Наталья Александрова - Ключ Гермеса Трисмегиста

– Ты не очень удивлен, – усмехнулся светловолосый, аккуратно свинчивая глушитель с пистолета и убирая его в карман, – ты ведь ждал помощи.

«Не от тебя», – подумал рябой, он очень не любил этого человека.

Надо сказать, светловолосый платил ему той же монетой.

– Меня прислал господин Председатель, – заговорил светловолосый после некоторого молчания, насмешливо наблюдая, как рябой пытается распутать цепь на ногах и как плохо у него это получается со скованными руками. – Господин Председатель очень недоволен тобой, – продолжал светловолосый, – он дал тебе задание, а ты не выполнил его.

– Я уже почти достиг цели, – возразил рябой, ощутив, что цепь поддается, – я знаю, у кого находится амулет.

– Ты знал это еще в Италии, – возразил светловолосый, – прошло столько времени, и ты ничуть не приблизился к решению проблемы. Ни на шаг.

– Это ты так думаешь, – возразил рябой.

– Так думает господин Председатель, – холодно проговорил светловолосый, – и он послал меня, чтобы я закончил то дело, что было поручено тебе. У тебя был шанс потрудиться на благо нашего общего дела, ты его упустил, теперь моя очередь, у меня это получится лучше.

– Ну да, – протянул рябой, – ты же родился и вырос в этой стране и только потом пришел к нам…

– Это неважно, – перебил светловолосый, – я закончу дело, тебе же надлежит явиться к господину Председателю, он сам скажет тебе, что будет дальше.

Рябой вспомнил виллу неподалеку от Неаполя, и тенистый сад, и каменный грот, и неживой, совершенно равнодушный голос, который разговаривал с ним, и свою помощницу, которая рухнула с резной скамьи на каменные плиты с пулей в затылке.

Смуглый человек с лицом, похожим на сильно попорченную временем античную маску, еле заметно вздохнул. Он знал, чем закончится его встреча с господином Председателем.

Однако он ничего не сказал, только деловито распутал цепь и встал, наклонив голову.

– Пусть будет так, – сказал он, – помоги мне снять наручники, и я расскажу тебе все, что знаю про ключ… Ты ведь понимаешь, как важно расшифровать текст Изумрудной скрижали до того, как звезды расположатся определенным образом?

– Не нужно говорить об этом здесь! – встрепенулся светловолосый. – Хоть я и очистил это место от мелких бандитов, – с этими словами он презрительно кивнул на труп Рафика Самвеловича, – все же не нужно говорить об этом здесь. Я не собираюсь тебя убивать, у меня не было такого приказа.

– Еще бы, в таком случае тебе просто не нужно было ничего делать, этот надутый индюк убил бы меня сам, – рябой пнул ногой тело и направился в угол, где лежал труп коренастого.

Он обшарил его карманы и перевернул тело так, чтобы оно оказалось ближе к столу, возле которого валялись осколки чашки тонкого костяного фарфора.

– А, вот он, ключ от наручников! – обрадованно проговорил рябой, вместе с ключом незаметно захватывая самый острый осколок. – Черт… помоги мне! – Он протянул скованные руки.

Светловолосый усмехнулся и взял ключ, сунув пистолет в карман. Как только с рук рябого упали наручники, он в ту же секунду вонзил осколок в глаз светловолосому. От неожиданной дикой боли тот взвыл и промедлил чуть-чуть. Этого хватило рябому, чтобы вырвать у него из кармана пистолет и выпустить в него три пули.

Светловолосый упал, тело его дернулось и затихло. Рябой наклонился, внимательно вглядываясь в единственный целый глаз трупа. Все было тщетно, светлый глаз подернулся дымкой, ничего не отражая. Без специальной подготовки зеркало Мертвеца не работает.

Человек с лицом попорченной временем античной маски вздохнул и выпрямился.

– Вот так вот, – тихо сказал он, – я это дело начал, я его и закончу. А с господином Председателем я разберусь сам. Победителей не судят.

Крадущимися шагами он вышел из комнаты. У двери с той стороны валялось тело еще одного охранника. Он, обойдя весь цех, очутился на заводской территории, никого не встретив, свернул не к главному входу, а вбок, проплутал между еще какими-то цехами и вышел через пролом в стене в помещение, которое использовалось, видимо, под гараж. Стояло там несколько машин, один микроавтобус. Мужчина в промасленном комбинезоне копался в моторе джипа, а тот самый смуглый бритый парень, что грозил скормить рябого крысам за убийство брата, сидел, развалившись на старом сиденье от машины, и чистил ножом ногти.

Увидев рябого, он вскочил на ноги и схватился за пистолет. Но не успел, рябой всадил в него пулю и уложил наповал.

– Отправляйся к брату, – прошипел он и заметил краем глаза, как работяга в промасленном комбинезоне крадется к нему с тяжелым гаечным ключом.

– Не надо, – серьезно сказал рябой, – не нарывайся.

Работяга бросил ключ, руки его тряслись.

– В багажник, – сказал рябой и указал глазами, в какой.

Работяга послушно выполнил команду. Рябой закрыл багажник.

– Ничего, – сказал он, – ты умелец, выберешься быстро. Но пока посиди тихо.

Из глубины заводского помещения послышались крики и выстрелы – люди Рафика Самвеловича обнаружили трупы. Человек с лицом, похожим на попорченную временем античную маску, сел в тот самый внедорожник и выехал из гаража.

Несмотря на то, что безумно устала, Вера долго не могла заснуть, а когда наконец заснула, ее затянуло в воронку тяжелого, странного сна.

Ей снилось, что она идет по длинному, мрачному коридору со сводчатым потолком. Идет все быстрее и быстрее, потому что знает, что за ней по пятам гонится кто-то страшный, кто-то безжалостный и неумолимый.

И вдруг коридор заканчивается, уткнувшись в глухую кирпичную стену. Вера понимает, что опасность приближается, и начинает от безысходности колотить кулаками в стену.

И вдруг стена рушится под ее ударами, и Вера оказывается в огромном, просторном музейном вестибюле.

Она видит впереди широкую, изогнутую двойной дугой мраморную лестницу и внезапно осознает, что находится в Эрмитаже, перед парадной Иорданской лестницей. Только в этом Эрмитаже ее сна нет ни души, и вестибюль, и лестница совершенно безлюдны.

И тут этот сон обрывается и без перерыва начинается другой.

На этот раз Вера пробирается через глухой, темный ночной лес. За ее одежду цепляются колючие ветки кустов, они царапают ее лицо, но Вера стремится вперед, потому что позади она слышит треск ломающихся ветвей и угрожающее рычание огромного зверя…

Она раздвигает ветки и вдруг оказывается на поляне, залитой лунным светом. И там, на поляне, стоит невзрачная избушка.

Вера подбегает к этой избушке, дергает дверь, врывается внутрь…

И оказывается в зале музея.

Вокруг нет ни души, только бесчисленные статуи, мраморные боги и герои античности окружают Веру молчаливой толпой.

– Эрмитаж! – говорит один из мраморных богов.

На этот раз Вера проснулась.

Она открыла глаза, села в постели.

Судя по освещению, было уже не утро.

Во рту было сухо и горько, как в пустыне, голова болела, в висках бухало.

Вера потянулась за будильником, но увидела, что он остановился.

Тогда она нашарила на прикроватной тумбочке пульт от телевизора и включила канал, где показывали время.

Оказалось, что она проспала до двух часов пополудни, чего с ней никогда прежде не случалось. По телевизору показывали городские новости, и как раз речь шла о выставке, открывшейся в Эрмитаже.

Вера насторожилась.

Она вспомнила свой сон, в котором все время оказывалась именно в Эрмитаже…

– В Эрмитаже сегодня открылась привезенная из Египта в рамках культурного обмена выставка знаменитых аюмских барельефов, – вещал диктор за кадром.

А на экране показывали мраморные плиты с рельефными изображениями. Вдруг Вера увидела очередную плиту, и ее сердце неожиданно застучало с перебоями.

На этой плите были высечены не изображения людей и животных, а таинственные значки.

Вера уже видела такие значки – на тех гравюрах, которые показывал ей Ипполит…

А среди этих значков, как и на гравюрах Ипполита, были разбросаны изображения фантастических существ. Многоногих, многоголовых созданий…

– Не может быть… – прошептала Вера, – этого просто не может быть!

Но тут же взглянула на амулет, что лежал на тумбочке возле кровати, и поняла, что все правда. Не она ли сама вчера убеждала Ипполита, что все будет хорошо, у них все получится, что все не случайно и не может закончиться ничем. И вот, во сне ей дали понять, как нужно действовать дальше.

На экране телевизора давно уже говорили о спорте, но у Веры перед глазами стояла плита с барельефами.

У нее не было никаких сомнений – это была еще одна копия знаменитой Изумрудной скрижали…

С утра Кирилл Светлицкий, как обычно, просматривал сводку происшествий, случившихся за ночь. Его внимание привлекли строчки: