Дарья Донцова - Фиолетовый

— Андрей, ничего не подписывай! — крикнула она, тут же нарвавшись на отвратительно колючий взгляд серых глаз. — Не подписывай, слышишь? Я найду тебе адвоката.

Его увели очень быстро. Ни наручников, ни сцепленных за спиной рук, ничего этого не было. Да и милиция была не в форме. Валечка же говорила, что все сделают очень тихо, без лишнего шума, чтобы не нервировать отдыхающих. Так и сделали. За ужином в кафе никто не обсуждал случившееся, стало быть, никто ничего не знал. Как труп удалось вынести, не привлекая внимания, одному богу и хозяевам с прислугой было известно. Валечка время от времени стреляла в ее сторону глазами и прикладывала указательный палец к губам, призывая к молчанию.

А потом и вовсе веселье началось. В кафе зашел хозяин гостиницы, начал балагурить с москвичами. Одна из дам возьми и спроси про сладкую парочку. На что хозяин равнодушно хмыкнул, буркнув, что те съехали. Что, мол, от отдыхающих жалобы начали поступать, ребят и попросили. Завтра, мол, в их номер уже другие въезжают по брони.

Все! Это был окончательный приговор Андрею. Если завтра заселяются другие приезжающие, то сегодня вечером горничная Лена должна будет вылизать номер до стерильного блеска. Стало быть, провести осмотр места происшествия не представится возможным. А ведь сегодня экспертов не было! Мертвую Анжелу просто по-тихому вынесли, может, даже и в груде белья, на тележке вывезли, чтобы не пугать никого. А с Андреем эти двое вышли так, будто не в застенки его повели, а в местный кабак, отметить знакомство. Им-то все заведомо ясно — он убил, кого еще искать!

А ведь убить ее мог кто угодно. Любой из тех, кто несколько предыдущих дней уничтожал ее своим взглядом, задрав голову к балкону. Кто этим своим взглядом срывал с нее короткий халатик, под которым не было белья. Кто валил ее на пол, мял, тискал, терзал, мстил за то вожделение, в котором сгорал так долго и которое отчаянно прятал от остальных присутствующих здесь.

Кто это мог быть, тут же задалась вопросом Татьяна, внимательно рассматривая каждого. И тут же самой себе ответила — каждый, в кого ни ткни пальцем. Каждый ее хотел, каждый завидовал Андрею, и каждый из присутствующих это тщательно скрывал. Во всяком случае, пытался…

— Алло, Танюш, — Володин голос звучал в трубке виновато. — Ты не сильно обидишься, если мы еще на одну ночь тут зависнем?

— Господи, что случилось? — перепугалась она сразу, подумав, что у Мишки какие-то осложнения.

— Встретила моя Вика здесь свою школьную подружку, никак не растяну их в разные стороны.

— А Мишка? Он-то как?

— Все в норме, прыгает, скачет. Все хорошо. Так ты не обидишься?

Татьяне минут пять пришлось его убеждать в том, что ей будет хорошо и комфортно в одиночестве. Что она ничего и никого не боится и непременно найдет, как скоротать наступивший вечер. Хорошо, что Володя не стал у нее выспрашивать о ее планах, а то бы очень удивился, узнай он, чем именно она решила себя занять. И не вечером даже, а ночью.

Она ведь успела уже отыскать горничную Лену, хотя хозяева отчаялись это сделать. Та мирно спала в подвале за стеллажами с картонными коробками, наполненными пустыми пластиковыми бутылками. Рядом с Леной на тюфяке мирно соседствовали две пустые банки из-под «Отвертки», стало быть, горничная вырубилась до утра. Об этом же ей потом и Валечка со вздохом поведала по секрету:

— Номер надо убрать к утру, чтобы все тихо-мирно обошлось, а она так подвела. Может, очухается к полуночи, может, еще успеет до утра-то?..

Татьяна была с ней не согласна по некоторым позициям и на всякий случай к пустым банкам подложила еще одну — нераспечатанную. Это на тот случай, если Лена вдруг проснется и решит посреди ночи отрабатывать свой хлеб. Этого допустить было никак нельзя, и Татьяне пришлось выступить в роли искусительницы.

Она ведь должна была попасть в номер Андрея и Анжелы этой ночью? Должна. Должна была осмотреть там все досконально, облазать все углы и перетряхнуть постель, как бы жутковато ей не было? Да, конечно.

Если господам милиционерам не до экспертиз, если они не хотят привлекать внимание отдыхающих вспышками фотокамер и гомонящей толпой, состоящей из оперативников, работников прокуратуры и прочих, то она все сделает за них. Она очень тихонечко вытащит ключ из кармана мирно посапывающей горничной, очень осторожно выйдет ночью в коридор, проберется к номеру, откроет его и…

— Так я и думал, — проговорил кто-то вполголоса над самым ее ухом и шумно выдохнул. Мурашки мгновенно пробежали по спине, и она ахнула. — Все вам неймется, да?

Это был тот самый милиционер с жесткими неудобными плечами, который минувшим вечером уводил Андрея в застенки так, как будто вел его в ресторан или на день рождения к своей сестре — мило и непринужденно улыбаясь. Он переоделся в шорты и широкую майку, вместо закрытых черных ботинок на нем были кроссовки, а в руках вместо удостоверения или — упаси, господи, — пистолета он держал ключи от автомобиля.

— Что вы тут делаете? — негодующе прошептала она. — Да еще и не по форме!

— А вы по форме чужой номер вскрываете, да? — попытался он съязвить и тут же получил достойный отпор:

— А вы по форме его осматривали, да? Что-то я не видела тут экспертов и в роли понятых себя не помню!

— Я к вам стучался, вы не открыли. И понятые были, между прочим, из прислуги. Протокол имеется, — вдруг надул он губы, как ребенок. — А теперь что? Что собрались там найти?

— Эти, как их… — совсем вылетело из головы и никак не вспоминалось это слово, напоминающее улитку, вот конфуз-то. — Эти…

— Улики, — подсказал он с гадкой ухмылкой.

— Ага, их.

— Так и не верите, что он убил? — едва слышно спросил он.

— Не верю.

— А кто, по-вашему?

— Желающих, думаю, могло быть много. Она была изнасилована?

— Да, — нехотя признался ночной гость в шортах, которого она вечером записала в свои ровесники.

— И анализ спермы показал, что это не был Андрей, — озарило ее вдруг. — И именно поэтому вы здесь!

— Не только, — он продолжал дуться.

— А почему еще?

— А потому что я был уверен, что вы непременно станете совать нос не в свое дело, попретесь в этот номер.

— С чего это вы вдруг так решили? — возмутилась она, потом поняла, что возмущение ее не к месту, и уже тише повторила: — Почему это вы вдруг так решили?

— Почему, почему!

Он повертел на пальце ключами, посмотрел на нее, ухватил за руку, потянул к себе и проговорил в сердцах, глядя в ее глаза:

— Да потому что все женщины, которым довелось мне неосторожно понравиться, непременно совали нос не в свои дела. Это, знаете ли, на уровне подсознания, — кажется, он дразнился. — Она мне еще не нравится будто бы, но если сует нос куда не надо, то все пропало. Понравится непременно!

— И что теперь делать?

— Теперь придется выручать из беды этого охламона, в чьих глазах вы утонули.

— С чего это вы взяли? — снова попыталась она возмутиться, но снова притихла, сама же говорила, что Андрей ей понравился, шмыгнула носом и спросила: — Так мы идем или станем ждать, пока Лена проснется и начнет уборку?

— Ну, после четырех банок коктейля, думаю, это случится не скоро, — улыбнулся он ей одними глазами.

— Было три. — Татьяна растерянно заморгала. — Четвертая откуда? Так это вы?..

— Мы, мы, открывайте дверь, Татьяна, пока нас не засекли…

Первым делом ее новый знакомый, назвавшийся Анатолием, опустил жалюзи на окне и задвинул тяжелые портьеры. Потом включил верхний свет, опустился на четвереньки, призвал ее сделать то же самое, и они начали поиск.

Никто из них не знал, что именно они ищут. Собирали все, что попадалось под руку, а попадалось много чего, молодые люди не отличались аккуратностью. И комочки окаменевшего изжеванного «Орбита». Откуда уверенность? Так пустые упаковки от него валялись там же. И надорванные глянцевые пакетики из-под презервативов. И нитки, и волосы Анжелы и…

— Нашла!! Нашла!! — засипела она приблизительно через полчаса, в течение которых они с Анатолием сгребали из углов весь мусор. — Я нашла ее, Толя!!

— Что нашла? — Он по-собачьи, на четвереньках подполз к ней и шумно задышал на ухо. — Что это? Пуговица? А я-то думал…

— Это не просто пуговица, Толя! — голосом цыганки-ворожеи пропела она. — Это пуговица от мужской рубашки.

— Вижу! — буркнул он, отодвигаясь и усаживаясь к стене. — И что? Твой Андрей не носил совершенно рубашек, что ли?

— Носил. Но рубашку серебристо-зеленого цвета в едва заметную клетку, которая застегивалась на такие вот именно пуговицы, где теперь одной не хватает, он не носил точно! А знаешь почему?

— Знаю, — его серые глаза вдруг азартно заблестели, он понял наконец. — Потому что ее носил кто-то другой. Тот, с кем ты не раз сталкивалась либо в коридоре, либо в кафе, и сталкивалась довольно часто, раз запомнила рубашку и пуговицы, приехала-то ты недавно. Я угадал?