Анатолий Безуглов - Змееловы

Треснувший флакончик, в котором первоначально хранился змеиный яд, никак не свидетельствует о вине Азарова. Подумайте только, зачем надо было преступнику пересыпать яд из одного флакончика в другой, точно такой же? То, что на нем имеются отпечатки пальцев только Азарова, вполне понятно: работа с сухим ядом производится в хирургических перчатках, через которые, как известно, — защитник повернулся к Холодайкину, — следы оставить нельзя. Естественно, переложив сухой яд в целый флакончик и спрятав последний в сейф, Азаров снял перчатки и выбросил пустую ненужную стекляшку голыми руками.

Теперь мы рассмотрим два факта, которые являются краеугольными в фундаменте обвинения. Откуда появились у Азарова вышеупомянутые триста рублей и его попытка нарушить меру пресечения. Азаров, которому гражданка Гриднева-Рославцева дала на сохранение вышеупомянутую сумму, а нам теперь ясно, что для нее это небольшие деньги, по чистоте душевной хотел выяснить то, что попыталось сделать следствие запросом в советское посольство в Италии. — Шеманский бросил взгляд на Холодайкина. — Он не хотел впутывать в историю несчастную, запутавшуюся в своей личной жизни молодую женщину, ибо для него она была Гриднева, со своей сложной судьбой, пускай придуманной, но убедительно сыгранной. Что Азаров намеревался скрыться, опровергается тем, что он честно и открыто сказал следствию, куда и зачем собрался лететь на два дня. Более того, он тут же дал номер московского телефона Гридневой-Рославцевой. И если вначале недоразумение, связанное с телефоном, служило доказательством его, Азарова, вины, то теперь оно служит ярким доказательством его правдивости.

Товарищи судьи, я не хотел особо останавливаться на показаниях свидетеля Клинычева. Но так как обвинение строит свои выводы в большей своей части на них, я вынужден уделить им внимание. На предварительном следствии гражданин Клинычев первоначально ни словом не обмолвился о деньгах, взятых у Азарова и, кстати, еще не возвращенных ему. (Все присутствующие в зале смотрели на Клинычева, лицо которого то бледнело, то покрывалось густой краской.) Он умалчивал о своем долге до тех пор, я подчеркиваю, до тех пор, пока дело о браконьерстве, в котором гражданин Клинычев проходит уже как подследственный, не приняло серьезный характер. Становится понятным, какие мотивы побудили его в ходе предварительного следствия представить моего подзащитного в невыгодном свете как человека и как бригадира, потому что бригадиром в это время был он, Клинычев. Его показания, что он видел у Азарова крупную сумму денег, высказаны им робко и под нажимом неблагоприятных обстоятельств. Это я прошу обязательно учесть. Клинычев сказал правду. Но правду не для истины. Правду, которая заведомо бросает тень на Азарова. Я не беру на себя ответственность утверждать, что Азаров идеальный человек. Так, видимо, нельзя сказать ни о ком. Да, у него есть свои недостатки. Но это частные стороны характера. Но, как подсказывает жизнь и поступки Азарова, о нем можно сказать: он честный, справедливый человек, имеющий недостатки. А показания Клинычева направлены на то, чтобы сказать: да, Азаров плохой человек, но у него есть свои отдельные хорошие стороны. Вот в чем кроется смысл показаний свидетеля Клинычева.

Товарищи судьи! Все доводы обвинения против Азарова не дают основания для вывода о доказанности вины моего подзащитного. Азаров понимает, что невиновный человек не может быть осужден. И этим порождено то внешнее спокойствие, с которым он держится на судебном заседании. Но, несмотря на это кажущееся спокойствие, было бы неправильно утверждать, что он без волнения ждет вашего приговора. Он не может не испытывать волнения. Ведь на предварительном следствии он также был убежден в своей невиновности, тем не менее не смог убедить в этом следователя и был предан суду. Но он верит, а вместе с ним верю и я, в то, что правда восторжествует. Эта вера, эта надежда ни на минуту не покидает нас здесь, в этом судебном зале. Вашим оправдательным приговором вы, товарищи судьи, не только вернете ему честное имя и свободу, но и укрепите его веру в торжество правосудия. О таком оправдательном приговоре я и прошу.

Защитник Шеманский, слегка поклонившись в сторону судейского стола, сел.

Чижак, с гордостью внимавший адвокату, забывшись, зааплодировал. На него зашикали, и Веня смущенно умолк. Судья Паутов бросил недовольный взгляд в зал.

— Предоставляется последнее слово подсудимому, — сказал он, когда снова наступила тишина.

Степан приподнялся и произнес всего одну фразу. От волнения у него срывался голос:

— У меня были ошибки в жизни и в работе, как наверное, у каждого человека, но поверьте мне, — он приложил руку к груди, посмотрел на судей открыто и прямо, — я не виновен.

Заседательница Савельева почему-то опустила глаза.

Председательствующий Паутов, поправив пустой рукав, выбившийся из кармана, бесстрастно, как автомат, провозгласил:

— Суд удаляется на совещание.

В зале задвигали стульями. Холодайкин положил очки в футляр, спрятал во внутренний карман пиджака и стал степенно, не торопясь собирать бумаги, не удостоив даже взглядом своего противника. Товарищи Степана бросились к двери, выстроились стенкой: милиционеры выводили Азарова. Анна Ивановна, не удержавшись, смахнула слезу и, пытаясь улыбнуться, кивнула Степану. Он, проходя мимо своих друзей, угрюмо бросил:

— Теплую одежду не прихватили?

— Потом, потом, — легонько подтолкнул его в спину милиционер, стараясь скорее пройти через строй людей.

В зале остались только секретарь суда и сиротливо сидевший Клинычев. Все потянулись в коридор, закурили. Заговорили о деле. Потом, спохватившись, Анна Ивановна воскликнула:

— Как же быть с теплыми вещами для Степы?

— Я съезжу, — с готовностью отозвался Пузырев. — Машина тут.

— Будь добр, Вася, сделай такое дело! — попросила Кравченко. — Постой! А как же быть с поездом? Ты успеешь встретить замдиректора?

— Подброшу Степины вещи — и на вокзал, чего там, — рассудил шофер.

— Вот напасть! — растерялась Анна Ивановна. — А, ладно. Езжай сначала на базу.

— Я мигом. Успею, — успокоил ее Вася и бросился к выходу.

Шеманский плавной походкой подошел к змееловам, стоявшим отдельной группой.

— Что же будет? Неужели засудят? — с ужасом повторяла Зина.

— Ну, ваше мнение? — с надеждой обратилась к защитнику Анна Ивановна.

— Будем надеяться, — уклончиво ответил тот. — Как говорится, мы предполагаем, а бог располагает. — Шеманский с достоинством огляделся, нет ли поблизости Холодайкина. — Скажу я вам, друзья, обвинение построено на песке. Бездоказательно! Элементарно. Впрочем, вы сами уловили это после его речи.

— И все же? — пытала его Анна Ивановна.

— В любом случае есть еще областной суд, Верховный суд республики. Надо будет, дойдем до Верховного суда, до Генерального прокурора.

— Значит, вы допускаете… — вздохнула Кравченко.

— Уважаемая Анна Ивановна, Фемида — дама с завязанными глазами. — Шеманский развел руками. — Вы знаете, что меня поразило? Здесь, в этой дыре, в ресторане подают красную икру! В Москве уже много лет не видел красной икры…

— Мы для вас достанем сколько хотите, — встрял в разговор Чижак.

— Мне бы ваши заботы! — Анна Ивановна хрустнула пальцами. — Скорей бы все кончилось.

— В случае успеха… — Жрец Фемиды галантно шаркнул ножкой, — вечером приглашаю в «Кедровый орешек». Так, кажется, называется здешний ресторан-люкс? — Шеманский лукаво улыбнулся. — Мой счастливый соперник, я имею в виду вашего супруга, далеко, и мы, — он заговорщицки подмигнул членам бригады, — сохраним все в тайне.

— Зато другой ваш несчастливый соперник скоро прибывает в Талышинск. — Анна Ивановна посмотрела на часы. — Если Вася не успеет его встретить, скандал будет грандиозный. — Она вздохнула.

— К нам едет ревизор? — полусерьезно-полушутливо спросил адвокат.

— Что-то вроде этого. Замдиректора института, профессор. — Анна Ивановна нервно закурила. — Да, как говорится, пришла беда — открывай ворота. Эта пропажа яда всколыхнула весь институт. Меня засыпали телеграммами, предписаниями, требуют объяснений, докладных… Ворох бумаги уже исписала. Замдиректора предлагает закончить работу и расформировать бригаду. Еле уговорила подождать до окончания суда. А теперь уже закроют экспедицию наверняка. Весь труд впустую… Я уж только об одном мечтаю — лишь бы со Степаном все обошлось.

— Надежда — парус успеха, — философски заметил Шеманский и, подхватив под руку Чижака, отвел его в сторону: — Ну-с, мой юный друг, как дела?

Дарья Александровна Давыдова, нетерпеливо прохаживающаяся неподалеку, поспешила к Шеманскому:

— Гражданин аблакат…