Юлия Алейникова - Свадьба по-английски

– Благодарю. Мисс Осокина?

– Я видела горничную в холле второго этажа сразу после завтрака. Она направлялась в другой конец коридора, больше я ее не видела. Я в этом почти уверена, – несколько неприязненно произнесла девушка на очень чистом английском.

Инспектор и раньше обратил внимание, что английский этой блондинки почти безупречен, ее речи был свойствен едва заметный приятный акцент, и только.

– Я даже не уверен в том, как она выглядит, – хмуро прогудел русский олигарх. – У меня нет времени рассматривать горничных.

– Может, вам поможет ее фото? – холодно обратился к нему инспектор, доставая из кармана фотографию, которую констебль получасом раньше обнаружил в комнате пропавшей горничной.

Мистер Ползунов взглянул мельком на фото, передернул плечами и сунул карточку обратно инспектору.

– А вы, молодой человек? – обратился Гейтс к молодому парню, сидевшему на диване рядом с сестрой и матерью.

– Я ее помню. Застал пару раз, когда она старательно протирала ручки дверей, – насмешливо проговорил Денис.

– Вы имеете в виду, что она подслушивала чьи-то разговоры? – решил уточнить на всякий случай инспектор.

Парень лишь многозначительно повел бровями.

– Когда это было?

– Пару дней назад. Я специально не запоминал. А что касается вчерашнего дня, я видел ее за завтраком и позже на втором этаже, когда мы с сестрой встретились возле комнаты родителей, хотели пригласить маму на прогулку.

– Хорошо. Я попросил бы вас задержаться ненадолго после окончания общей беседы.

– Слушаюсь, инспектор, – наигранно бодро ответил юноша. Он до сих пор не мог простить английской полиции ареста сестры.

Инспектор Гейтс окинул собравшихся очередным, исполненным неприязни взглядом, собираясь отпустить их восвояси, когда наткнулся на два светлых, распахнутых голубых глаза, глядящих на него с почти детской наивной доверчивостью.

– Леди Сент-Джон, – нерешительно кашлянул инспектор, – вы не припомните горничную, такая кудрявая шатенка... – невразумительно пролепетал он, пытаясь прикинуть степень маразма, несомненно, овладевшего столь древним созданием.

Бани моргнула длинными клееными ресницами и проворковала своим высоким, чистым, девчоночьим голоском:

– Вы говорите о малютке Эмили?

Бани сидела в своем перламутровом кресле, опустив подбородок на сплетенные пальцы рук, что, несомненно, гармонировало с выбранным ею сегодня образом. Пышные завитые кудри длинными локонами спускались на ее худенькие плечи. Макушку украшал бархатный желтый бант, богатая вышивка тянулась по вороту и манжетам воздушной канареечного цвета блузки с пышными рукавами, широкие шелковые брюки ниспадали на изящные крохотные туфельки на довольно высоком каблуке. Вероятно, так должна была бы выглядеть Мальвина в глубокой старости.

Инспектор, с некоторым недоумением изучавший этот прелестный, несколько увядший бутон, согласно кивнул.

– Эмили подала мне завтрак, потом помогла с туалетом. Чуть позже, когда отправилась на прогулку, я слышала, как дорогуша Мардж отчитывает ее за что-то. К сожалению, я не смогла точно разобрать, за что. – Бани смущенно улыбнулась Мардж, словно извиняясь за плохой слух. – Потом я задержалась в холле, попросила мисс Пейн прислать мой плед в сад и случайно слышала, как лорд Бредфорд орал на Эмилию где-то вдалеке, возможно, в гобеленовой. Когда я приехала туда, их уже не было. Ричард, дорогой, что вас так расстроило? – Бани сложила бантиком морщинистые, накрашенные яркой розовой помадой губки и невинными глазками уставилась на лорда Бредфорда.

Достойный потомок английской аристократии налился багрянцем и процедил сквозь зубы: «Старая макака».

Все присутствующие тут же отвернулись от лорда, ужасно заинтересовавшись пейзажем за окном. Последние несколько дней лорд Бредфорд несколько утратил приличесвующий джентльмену стиль поведения и частенько срывался в самые неожиданные моменты, но сегодня он явно превзошел себя.

Впрочем, Бани, кажется, не расслышала этого оскорбительного замечания, а просто продолжила, глядя на него все тем же светлым, лучистым взглядом, который Юлия сочла высшим пилотажем, уже предвкушая, как милая старушка поквитается с этим отвратительным хамом.

– Ах, нет, кое-что я слышала! – И, всплеснув своими маленькими ручками, она обернулась к инспектору. – Проклятый склероз! Ричард просил ее зайти к нему ночью, наверное, плохо чувствовал себя, бедняжка, а девочка, кажется, забыла. Нет, нет! Вспомнила! Там что-то случилось с животным, кажется, с козой, нет, с козлом, – поправляла сама себя Бани, прилагая отчаянные усилия в попытках вспомнить чужой разговор.

Инспектор бросил взгляд на русских, миссис Ползунова давилась от смеха, едва сдерживая слезы, у остальных на лицах застыло выражение легкого недоверия.

– Да-да, инспектор. Теперь я совершенно точно вспомнила. Эмилия говорила о каком-то старом козле. Она была очень раздражена и отвечала крайне дерзко. – После этого баронесса с облегчением вздохнула, довольная собой.

Инспектор Гейтс был сражен, пока он растерянным взглядом обводил лица присутствующих, леди Бредфорд вскочила со своего места с горящими негодованием глазами, подскочила к мужу и залепила ему звонкую, хлесткую пощечину.

– В такой момент! С этой девкой! – После этого она обессиленно упала в объятия своего несостоявшегося зятя и зашлась в безудержных рыданиях.

– Это еще что за выходки? – вскочил с места лорд Бредфорд, красный, как рак, и злющий, как цепной пес, которому наступили на хвост.

Его глаза горели бешеным огнем, и если бы в зале не было инспектора, не исключено, что его жене не поздоровилось бы.

– Лорд Бредфорд, – громким, четким голосом проговорил Гейтс, – я прошу вас проследовать со мной в участок для дачи объяснений. – Голос инспектора звучал непреклонно, а взгляд не допускал препирательств.

Лорд Бредфорд вышел, едва сдерживая ярость.

Конечно, было бы гораздо проще переговорить со старым распоясавшимся повесой в замке, но инспектор Гейтс счел за лучшее изолировать главу почтенного семейства от остального общества, а особенно от его жены и леди Сент-Джон, дабы не получить к завтрашнему утру еще парочку трупов. Когда инспектор покидал гостиную, Бани тихо, безмятежно дремала в своем кресле. Но теперь эта естественная старческая слабость не вызвала в инспекторе безоговорочного доверия.

Джейкоб Хейли должен был подумать.

Джейкоб любил размышлять. Высаживая цветы, пропалывая клумбы, подстригая траву на лужайках, ему нравилось неспешно рассуждать о жизни, ее многообразии и непредсказуемости. Джейкоб Хейли вел жизнь тихую, незаметную, но сам он многое замечал и о многом думал. Он всегда был в стороне от настоящих событий. Вечный зритель.

У него не было друзей и близких родственников, и он не нуждался в теплых задушевных беседах. Для этого ему вполне хватало цветов и деревьев, а долгими зимними вечерами с ним всегда был верный старый Йен. Он ласково взглянул на кота и вернулся к каракулям на дорожке.

Да, никогда раньше судьбы живых людей не зависели от Джейкоба Хейли. И поэтому он хотел особенно тщательно все продумать, прежде чем вмешаться в естественный ход жизни. Он долго тянул, и вот что из этого получилось.

Сейчас он сидел под окном собственной кухни в своем выцветшем на солнце комбинезоне и клетчатой фланелевой рубахе на старой, наполовину ушедшей в землю скамейке и ковырял прутиком землю перед собой. Перед домом стояли ящики с цветущей рассадой примулы, наперстянки и манжетки, гудели шмели, перелетая с соцветия на соцветие, их маленькие мохнатые спинки то появлялись, то исчезали среди лепестков. Старый худой кот грелся на пороге, подставляя солнцу то один, то другой бок. В природе царило привычное умиротворение летнего полдня. Хорошее в этом году выдалось лето. Теплое и сухое. Короткие теплые дождики заканчивались, едва успевая прибить пыль на садовых дорожках, оставляя на память о себе высокие сияющие радуги. На огороде завязались первые крохотные огурчики. Смородина наливалась спелостью, а в лесу уже отходила земляника.

Джейкоб думал о том, почему люди, живущие в этом чудесном цветущем мире, совершают такие ужасные вещи. Он не мог понять, как случилось, что в их когда-то светлых и невинных душах накопилось столько зла. Ему было до слез жаль их, он очень хотел им помочь, но не знал как. А теперь ему придется сделать то, чего он никогда раньше не делал. Ему придется вмешаться.

Но надо все обдумать, ничего не забыть, чтобы не навредить, не обидеть, не ошибиться. Он сидел и вспоминал разные мелочи. Сначала он думал, это случайности. Он не хотел придавать им значения. Но потом их становилось все больше. Взгляды, случайные сценки, которые он замечал, выдирая сорняки на газоне, или подсаживая цветы на клумбы, или просто проходя по саду и парку. Он так долго жил здесь, что стал сливаться с окружающей его природой, превращаясь в сказочного эльфа, невидимого людскому глазу, но внимательно наблюдающего за их суетливой толкотней. Он думал, что все решится без него. Ведь в полиции работают такие умные, способные люди, они обязательно все поймут, но нет. Время шло, и все становилось только хуже.