Анатолий Безуглов - За строкой приговора

- Держи! Держи! Грабят!

Вырвав портфель, Рыжий побежал к забору, за которым его дожидался Володя.

- Раз!

Портфель, перевернувшись в воздухе, полетел за забор. Володя подхватил его и, спрятав под пальто, побежал со всех ног. Неподалеку заверещал свисток.

- Караул! Грабят!

Скорей, скорей! Вот то самое место, где его должен ждать третий. Почему его нет?

Володя перескочил через канаву, свернул на тропинку и... попал прямо в руки милиционера.

Несколькими минутами позже был задержан и Колька.

Не везло Сашке последнее время!

А через час, забившись в угол камеры предварительного заключения КПЗ, Володя уже читал переданную ему записку: "Честно признавайся, что налет организовал ты, а Рыжий только помогал. И не вздумай Сашу приплетать. Ведь не было Саши. Понял? Твой брат".

По недосмотру работников милиции он и Колька оказались в одной камере. На час, но и этого было достаточно.

- Записку получил?

- Ну?

- Нне психуй. Мне за рецидив десятку дадут, а ты ккак-нибудь обойдешься. А Сашку путать ни к чему, сам знаешь... Так и гговори: "Родных не имею, места жительства не имею..." Со мной на станции снюхался и ппредложил идти на дело. Я о-отказывался. А ты угрожал, что, если не ппойду, плохо будет. Ппонял?..

- Гады вы все...

Однако на предварительном следствии Володя так и показал. А в душе копошилось сомнение: разве это и есть воровская дружба?

Чувствовалось, что следователь, пожилой толстый человек с одышкой, не верит ни одному его слову.

- Таким образом, вы утверждаете, что приехали в город пятнадцатого?

- Да.

- А откуда вы узнали о том, что Глуз выиграл?

- Из газеты.

- Где вы ее взяли?

- Прочел на витрине у вокзала.

- Так, хорошо. А за какое число была эта газета?

- Не помню.

- Я вам напомню. Заметка была напечатана в газете за шестое число. А газеты на витрине меняются каждый день...

- Ну, прочел не на витрине.

С каждым ответом Володя запутывался все больше и больше. Поняв это, он вообще отказался давать показания.

- Я свою вину признал и больше отвечать ни на какие вопросы не буду.

- Ваше право. Но зря. Мне кажется, что во всем этом деле замешана чья-то другая, более опытная рука...

Но Володя был уже не тем мальчиком. Воровская жизнь не могла пройти бесследно...

- Вы, гражданин следователь, бросьте на мою психику давить. Хотите большое дело состряпать? Не выйдет...

Следователь доложил о ходе дела своему начальнику. Тот полистал протоколы допросов свидетелей, прочел показания обвиняемых.

- Все в порядке. Передавайте в суд.

- Но вот тут некоторые неясности...

- Не вижу никаких неясностей.

Дело пошло в суд... И вернулось на доследование. Снова допросы - снова отказ давать показания. Следователь постоянно сталкивался с озлобленным упорством обвиняемого.

- Ничего не добьетесь, ничего, - говорил Володя.

И вновь дело, увеличившееся на несколько десятков листов, было отправлено в суд. Теперь оно обратно уже не вернулось...

Суд осудил Сысоева на три года лишения свободы.

В тюрьме ему вручили передачу: папиросы и пакет с яблоками - "подарок" Силы за свою свободу.

* * *

Отрываются один за другим листки календаря. День сменяется днем, месяц - месяцем. Весна. Осень. Зима. Снова весна.

Амнистия!

Ребята в исправительно-трудовой колонии в тот день не работали и не учились. Многие из них завтра покидали колонию. Среди освобожденных был и Владимир Сысоев. В колонии он пробыл два года.

Как сейчас, помнит Владимир первый разговор с воспитателем Василием Прокофьевичем.

- Какую профессию хочешь приобрести, Сысоев?

- А я уже имею.

- Какую же?

- Вор-карманник.

- Ну, на эту специальность спроса в нашем государстве нет. Придется переквалифицироваться...

Нет, "переквалифицироваться" Владимир тогда не собирался. Упрямым был.

Много хлопот доставил он своим воспитателям, ох как много! А специальность все-таки приобрел. Столяр четвертого разряда.

* * *

Северная дорога. Под толстым пластом уже подтаявшего снега - болота. Вдоль железнодорожного полотна - стена леса.

Деревья почти без ветвей, плотно прижались друг к другу, разве только руку меж стволами просунешь. Время от времени сине-зелеными пятнами проносятся массивы елей, реже - сосен.

Холодно, неуютно там, за окнами вагонов. Ранняя весна или поздняя зима? Не поймешь...

Два года назад Владимира по этой же дороге везли в арестантском вагоне в колонию. Тогда была осень, и этот же лес манил своими яркими зелеными, красными и желтыми цветами...

Телеграммы матери он не давал. Из писем знал, что отец вот уже год, как уехал и не подавал о себе никаких вестей. Значит, теперь она одна. Оно и к лучшему.

Вспомнил отца, потом Сашку... Ненависть к этим двум людям жила в каждой частице его существа.

А мать уже старуха. Последнее время уборщицей в школе работала. Тяжело ей одной приходится.

На одной из станций его окликнули:

- Вовка! Зздорово, кореш!

- Рыжий!

Действительно, перед ним Колька Рыжий, похудевший, с еще более вытянутой, чем обычно, шеей.

- У-угощайся, без монеты купил, - протягивает он Владимиру курицу.

- Нет, спасибо.

- Ккуда направляешься?

- Домой, конечно.

- А ппотом?

- Куда же потом? На комбинате работать буду.

- Ппродался, значит.

Владимир вместо ответа берет его руки, сжимает в своих.

- Ты свои грабки видел?

Несмотря на сопротивление, он подносит ладони Кольки к его лицу.

- Ппусти.

- Видел? Грабки вора. А вот мои!

Перед лицом Кольки две мозолистые ладони.

- Рабочие грабки. Так-то... Запомни это и Сашке при случае передай. Не трожьте меня, а то этими вот грабками придушу!

А на следующей станции в вагон ввалилась группа юнцов в ватниках.

- Где эта шкура?

- Спрятался!

Владимир почувствовал, как краска отливает от щек. Нащупал рукой столовый нож: дешево не возьмете!

Но тут с полки соскочил амнистированный, которого в вагоне звали Пашкой. Громадный, лохматый, меднолицый. Набычившись, рявкнул:

- Чего надо? Мотай отсюдова.

- Ты, дядя, потише. Тебя, видать, жареный петух еще в задницу не клевал. Гляди, успокоим...

- Что?!

Пашка схватил одного из мальчишек за шиворот, повернул к себе спиной, ударил под зад, тот кубарем вылетел на площадку. Бешено заорал:

- Вон, шестерня! Чтоб духу вашего здесь не было!

Ругаясь и угрожая, мальчишки ушли. А Пашка, повернувшись к Владимиру, отдуваясь, сказал:

- Ты, парень, своей линии крепко держись. А шпаны этой не бойся. В случае чего - ко мне. Понял?

В поселок поезд пришел рано, в четыре часа утра. Владимир вышел на перрон, огляделся. Не спеша перешел железнодорожный мост. Первомайская улица, улица Энгельса... поселковый Совет, потребсоюз... Вот он, дом буквой "Г". Одна половина - Нуримановых, другая - Сысоевых. Три маленьких окошка. На веревке от крыльца и до телеграфного столба развешано белье. Щеколда. Потянул за конец веревочки, спрятанной между двумя бревнами, и дверь открылась.

Скинул заплечный мешок, постучал согнутыми пальцами в дверь, из-за которой доносилось мерное тиканье ходиков.

Молчание.

Еще раз постучал, погромче.

- Кто там?

- Свои, мама...

Шлепают босые ноги. Со звоном падает крючок.

- Сыночек мой родненький, кровушка моя...

За самоваром - длинный и бессвязный разговор, обычная беседа между близкими людьми, которые не виделись годы. Мать расспрашивает про трудовую колонию, про воспитателей, друзей, а он рассказывает, то и дело перебивая вопросами:

- Николай Ахметович дома?.. А когда вернется?.. Не знаешь, на комбинате столяры требуются?..

В половине шестого мать ушла в школу. Владимир разделся и лег отдохнуть с дороги. Но не спалось. Голосисто кричал петух. Поскрипывая, проехала телега. Суетились скворцы.

Когда мать вернулась, вынул из мешка купленный в пути платок, набросил на худые плечи.

- Гостинец тебе.

Мать оглядела себя в зеркале.

- Хорош платок. Спасибо тебе, хозяин.

Она перебрала все его немногочисленные вещи. Выстирала и заштопала носки. Осмотрела со всех сторон ватник, нашла наконец прореху на подкладке и, щуря глаза под стеклами очков (раньше на носила!), зашила маленькими стежками.

- Вот теперь другой вид. Денег-то дать? Голяком, наверное, приехал?

Он, не торопясь, вспорол только что зашитую подкладку, достал из-под нее пакет.

- На, мама, до первой получки в хозяйстве пригодится.

- Ну и ну, - только смогла произнести Вера Николаевна. - Настоящий хозяин! Когда отдохнешь, ограду посмотри. Там две доски выломаны. Все руки не доходят...

- Хорошо, сегодня подправлю.

- Что так скоро? - удивилась она. - Сколько ждала - еще подождет. Не к спеху.

- Да я завтра пойду на работу устраиваться...

Материнские глаза пытливо смотрели на него. "Нет, не в отца, работяга".

* * *

Утром следующего дня Владимир был уже в отделе кадров комбината.