознаграждено. Входная дверь бесшумно отворилась, и Антонина собственной персоной возникла в дверном проеме.

Несмотря на отсутствие удобств, а об этом свидетельствовали два небольших деревянных строения на краю огорода, выглядела она, как всегда, потрясно. Облегающий спортивный костюм выгодно подчеркивал все достоинства ее фигуры, гладко зачесанные назад волосы были перевязаны косынкой в тон костюму, а на ногах, трудно поверить, белоснежные кроссовки «Найк». Словно идти ей предстояло не по раскисшей деревенской дороге, обильно унавоженной коровами и свиньями, а по асфальтированному тротуару, прямиком ведущему в косметический салон.

Антонина вдохнула полной грудью, улыбнулась чему-то тайному и величаво двинулась вон со двора.

Дождавшись, когда она скроется за поворотом, я осторожно так, чтобы меня не было видно из окон ее дома, пробралась к крыльцу и тихонько отворила дверь.

Сразу с порога я попала в совершенно другую атмосферу. Все тут ласкало взгляд — и современная мебель, и пушистые ковры на полу, и дорогие ламинированные покрытия стен…

Сняв сапожки и спрятав их под одной из полок в прихожей, я обходила комнату за комнатой первого этажа, а их насчиталось ни много ни мало, аж четыре штуки, и дивилась предприимчивости Антонины. Я, конечно же, знала, что, помимо своей основной деятельности, она занимается и коммерцией, но не думала, что ее операции с ценными бумагами дают такие доходы. Во всяком случае, в ее городской квартире все было намного скромнее и дешевле. И люстра висела за полторы тысячи рублей, а не за две тысячи долларов, как в этой загородной гостиной.

Задрав голову и рассеянно вглядываясь в мерцание хрустальных подвесок под потолком, я вспомнила, как однажды, почти год назад, мы с ней прогуливались по набережной и случайно забрели в магазин «Энергия». Проплутав между прилавками, мы остановились именно около этой люстры, пораженные ее великолепием.

— Красотища какая! — выдохнула я тогда, не в силах справиться с восхищением.

— Ты на цену посмотри, — осадила тогда Тонька мои восторги. — За эти деньги тачку приличную можно купить.

Вот тебе и пожалуйста! И тачку я углядела в глубине сада не отечественного производства, и люстра красовалась в окружении картин в дорогих рамах, и много чего еще интересного углядел мой внимательный взгляд.

«Вот тебе и Тонька! — покачала я головой, направляясь в прихожую, откуда вела лестница на второй этаж. — Воистину женщина-загадка!»

Быстро преодолев два лестничных пролета, я очутилась на крохотной верхней площадке, откуда вела всего одна дверь.

На мгновение я остановилась, чтобы восстановить дыхание, и осторожно потянула за ручку.

Это была спальня. Почти всю ширину небольшой комнаты занимала огромная кровать под балдахином из нежно-розового тончайшего батиста. Толстый ковер на полу, такой, что ноги мои утопали в нем едва не по щиколотку.

В той же цветовой гамме портьеры на окне.

Словом — настоящий рай для влюбленных.

Кстати сказать, один из них сейчас и возлежал на этом сексодроме, мирно досматривая ночные сны.

Тихонько, так, чтобы не разбудить его неосторожным движением, я взяла в руки банкетку от прикроватного столика и, поставив ее в изголовье спящего мужчины, уселась на нее.

Мужчина был красив. Сильные руки были раскинуты в разные стороны, словно он желал обнять весь мир. Мирно вздымалась широкая грудь в бугрящихся мышцах. Белокурые пряди волос рассыпались по подушке и лицу, прикрывая его тонкие черты.

Почти не моргая, я смотрела на него и думала, что схожу с ума.

Неизвестно, как долго бы продлилось мое оцепенение, если бы мужчина не открыл глаза и его злобной усмешкой не спросил:

— Ну что? Рассмотрела?

— Да… — обреченно выдохнула я.

— И как тебе? — Он приподнялся и оперся локтем о подушку.

— В смысле?