Виктор Пронин - Банда - 4

- Ни в коем случае!

- Он оставил следы на трупе.

- Сейчас это не имеет слишком большого значения. Дошли слухи, что ты плетешь вокруг него свои сети, это правда?

-Да.

- Не надо, Павел Николаевич. Это все недоразумение. Я во всем разобрался, у меня нет никаких сомнений в том, что Анатолий Матвеевич...

- Валерий Александрович! Вы решили позвонить мне в присутствии этого хмыря. Как я понимаю, не по своей воле. До сих пор мы с вами работали вместе, были единомышленниками и не подводили друг друга. Я правильно понимаю положение?

- Да, вполне.

- Я остался один?

- Нет, Павел Николаевич. Все осталось по-прежнему.

- Я могу ваши последние слова принять всерьез?

- Да. Вы обязаны это сделать.

- Он торгует младенцами, умерщвляет стариков, завел бордель, вокруг него постоянно гибнут люди...

- Возможно. Видите ли, Анатолий Матвеевич намерен выставить свою кандидатуру в губернаторы нашего города. И у меня нет сомнений в его победе. Он депутат, проявляет большую заботу о горожанах, можно сказать, содержит роддом, заасфальтировал рынок, оплатил новую крышу на здании школы... Кроме того, он три месяца платил зарплату учителям, без него они попросту все бы вымерли от голода.

- Так,- крякнул Пафнутьев.

- Я хочу, чтобы вы все это знали,- произнес Невродов тем странным голосом, который позволял толковать его слова по-разному - то ли он сообщал сухую информацию, то ли предупреждал, или же хотел насторожить.- Прошу обратить внимание, Павел Николаевич, на еще одно важное обстоятельство... Анатолий Матвеевич вхож в ближайшее окружение президента. Вам это о чем-нибудь говорит?

- Да, и очень много. О президенте, в основном.

- Завтра-послезавтра забросьте мне все бумажки, которые у вас собрались. Я сам поговорю с Анатолием Матвеевичем и задам ему вопросы, которые покажутся мне уместными.

- Нас двое? - снова спросил Пафнутьев.

- Да.

- Мы вместе?

- Да.

- Я вас правильно понял?

- Я в этом уверен. Учитывая сложившуюся обстановку, я прошу вас, требую, в конце концов, прекратить копать под этого человека. Не позволю! - в голосе Невродова прозвучали гневные нотки, но Пафнутьев, о, этот старый пройдоха, шут и хитрец Пафнутьев явственно уловил в словах областного прокурора второе дно,Вы меня хорошо поняли?

- Очень хорошо понял. Главное то, что мы, как и прежде, вместе, мы с вами последние воины и продолжаем наше святое дело. В прокурорских кабинетах, на городских свалках, в подворотнях и бардаках мы продолжаем, Валерий Александрович, выполнять нелегкие свои обязанности!

- Совершенно правильно, Павел Николаевич. Понадобится помощь - звоните. Возникнут сложности - поможем.

- И не тянуть? - подсказал Пафнутьев.

- Ни в коем случае. Скоро выборы губернатора, и Анатолий Матвеевич должен предстать перед народом в истинном своем облике.- Невродов помолчал, видимо, сообразив, что выразился слишком откровенно.- Чистым и светлым.

- Как ангел?

- Да!

- Предстанет! - заверил Пафнутьев.

- Закон остается законом, Павел Николаевич, не забывайте об этом. Но и наш уговор в силе - победа моя, поражение ваше.

- Я помню об этом.

- Будьте здоровы,- сказал Невродов и положил трубку. Наконец-то он эти последние слова смог наполнить и холодом, и властностью. Его сипловатый голос прозвучал истинно по-прокурорски.

Пафнутьев некоторое время сидел, уставясь в диск телефонного аппарата, словно ожидал еще одного звонка, потом усмехнулся и поднялся из-за стола.

Шагая из прокуратуры домой, Пафнутьев полной грудью вдыхал весенний воздух. Лужи уже не подмерзали к вечеру, они совсем обмелели, асфальт просох, и только в выбоинах собиралась вода, выдавая огрехи дорожников.

Значит, и к Невродову, областному прокурору, подобрался Бевзлин. Значит, и в его кабинет он может входить, распахивая дверь ногой. Шаланда - ладно, этот попроще, да и должность у него не столь высока, но Невродов... Пафнутьев покрутил головой, усмехнулся про себя. Влип, значит, Валерий Александрович, затянуло его в водоворот сатанинской обольстительности Бевзлина, клюнул на открытую его улыбку, на расчетливую благотворительность. А, может быть, на открытый кошелек?

Но и Бевзлин подзалетел, Невродов облапошил его, играючись. Однако же, и в самом деле нельзя быть таким самоуверенным - решить вдруг, что все тебе позволено, все двери открываются, все жадно смотрят на содержимое твоих карманов.

Невродова этим не возьмешь.

Да и ничем не возьмешь.

Фанатик, недалекий и усердный служака, на которых, между прочим, держится жизнь. Да, не на вдохновенных, дерзких и отчаянных, не на изящных и воспитанных, не на галантных обладателях тонкого вкуса и высоких манер, нет. Жизнь все-таки держится на таких вот дундуках, как Невродов, или опять же, как Пафнутьев,- подумал с улыбкой Пафнутьев.

Скорее всего, Невродов дрогнул на открытости Бевзлина, откликнулся на радостную его улыбку и на новую крышу для протекающей, мокнущей, сыреющей школы. А когда тот показал первые свои маленькие, но остренькие коготки, Невродов спохватился, отшатнулся, ужаснулся. И теперь, когда Бевзлин, ввалившись к нему в кабинет, легкий и улыбчивый, потребовал поприжать настырного Пафнутьева, Невродов не стал отнекиваться.

"Ты хочешь, чтобы я поговорил с Пафнутьевым? В твоем присутствии? Ты хочешь, чтобы я это сделал немедленно? - такие примерно вопросы задал себе Невродов, услышав просьбу или даже требование Бевзлина.- Хорошо!" - сказал он шало и решительно, самому себе сказал.

И позвонил.

И уважил дорогого гостя, будущего губернатора города, молодого и кудрявого. Красивый губернатор будет в городе, первый жених, предмет ночных стенаний местных красавиц, тайная причина их мокрых подушек и нервозных дней.

Невродов блестяще провел этот разговор. И пригрозил, и потребовал, и пальцем по столу постучал, что там пальцем, он нашел возможность даже кулаком грохнуть об стол, мысленно, конечно. Но и Пафнутьеву сумел сказать - знамена расчехлить, шашки вон, не то получим такого губернатора, такого губернатора...

Да, ведь он еще и из окружения президента!

Там, видимо, тоже компашка подобралась еще та...

- Ладно,- крякнул Пафнутьев.- Разберемся.

***

Андрей принарядился, что бывало с ним нечасто. Обычно он обходился рубашкой, свитером, курткой. Но сегодня пришлось надеть галстук. Он не нравился себе при галстуке, было в этом его облике что-то чиновничье, желание уравняться с обитателями кабинетов, контор, канцелярий, которых он опасался и подсознательно избегал. Но тут уж ничего нельзя было поделать - требовалась именно нарядность, и Андрей не придумал ничего лучшего, как надеть белую рубашку, галстук и серый костюм.

Получилось достойно, а когда он на все это великолепие набросил еще и куртку, надел кепку, получилось даже терпимо.

До свидания оставалось еще достаточно времени, часа полтора, и он, не торопясь, шел по улице, выдерживая лишь общее направление к тому месту, где должен был встретиться с Надей.

Жаждущие вечерних приключений девушки проносились мимо, озабоченные и заранее недовольные помехами, которые возникнут, наверняка появятся на их пути к счастью, неслись туда, где их ждут, где они смогут быть веселыми и беззаботными, где позволено говорить все, что взбредет в голову, и весело смеяться, вскидывая юными ногами, поводя юными плечами. А в отставленной руке будет дымиться диковинная сигарета, а во второй руке будет посверкивать хрустальными бликами бокал с диковинным опять же напитком, сулящим истинно райское наслаждение, как выражаются телевизионные зазывалы.

Почти вдоль всех улиц стояли иностранные машины выше средней изношенности, но попадались и совершенно новые, последних моделей "джипы" и "мерседесы", "вольво" и "бээмвэшки" - самые дорогие и роскошные. Причем, было их здесь гораздо больше, чем можно встретить в Париже или Лондоне, Нью-Йорке или в Гамбурге. Крутые ребята торопились заявить о себе, о безграничных своих возможностях, о заработках, которые и не снились целым заводским, больничным или учительским коллективам, всем их членам, вместе взятым.

Киоски сверкали подсвеченными изнутри напитками всех цветов радуги, создавая на улице праздничное, радужное, но все-таки обманное впечатление. Не всем, далеко не всем удавалось наутро проснуться после употребления этих вот наливок и настоек каких-то несъедобных цветов - синих, зеленых, молочно-белых, а то и вообще землисто-серых.

Андрей шел сквозь всю эту скороспелую мишуру новой жизни, снова и снова просчитывая сегодняшнюю свою затею. Прекрасно знал он, помнил, что случаются свидания, плавно и незаметно переходящие в смертельную поножовщину, трепетные и взволнованные встречи, которые опять же плавно и незаметно переходят в перестрелку, в погоню, а то и в... Чего не бывает - в расчлененку.

- Авось,- пробормотал Андрей и, сжавшись, ощутил каждую свою мышцу, каждую частицу тела. Это было как бы боевым смотром, и он остался доволен, почувствовав, что находится в форме, в неплохой форме.