Элизабет Питерс - Тайна Нефертити

По завершении поездки на автомобиле Ди ждала инвалидная коляска. Один из носильщиков, которому улыбнулось счастье, удостоился права везти ее, и мы медленной процессией двинулись вниз по тропе, которая вела по основной части Долины. Туристский сезон был в самом разгаре. Туристы оживляли унылый ландшафт, в котором преобладал желто-коричневый цвет. Судя по всему, в этом году в моде ярко-оранжевые рубашки, решила я. Две монашки сопровождали группу хихикающих школьниц, которых куда больше, чем старина, интересовали красные ленточки и сине-зеленые жуки на их форменных платьях.

Разноголосый гул, в отличие от разнообразия ярких нарядов туристов, был менее привлекателен. Бойкий французский и четкий немецкий смешивались с гортанным арабским, что создавало прекрасную копию вавилонского столпотворения. Ровный гул толпы перекрывал полный отчаяния вопль по-итальянски: «Enrico! Enrico! Vieni qua, vieni a mamma!»[5] Энрико было около семи лет от роду, его, сидящего на скале в добрых двадцати футах над головой своей мамочки, я вычислила по алой рубашке.

По обеим сторонам от нас зияли квадратные отверстия входов в гробницы царей, из-за чего Долина и получила свое название. Теперь пустые и разграбленные, эти вырубленные в скалах пещеры когда-то служили последним приютом правителям Древнего Египта и их сокровищам — золоту, ювелирным изделиям и драгоценным маслам, всему тому, что украсило бы их загробную жизнь.

Мистер Блоч нанял гида, ни много ни мало молодого и энергичного представителя «Америкэн экспресс»[6] в Луксоре. Мистер Факхри, очаровательный молодой человек, ростом не более четырех с половиной футов, прекрасно говорил по-английски и вел экскурсию заученной скороговоркой. Когда мы стояли в самой знаменитой из всех, единственной неразграбленной гробнице в Долине — гробнице мальчика-царя, чье имя стало известно миру через три тысячи лет после его смерти, рассказ мистера Факхри достиг поистине поэтических высот.

— И до сих пор он спит тут, — произнес экскурсовод, величественным жестом указывая на золоченый гроб в виде человеческой фигуры, покоившийся в глубине прямоугольного каменного саркофага. Лицо-маска мальчика было обращено к расписному потолку погребальной камеры, объемно вылепленные руки сложены на позолоченной груди.

— Вы хотите сказать, — заявила Ди капризным тоном, — тело этого парня все еще лежит в этой штуке? Я считала, что все мумии находятся в... как его?.. Каирском музее.

Ей не слишком понравилось посещение «этого самого каирского музея», где находится лучшая в мире коллекция египетских древностей. Я затащила ее туда, используя кнут и пряник в равной пропорции. Однако, оказавшись в музее, она против собственной воли была зачарована некоторыми экспонатами, а именно: сокровищницей, которая понравилась бы любой женщине, и мумиями царей, которые неудержимо влекут к себе (если это слово тут подходит), как все страшное на свете. Мне было приятно, что она хоть что-то запомнила из увиденного.

— Да, да, другие мумии царей, они все находятся в Каире. Но их обнаружили иначе. — Факхри бросил взгляд на часы, а потом на Блоча. Очевидно, время у нас было на исходе, но кивок улыбающегося Блоча говорил, что история слишком хороша, чтобы ею пренебречь. Факхри обреченно вздохнул и пустился в объяснения. — Видите ли, леди и джентльмены, люди из поселения Гурнах, которое мы сегодня посетим позднее, испокон веку жили среди гробниц и неизменно грабили эти гробницы, даже во времена фараонов. Мы не должны их осуждать, друзья мои, золото лежало в гробницах без пользы, а люди Гурнаха — бедняки. Я хотел сказать, — поспешно добавил Факхри, — что они были бедняками до тех пор, пока нынешнее замечательное правительство не приобщило феллахов к достижениям современной жизни.

Легкий шепоток пробежал среди присутствующих леди и джентльменов — они знали, что ожидают от гостей в чужой стране, и Факхри, слегка покраснев, продолжал:

— В 1887 году одно семейство в Гурнахе обнаружило отверстие в скале недалеко от храма Деир эль-Бахри[7]. Проникнуть в гробницу было нелегко, но эти люди знали, что там можно найти золото и ценные предметы древности. Один из них пробрался в гробницу. Внутри, — последовала театральная пауза, — внутри он нашел мумии многих царей и цариц, спрятанные еще при фараонах от грабителей того времени. Годами члены этого семейства брали из захоронения небольшие предметы и продавали их, пока в конце концов гробницу не обнаружил Масперо[8], ведавший охраной памятников старины. Тела царей и цариц были отправлены в Каир, где они находятся по сей день. Но Тутанхамона — царя Тут, как его называют, — обнаружили археологи, а не грабители. Они осторожно извлекли из гробницы все сокровища, которые вы видели в Каирском музее, а юного царя снова положили на прежнее место. И тут он лежит до сих пор.

Рассказ вызвал поток вопросов, и бедному Факхри стоило немалых трудов побыстрее увести нас оттуда, дабы дать возможность войти в тесное помещение очередной группе туристов. Мы снова забрались в автомобили и проследовали до следующего пункта нашего путешествия — храма Деир эль-Бахри.

Я люблю Деир эль-Бахри, один из самых красивых храмов в Египте. Однако по мере того как шло время, мое нетерпение возрастало. Я безучастно следовала в толпе других за Факхри, едва слушая его вдохновенную лекцию о храме и его создателе — могущественной царице, не менее умелой правительнице, чем любой из фараонов, избравшей любовником человека низкого происхождения. Эта подробность вызвала живой интерес слушателей Факхри и породила множество ухмылок и смешков. Но мой взгляд и все мое внимание были прикованы к кучке домишек, видневшихся на севере. Поселение Гурнах.

Наконец мы там очутились. Дома поселян стояли прямо среди гробниц, но не фараонов, а знатных вельмож империи. Это были разрисованные и украшенные резными барельефами захоронения, многие из которых по заслугам известны. Когда мы добрались до гробницы Рамоса[9], одной из самых больших и богато украшенных, я, словно ненароком, оказалась в хвосте группы. И как только мои спутники один за другим вошли внутрь нее, дала деру.

Поселение располагается на склоне холма. Я выбилась из сил, не одолев, спотыкаясь, и двадцати футов вверх по каменистой тропе, вдоль которой стояли дома. Подбежали две злобные бродячие собаки и зарычали, я по привычке подхватила с земли пригоршню камней и бросила один в ту, что была ближе. И промахнулась. Я всегда промахивалась. Когда-то давным-давно я обычно носила для бедных одичавших тварей объедки со стола. Несколько деревенских ребятишек бежали рядом со мной, сверкая черными глазенками и протягивая тоненькие коричневые ручонки.

— Бакшиш[10], мииз, бакшиш, — требовательно повторяли они.

Я знала дорогу, будто только вчера прошла по ней. Дом Абделала был одним из самых больших и высоких в деревне. Когда я наконец остановилась во дворе перед дверью, сердце у меня колотилось не только оттого, что пришлось подниматься в гору.

Дверь была открыта, но я ничего не могла рассмотреть внутри из-за царящей там темноты. Чтобы уберечь свое жилище от нестерпимого зноя, в здешних домах всегда стараются поддерживать темноту. Я стояла в нерешительности, держась за бок — в нем кололо от быстрой ходьбы. Наконец из дома вышел молодой человек. Совсем юный, не старше восемнадцати лет, но с франтовато подстриженными усами. Он был поразительно красив, такие прекрасные лица встречаются среди молодых феллахов, пока тяжелый труд и жалкие условия жизни не состарят их раньше времени. Смуглое, точно отлитое в бронзе, лицо святого, шапка черных блестящих волос, от которых исходил сильный сладковатый запах бриолина. Вместо обычного полосатого балахона на нем были облегающие синие джинсы и блестящая цвета пурпура рубашка — скорее всего дар какого-нибудь туриста из Калифорнии.

— Ищете проводника, мииз? — Он широко улыбнулся, показав красивые белые зубы. — Я лучший проводник в Луксоре. Я покажу вам дорогу. Но сначала выпейте чаю. Да, и посмотрите древние сувениры, которые я нашел.

— Спасибо. Я пришла увидеться с Абделалом.

Лицо юноши словно обволокла невидимая пленка, оно застыло, превратившись в настороженную маску.

— С Абделалом? — медленно переспросил молодой человек. — Он здесь не живет.

— Нет, живет, — нетерпеливо возразила я. — Мне хорошо известен этот дом. Он написал мне. Пожалуйста, скажите, что я пришла.

— Ах. — Улыбка появилась снова, но взгляд остался настороженным. — Он написал вам?

— Да.

Юноша стоял, приветливо улыбаясь, и не двигался с места. Я была знакома с обычаями Востока, где презирают поспешность и ценят неторопливую церемонность, но тут было что-то другое. Я позволила себе показать свою досаду.

— Пожалуйста, проводите меня к Абделалу. Он меня ждет.