Екатерина Островская - Не расстанусь с Ван Гогом

Он лежал утомленный, а Ната вышла. Холмогоров представлял себе океан, как волна покачивает катер, как ветер раскидывает по плечам известной фотомодели льняные шелковистые волосы, и она поправляет их рукой, смотрит на него, Сашу, и целует пространство, разделяющее их. Но пространство совсем небольшое и постепенно сокращается. Сокращается, сокращается, он уже ощущает вкус малины на ее губах…

– Свежих ягод хочешь? – прозвучал голос Наты.

Александр открыл глаза и увидел ее рядом с хрустальной вазочкой в руках. Вазочка была наполнена ягодами малины.

– Пока ты спал, – сказала Ната, поднося пальчиками ягодку к его рту, – я пробежалась по Интернету и нашла по меньшей мере двух возможных покупателей. Отправила им на почту фотографию «Едоков» и свидетельство подлинности.

– Погоди, погоди! – встревожился Холмогоров. – А нас не вычислят?

– Нет, – успокаивающе улыбнулась девушка. – Я зарегистрировала новый ящик во французской электронной почтовой системе. Он пуст, и если кто-то попытается взломать его, то не обнаружит ничего, кроме этих писем. Причем каждый из покупателей будет знать, что у него есть конкурент, а потому торговаться вряд ли будет, опасаясь, что его опередят.

– Ты указала цену? – спросил Саша, садясь в постели и отодвигая от своего рта малину.

– Естественно, – проворковала Ната. – Я назвала сто пятьдесят восемь миллионов.

Саша протер глаза и кивнул:

– Так и надо: в крайнем случае, можно сбросить.

– Зачем? – удивилась девушка. – Покупатели, наоборот, прибавят. Не удивлюсь, если каждый до завтрашнего утра пришлет встречное предложение и поинтересуется о месте проведения сделки, чтобы прислать экспертов и подписать договор.

– А они смогут вывезти картину?

– Эти люди могут все.

В дверь номера постучали. Линдмарк подошел к двери и спросил:

– Who is there?{Кто там? (англ.)}

– Room cleaning{Уборка комнаты (англ.)}, – прозвучал за дверью женский голос.

Линдмарк обернулся и посмотрел в глубь комнаты: да, уборка не помешала бы.

Он открыл дверь, чтобы впустить горничную, но увидел на пороге мужчину в кожаной куртке с капюшоном из волчьего меха.

– Who are you?{Кто вы? (англ.)} – удивился Линдмарк.

Мужчина молча шагнул внутрь номера прямо на него. И тут же без замаха ударил Томаса в живот. Удар был очень сильным и неожиданным. Линдмарк согнулся пополам и стал хватать ртом воздух. Незнакомец закрыл за собой дверь и запер ее на замок. Потом обернулся к скрючившемуся хозяину номера, схватил его за воротник пиджака, втащил в комнату и усадил на кровать.

– What do you want?{Что вы хотите? (англ.)} – еле выдохнул Томас.

– Для начала я хочу, чтобы ты вспомнил русский язык. Потом вспомнил меня.

А Линдмарк пытался поймать ртом воздух.

– В баре ты общаешься с барменом на русском, а со мной не хочешь? Ну, тогда я буду бить уже по лицу.

– У меня дипломатический паспорт, – поспешил остановить незнакомца Томас.

– Но ты же знаешь, что бьют не по паспорту, а по роже. Или в твоем родном Таллине не знали об этом? Кстати, в Таллине тебя знали как Хейнара Лило, в Париже, когда тебя задержали, ты представился финским гражданином Пеккой Рахунненом, а теперь ты Томас Линдмарк. Да к тому же с дипломатическим паспортом.

– Паспорт настоящий.

– Но только ты не дипломат. Среди сотрудников посольства в Москве и консульства в Петербурге нет человека с такой фамилией. В Париже ты сообщил на допросе много интересного, за что получил условный срок. Но если арабы узнают, кто их сдал…

Линдмарк молчал, уже вспомнив этого человека. Во Франции он присутствовал при первом допросе, когда Хейнара, а тогда уже Пекку, задержали в аэропорту Орли. Присутствовал, но вопросов не задавал. Вероятно, именно он и руководил тогда всем.

– Что вы от меня хотите теперь?

– Хочу, чтобы ты сказал, где находится Ван Гог и кто организовал похищение картины.

– Какой Ван Гог?

– А разве не ты приходил к Надежде Черкашиной, представившись сотрудником Интерпола?

Линдмарк задумался. Хотел было объяснить, что произошла какая-то ошибка, его с кем-то спутали, но не стал.

– Я знаю только одно, – сказал он. – К картине имел интерес один большой человек из России. Я даже не могу назвать его имени.

– И не называй, я не настаиваю. Просто кивни. Багров?

Томас кивнул.

– Где он сейчас?

– В этом отеле. У него пентхаус на крыше.

– Проводишь?

– Вы хотите, чтобы меня убили? Там вооруженная охрана.

– Мы будем отстреливаться, – без тени улыбки произнес незнакомец. – Тебе дать парабеллум?

– Не надо меня запугивать. Я же и так все рассказал.

– Кто вынес картину из квартиры Черкашиной?

– Даже не представляю. Я вообще, пока вы не сказали, не знал, что ее украли. Мне поручили вывезти Ван Гога в дипломатической почте.

– Кто в консульстве должен был оформить документы на груз?

– Не знаю. Мне их Багров обещал передать.

– Так ты не хочешь к нему подняться?

Томас затряс головой.

– Ну, ладно, придется идти одному, – вздохнул незнакомец и направился к двери.

– Мы с ним сегодня обедали вместе, – «вспомнил» Линдмарк, – он должен был вечером быть на какой-то встрече.

– Чуть не забыл! – воскликнул незнакомец и снова подошел к Линдмарку. Тот на всякий случай поднял руки, локтями прикрывая лицо.

– У тебя же есть номер телефона Багрова. Давай-ка твой мобильник…

Линдмарк достал из кармана аппарат и отдал, подсказав:

– Он записан как «бюро переводов».

– Через пару часов верну, так что жди меня, – буркнул незнакомец. Затем вышел из номера.

Едва дверь захлопнулась, Линдмарк быстро подошел к стационарному аппарату и набрал номер портье.

– Я хотел бы заказать такси до аэропорта. Нужно срочно. Прямо сейчас спускаюсь.

Томас опустил трубку на рычаг, подошел к шкафу, достал из него небольшой дорожный чемодан и начал швырять внутрь свои вещи. Перед тем как застегнуть молнию, вынул из бокового отделения свой второй мобильный телефон и набрал номер.

– Это я, – произнес он в трубку, – срочно надо уехать, так что завтра вам придется обойтись без меня… Хорошо, хорошо, я понял, пусть сумма будет меньше. Просто у меня дома неприятности, я могу потерять больше… Через три часа рейс до Стокгольма… Я бы не хотел сегодня… О’кей! Если сумеете довезти меня до аэропорта и посадить на самолет, тогда согласен.

Он повесил трубку, застегнул чемодан, в последний раз оглядел номер. Закрыл дверцу шкафа и тут же ударил ее ногой.

– Курат! Тибла!{Черт! Русское быдло! (эст.)}

Холмогоров встал с постели, натянул брюки и вышел в гостиную. Ната сидела на огромном диване, поджав по себя ноги и держа в руках планшетник.

– Ну, отозвался кто-нибудь? – спросил он.

Девушка кивнула.

Саша подошел и сел рядом. Взглянул на монитор и увидел английский текст.

– О чем хоть пишут?

– Японец предлагает сто шестьдесят пять. И если нас устраивает сумма, готов до конца недели прилететь лично. Но до того времени его эксперт должен подтвердить подлинность полотна.

– Только одно сообщение?

– Нет. Американец предложил сто шестьдесят.

– Отпадает, – махнул рукой Саша, – пять миллионов на дороге не валяются.

– Вот и я так думаю, – согласилась девушка. – Однако американец наверняка готов накинуть. Даже спросил, куда может приехать его агент, который сейчас находится в Петербурге. И я ответила, что если тот в Петербурге, то сделку можно совершить хоть сегодня. Правда, при этом стоимость картины увеличивается на пять миллионов, потому что есть интерес и у других коллекционеров.

На экране появился новый текст.

– Еще какие-то новости? – поинтересовался Холмогоров.

– Погоди…

Ната молча прочитала послание. А потом, посмотрев на Сашу, стала переводить:

– Если картина находится в Петербурге и вы готовы… то есть мы готовы… ее продемонстрировать, то агент подъедет сегодня и осмотрит ее. В случае, если холст не поврежден и состояние лакокрасочного слоя тоже, то покупатель готов увеличить предлагаемую им сумму на пять миллионов. Ответ надо дать немедленно, потому что агент должен улететь сегодня же.

– Сейчас начало десятого, – напомнил Саша, – когда он еще прилетит… Пиши, что мы согласны, и укажи телефон для связи.

– Успокойся, у меня есть опыт общения с такими людьми. А ты оденься пока.

Холмогоров отправился в душ. Стоял под струями, и его трясло от напряжения: сколько еще времени ждать, когда переведут деньги – день, два, неделю? С ума сойти – сто шестьдесят пять миллионов! Пусть десять дней, но когда они пройдут, случится что-то невообразимое: у него будет все, чего только можно пожелать, любая мечта станет реальностью – потому вокруг будет целый штат волшебников, ждущих его приказаний… Десять дней! Какими они будут долгими! А может, на все уйдет неделя?