Юлия Алейникова - Лиссабон слезам не верит

Юля смотрела на нее, словно впервые видела эту женщину. Лишенная светского флера, макияжа и дизайнерской одежды, Наташа была больше похожа на мужчину. Ее огромные, сорок пятого, не меньше, размера ступни, обутые в черные кроссовки, выглядели пугающе. Трикотажные спортивные брюки обтянули крепкие мускулистые ноги. Если такой лягнуть, можно убить насмерть! Крупные руки с сильными длинными пальцами были сцеплены в замок. А ведь она на протяжении многих лет ежедневно тренировала их, набивая тяжелый баскетбольный мяч, от регулярных бросков в корзину ее плечевой пояс был прекрасно развит. Наташа была выше всех присутствующих в комнате мужчин на целую голову, шире в плечах и мощнее. Юле казалось, что при желании, не будь на ней наручников, Жердь могла бы легко расшвырять в разные стороны полицейских и даже высокого, крупного Жуана.

Лишенное макияжа лицо выглядело жестким и тяжелым. Крупный рот с бледными длинными губами, который обычно смотрелся соблазнительно и игриво, теперь выглядел злым и мертвенно-бледным. Светлые, соломенного цвета волосы, не уложенные и свалявшиеся под «балаклавой», делали ее похожей на скандинавского воина из «Старшей Эдды».

Юля смотрела на сидящую перед ней женщину, словно видела ее впервые. Наташа никогда не была ей симпатична, и Юля интуитивно избегала близкого с ней контакта. Она не хотела узнать Наташу получше или как следует разглядеть ее. Она бросала на Наташу поверхностные, скользящие взгляды, выхватывая из ее облика отдельные черты, не докапываясь до сути. А напрасно.

Дай Юля себе труд приглядеться к Жерди повнимательнее, возможно, они раскусили бы ее много раньше. Но Юле была присуща черта проявлять глубокий интерес лишь к делам близких или симпатичных ей людей. Ей всегда было чем занять свой ум помимо чужих проблем и праздного любопытства по отношению к окружающим. Юля вздохнула.

А вот Шерлок Холмс любил совать нос в чужие дела, поэтому, наверное, и был хорошим сыщиком, а не горе-любителем, вечно попадающим во всякие сомнительные переделки, с грустью размышляла она о собственных промахах.

Теперь, сидя в ярко освещенной гостиной по одну сторону стола с инспектором, Юля удивлялась степени своей слепоты и предвзятости суждений.

Она снова взглянула на инспектора. Старый служака, занудный, плохо воспитанный, скучный, но честный. И кажется, очень раздраженный всей этой историей.

Иметь дело с избалованными состоятельными сумасбродками инспектору удовольствия явно не доставляло. И он откровенно мучился от необходимости частого с ними общения.

Инспектор почувствовал Юлин взгляд и обернулся. Юля улыбнулась ему короткой извиняющейся улыбкой. Инспектор закатил глаза и отвернулся.

– Ну, что, донна Селести? Вам уже лучше? Вы готовы отвечать на вопросы? – обратился инспектор к Наташе, видя, что та уже вполне пришла в себя.

– Мне не о чем говорить. Обратитесь к моему адвокату, – зло выплюнула Наташа, глядя в глаза инспектору.

– Ну, что ж. А вы, месье Готьер?

Анри любезно улыбнулся инспектору.

– У нас один адвокат.

– Не сомневаюсь. Ведь вы с донной Селести старые друзья.

Анри еще раз улыбнулся, согласно кивая. Он выглядел на редкость спокойным. Закинув ногу на ногу, он положил на колено сложенные в замок руки и дружелюбно улыбался присутствующим. Просто душка, а не мерзавец, полчаса назад пытавшийся задушить подушкой спящего Василия.

– Разве дружба – это преступление?

– Нет. Дружба, безусловно, нет. Но вот в чем загвоздка. Вас двое, адвокат один, и труп тоже один. Как вы их поделите? Кому кто достанется? – вопросительно взглянул на «друзей» инспектор.

– О каком трупе вы говорите, инспектор? – спросила Наташа, и ее хриплый низкий голос прозвучал как воронье карканье. – Насколько я вижу, все живы. – И она окинула наглым взглядом всех присутствующих, выразительно задержав его на Юле.

– О том трупе, донна Селести, что лежит до сих пор в полицейском морге. О трупе дона Родриго Мартима Дуарте Кошты. О трупе с колото-резаной раной в брюшной полости. О трупе, обнаруженном восемь дней назад в ста пятидесяти метрах от этого дома, лежащим посреди аллеи. Я достаточно подробно объяснил, о каком трупе идет речь?

– Вполне, инспектор, – ответил ему Анри. – Но не вполне понятно, какое мы имеем к нему отношение?

– Как жаль, а я-то надеялся, что вы мне ответите на этот вопрос.

Но ни Наташа, ни Анри не сочли нужным это как-то прокомментировать, а с удивительным единодушием молча смотрели на инспектора.

– Отложим этот разговор, – покладисто согласился инспектор, из-за чего Юля и Василий недоуменно взглянули на него. – Не соизволят ли мне господа объяснить, чем именно они занимались сегодня ночью в чужом доме?

Наташа и Анри молчали, каждый по-своему. Наташа – зло и вызывающе, Анри – благодушно и легкомысленно. Он всячески старался поддержать свой имидж безобидного плейбоя. Этакий безвредный мотылек.

– Донна Ползунова, у вас сегодня был костюмированный вечер? Вы ждали гостей? – обратился неожиданно к Юле инспектор.

От такого вопроса Юля растерялась. Но, оглядев присутствующих в комнате участников ночного происшествия, с удивлением отметила, что все они как один были одеты в черное, и нападавшие, и защитники виллы. Все они выглядели одинаково потрепанно и взъерошенно, словно только что дружно играли в «Зарницу». «Не хватало только разноцветных повязок на рукавах, чтобы своих с чужими не перепутать», – пронеслась в ее голове глупая неуместная мысль. Эти пустые размышления не позволили Юле найти быстрый и подходящий ответ на поставленный вопрос.

Зато это с легкостью сделал Кака. Видя затруднение своей благодетельницы, он, преисполненный благодарности за кров, стол и два миллиона, тут же пришел ей на помощь.

– Что вы, инспектор, боже упаси! Никаких вечеров, и никого мы не приглашали! Мы вообще вас ждали в засаде, когда вы за деньгами и сокровищами придете, – всплеснул руками простодушный садовник и сложил их у себя на животе, как старая кумушка.

Двое из ларца, как их называл Василий, а точнее, из садового домика, стояли в стороне от диванов, на которых расположились главные действующие лица. Спиной к холлу сидели Анри и Наташа, за их спинами стояли полицейские. Напротив, разделенные с задержанными кофейным столиком, разместились Юля с инспектором. Справа в кресле развалился Василий. Хулио пристроился в сторонке на стуле. Он нервно грыз ногти, следя за происходящим. Чувствовалось, что ему есть что сказать, но пока не велено. Перед входом в гостиную инспектор задержал его ненадолго, и теперь Хулио явно дожидался своего звездного часа.

Инспектор не спеша повернулся к Кака и взглянул в его довольную собой физиономию. Потом повернулся к Юле. Юлино лицо довольным не выглядело.

– Вы не поясните, донна Ползунова, что именно имел в виду этот милый юноша? – сладко спросил инспектор.

Юля с досадой взглянула на садовников. Кака продолжал счастливо улыбаться, а Жуан, отодвинувшись подальше от приятеля, с глубочайшим интересом изучал выставленную в Аськиной витрине коллекцию фигурок из дрезденского фарфора, всячески отмежевываясь от мелкого, зарвавшегося выскочки, своего приятеля.

– Донна Ползунова, – напомнил о своем существовании инспектор.

– Простите, инспектор. Кака немного неправильно сформулировал суть происходящего. Мы хотели поймать, наконец, преступника и затем сдать его полиции, то есть вам, – объяснила Юля инспектору, не забывая стрелять глазами в пустоголового Кака, чтобы держал язык за зубами.

– Разве? А мне показалось, что речь шла о том, что я явлюсь за какими-то деньгами и сокровищами. Вы не могли бы уточнить свою мысль, дон Пинту Са? – подчеркнуто уважительно и даже с почтением обратился к Кака инспектор.

Тот зарделся от удовольствия и, горделиво расправив грудь, пояснил:

– Мы думали, это вы охотитесь за деньгами. Ведь вам было известно все о человеке, который их спрятал, и вы лучше всех знали, что здесь у нас происходит. И вам легче всего было избавиться от нас с Жуаном, и дело о совершенном вами убийстве легче раскрывать самому. И Мезе вам рассказала о старухиных бриллиантах, – серьезно кивал Кака, пока Жуан изо всех сил дергал его за брючину.

– Ничего не понимаю, какие деньги? Что за убийство, самим собой совершенное? – нахмурился инспектор.

Но потом лицо его прояснилось, и он всем телом повернулся к сидящей рядом Юле.

– Вот, значит, как? Вы меня назначили главным злодеем? Это вершина дедукции! Интересно, как давно вы пришли к подобным выводам? – насмешливо спросил инспектор Фонсека, наслаждаясь Юлиным смущением. – И что это за деньги, за которыми я должен был явиться? Уж не ваши ли кровные сбережения меня так манили?

– Представьте себе, нет! – сердито буркнула Юля, отворачиваясь от инспектора и мстительно глядя на Кака. – Дон Пинтасу…

– Пинту Са! – возмущенно поправил Юлю оскорбленный до глубины души Кака.