Галина Романова - Обмани меня красиво

Они прошли следом за ней в вишневый сад, которому Чехов бы позавидовал. В гуще вишневых деревьев притулилась уютная скамеечка. Женщина присела на нее первой и жестом пригласила их к ней присоединяться. Степан сел, а Давыдов остался стоять, не переставая разглядывать хозяйку дома.

— Простите, вы?.. — Его лицо сделалось очень напряженным, словно он силился вспомнить ее имя и никак не мог.

Она понимающе улыбнулась и назвалась. Он еле сдержал вздох разочарования. Ничего общего с именем той женщины из списка. Возраст-то, кстати, тоже не соответствовал.

— Понимаете, мы тут проходили… — начал неуверенно Давыдов, потом понял, что начал не с того, и брякнул: — Меня Дмитрием величают. Давыдов Дмитрий. Вот мои документы.

Он полез в карман рубашки, достал свое удостоверение и, заученным жестом раскрыв корочки, поднес их к ее лицу.

Странно, но ему показалось, что она заметно оживилась и даже вроде бы обрадовалась.

— Мы ищем одну женщину. Нам дали именно этот адрес. Степан, покажи. — Он подождал, пока женщина прочтет то, на что ей указывал Новиков, потом продолжил: — Вы ничего не можете сказать нам об этой девушке?

— А что я вам должна сказать?

— Ну… она проживает по этому адресу или нет, для начала? — Давыдов вдруг почувствовал гоночный азарт. — Если проживает, то нам хотелось бы с ней переговорить.

— Проживает, но переговорить нет возможности. — В лице женщины вдруг что-то дрогнуло, а голубизна глаз налилась слезами. — Дочери нет сейчас дома.

— А где она? — прозвучал его очередной, вполне закономерный вопрос.

Она пожала плечами и неуверенно ответила:

— Наверное, на службе, где же еще в такое время бывают люди. Вы вон тоже на работе, или я что-то не так поняла? — Глаза ее снова сделались сухими и смотрели теперь без былой приветливости и открытости.

— Вообще-то… — Давыдову понадобилось ровно две минуты, чтобы решиться сказать ей правду, вернее, ту часть правды, которая не смогла бы все испортить, но при случае могла бы и помочь. — Вообще-то я здесь по поручению одной своей хорошей знакомой. Она попала в беду и попросила меня о помощи. Я долго разбирался с ее проблемами, и вот я здесь.

— И? — Она занервничала и уже смотрела не на него, а на свои колени, на которые нервно натягивала подол платья.

— Это вы звонили ей по утрам?! — вдруг рявкнул не к месту Новиков, чуть все не испортив. Заметив, что она сильно испугалась, он чуть смягчил свой тон: — Это очень важно, поймите! Если это вы, то вам как никому должно быть известно, что она может попасть в беду.

Женщина вдруг протянула руку к Давыдову и попросила тихим голосом:

— Дайте мне, пожалуйста, еще раз взглянуть на ваше удостоверение.

Потом она очень долго читала его, то и дело переводила свой взгляд с фотографии на лицо Давыдова. Захлопнула корочки, вернула их ему и, поднявшись со скамейки, произнесла:

— Идемте в дом, что уж теперь…

В ее доме было чисто, но бедно: домотканые половички, старые зеркала и портреты на стенах в выдолбленных жучком-короедом рамках, две железные койки, заправленные накрахмаленным бельем, стол под кружевной скатертью.

— Это все не наше, — объяснила женщина, заметив, что мужчины с интересом оглядывают жилище. — Нашего почти ничего не осталось. Часто переезжали…

Давыдов, вдруг что-то заметив, быстро ретировался в угол дома. Проследив за ним, Новиков увидел, что тот остановился у маленькой тумбочки слева от одной из кроватей. На тумбочке стоял, бросая вызов убогости интерьера, дорогой телефонный аппарат.

— Вы отсюда звонили Полине? — с уверенностью, делающей честь его профессионализму, произнес Давыдов.

— Да. — Она протяжно вздохнула. — Как только дочка уезжала, так я и звонила. Последний раз, не выдержав, позвонила в воскресенье. Сильно рисковала, Лидочка была в огороде…

— Она не знала о ваших звонках, — сделал вывод Давыдов. — Почему? И почему Лидочка?

— А как же! Ее настоящее имя, которое мы с отцом дали ей при рождении, — Лидия. Это потом, уже после смерти старшей дочери, мне пришлось пускаться на все ухищрения, чтобы поменять ей не только фамилию, но и имя. Не смогла изменить лишь отчество. Рука дрогнула. Отец все же… Фамилию свою девичью ей дала, имя она сама себе выбрала, когда ей было восемнадцать, сочтя его созвучным со своим настоящим.

— А дата рождения? — снова встрял Новиков, которого эта дата волновала больше всего. — Как вам это-то удалось?!

— Две коробки конфет и бутылка шампанского для сотрудников паспортного стола — и проблемы решаемы! — улыбнулась она лукаво. — Когда пытаешься спасти своего ребенка, то пойдешь на все. Только ничего у меня не вышло, ребятки, ничего!!!

Она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Они не знали, что и делать. Стояли, переглядывались, дергали недоуменно плечами и разводили руками. Пытаться начать утешать человека, который навлек на их головы столько проблем, они как-то не решились. Потом Давыдов прокашлялся и спросил-таки:

— С вами все в порядке?

— Да, да, сейчас, извините меня, пожалуйста. — Она всхлипнула несколько раз и потом с чувством вдруг воскликнула: — Да и сядьте уже куда-нибудь, чего столбами-то стоять!

Присесть было абсолютно не на что. Потом Новиков, хвала его находчивости, принес откуда-то из сенцев две раздолбанные табуретки, и они с Давыдовым уселись у стола. Хозяйка села прямо на накрахмаленное покрывало. Помолчав минуты три, она произнесла:

— Я ведь почему звонить начала?.. Дочка совсем перестала меня слушаться. Забила себе голову непонятно чем и… совсем перестала быть со мной откровенной. Если раньше все, буквально все со мной обсуждала, то теперь… Я совсем не знаю, что происходит!

— А должны? — это уже Давыдов решил вступить, потому что все то, что говорила женщина, было слишком обтекаемо, слишком непредметно. Так можно было прослушать ее до утра, так ничего и не узнав.

— А как же?! Мы же с ней все сообща решаем! А тут она вдруг замкнулась и ни о чем со мной не говорит. Я бы и не стала ни за что волноваться, если бы не этот человек…

— Что за человек?! — снова вставил Давыдов.

— Я даже не знаю… Я потому и вас приняла за недругов, простите… — Она снова замолчала, погрузившись в какие-то одной ей ведомые мысли.

Новиков тоже заметно расслабился, почувствовав, что мытарствам его наступил конец. Теперь, по его понятиям, можно было и не торопиться. Результат все равно будет — часом позже, часом раньше. Но это он, у Давыдова же все тело исходило зудом. Ему все было нужно прямо сейчас, прямо сию минуту.

— Так что за человек? Почему он вас так взволновал? Он был у вас? О чем спрашивал?

— Ни о чем, знаете, — ответила она лишь на последний его вопрос и недоуменно пожала плечами. — Просто постоял у калитки, поулыбался и ушел. А я испугалась! Господи, меня просто мороз пробрал от его улыбки. И еще мне показалось, что он узнал меня.

— А вы? Вы его узнали?! — Давыдов готов был подгонять немногословную женщину плеткой, лишь бы она начала наконец говорить о том, что его волновало больше всего.

— Кажется… Кажется, да. — Она встала, подошла к столу и, задрав край скатерти, выдвинула крохотный ящичек. Достала из него какие-то бумаги, долго перебирала их, потом наконец извлекла из стопки газетный листок и протянула его Давыдову со словами: — Эта хвалебная статья вышла к прошлой годовщине их фирмы. Здесь они почти всем коллективом запечатлены. И вот тот, что слева, самый крайний… Мне показалось, что это он.

— А почему вам должно казаться странным, что вашу дочь посетил мужчина? — удивился Давыдов, принимая от нее снимок и все еще не глядя на него.

— Интуиция, знаете. Материнский инстинкт… Мать всегда чувствует, когда ее ребенок в опасности. Я и тогда сразу прочувствовала, но дочка не хотела меня слушать. А теперь Лидочка… Я просто этого не вынесу. Мы же с ней совсем о другом мечтали. Мы мечтали о возмездии, но боюсь, что девочка влюбилась. Это…

— Что это?! — Давыдов только-только развернул газетный листок и, сильно побледнев, потряхивал его в руках и то и дело повторял: — Что это такое, господи?! Кто все эти люди?!

— Это ее коллектив, — просто ответила хозяйка дома. — Она — в самом центре.

— Господи!!! Степа! Взгляни! — Давыдов протянул Новикову газету. — Это просто сумасшествие какое-то! Ваша дочь работает у Кириллова Евгения?!

— Да. А как еще можно было подобраться к этому мерзавцу и стать обладателем его секретов, как не работая на него?! — Она была совершенно искренней в своем изумлении, словно речь шла о вещах совершенно обыденных.

— Вы понимаете, что вы наделали?! — прошипел Давыдов и схватился за левый бок. — Вы сунули свою единственную дочь в логово льва?! Ради какого-то гребаного возмездия?! А знаете что! Я вам не верю! Вы это сделали из-за денег!