Екатерина Лесина - Золотые ласточки Картье

– Идем, – Стас понял, что еще немного, и сорвется. Сжав руку Софьи, которая стояла очень тихо, переводя взгляд с Машки на Толика и обратно, он потянул ее за собой. – Нам надо поговорить…

– Ласточка, – пробормотал Толик сквозь сон. – Во всем виновата ласточка!

Две ласточки легли на стол, соприкасаясь клювами.

– Похожие, – Васька потрогал ту, которая с синим глазом.

– Похожие, – согласилась Софья. Она держалась за подлокотники кресла и не спускала с ласточки настороженного взгляда. – Почему ты сразу ничего не сказал?

Васька вскинулся. Устал. И кажется, опять не спал. Стаса удивляла эта его способность сутками обходиться без сна. И силы, казавшиеся бесконечными, и, пожалуй, сам Васька с его непонятной яростью, которая шла работе на пользу.

– Я не знал, можно ли с тобой дело иметь, – наконец произнес он. – И вообще…

– Что, думал, я убила сестру?

– Двоюродную, – спокойно уточнил Васька. – И да, ты права… у меня имелись некоторые подозрения.

Софья только фыркнула и сильней вцепилась в подлокотники кресла.

– Подозревал я не тебя. – Васька глядел на нее прямо, а она выдержала этот взгляд и только подбородок вздернула. А у Стаса появилось иррациональное желание дать Ваське по голове. Тоже Шерлок Холмс нашелся.

– Я подозревал твоего отца, – тихо произнес он и взгляд все же отвел.

– Чушь! – Софья вскочила.

– Сядь.

– Сяду, но он… он же свихнулся на почве той… папа давно умер и…

– Сядь, – попросил Васька и ласточку протянул. – Возьми. И если хочешь знать, то теперь я не думаю, что виноват был он, но… эта история меня совершенно вымотала. Я не хочу никому мстить. Я лишь хочу освободиться от нее.

Ласточка смотрела на Ваську синим глазом, и солнце дробилось в гранях драгоценного камня.

– Но при чем здесь мой отец? – Софья стиснула ласточку в кулаке.

– Притом что… давай я по порядку.

Хотя обращались не к нему, но Стас кивнул: ему тоже было любопытно послушать.

Тогда, много лет назад, Васькино будущее представлялось ему ясным.

Он женится на Аньке. Откроет свое дело, ту же мастерскую, в конце концов, руки у него из нужного места растут, а значит, сумеет он семью прокормить. При удаче дело пойдет в гору.

Годам к сорока Васька станет если не богат, то довольно состоятелен. К этому же времени у него появятся дети, двое, быть может, и трое, но тут уж как Анька решит. Главное, что семья будет большой и дружной. В его будущем было место и совместным ужинам на большой кухне, походам в лес, поездкам по Золотому кольцу и не только. Он вот всегда в Суздале мечтал побывать. Или в Петербурге, в Эрмитаже. Быть может, хватит и на Турцию, и на Египет. Главное, что это будущее, оно предначертано. И Анна его разделяет. Нет, Васька не спрашивал ее, но по глазам видел – разделяет.

Анна представлялась ему своей.

Честно говоря, в компании девиц с факультета Васька чувствовал себя неуютно. Ника разговаривала сквозь зубы. Марго откровенно насмехалась. Машка и та старалась держаться в стороне. С Анной же все казалось простым и понятным.

А вот то, что это именно казалось, Васька понял после смерти Анны.

Что он испытал, когда сообщили?

Шок, недоумение и снова шок, потому что такое не могло случиться с ней. С кем угодно, но только не с его Анечкой. А следователь все выяснял, где Васька был накануне, кто может это подтвердить. И тягал с допроса на допрос, точно вознамерившись посадить его, Ваську, за убийство любимой. Быть может, и посадил бы, но… Не вышло.

Отпустили, и Васька запил. От угрызений совести, от осознания собственной никчемности, беспомощности. Анна ведь на него рассчитывала, а он не спас ее, не защитил. И еще ласточка эта, которую он теперь повсюду носил с собой.

С ласточкой Васька разговаривал, ответа не ждал, знал, что не получит, но… ему становилось легче. Наверное, все могло бы кончиться банальным отчислением и затянувшимся падением на самое дно, но Стас остановил.

– Возьми себя в руки, – сказал он, когда Васька достаточно протрезвел, чтобы понимать слова. – Что ты творишь?

– От… отв… отвали.

– Не отвалю, – Стас взял Ваську за шиворот и голову сунул под воду. В умывальник.

В умывальнике собрались горы грязной посуды, которая ко всему стала пованивать, и Васька вдруг подумал, что он жалок. Сидит, плачется и ничего не делает.

Как эти мысли были с посудой связаны, он не знал, но вид воды, которая растекается по жирным тарелкам, побуждал к действию. Именно тогда Васька решил для себя, что непременно найдет и накажет убийцу. Но решить – одно, а сделать – другое.

Ваське не спешили помогать. Тот же следователь, услышав о том, что Васька желает помочь, поморщился и сказал:

– Не лезьте. Дело – висяк…

И документов никаких не дал, а свидетели, которые якобы видели, как Анна уходила в тот вечер из кафе и не одна, с Васькой разговаривать отказались наотрез. И пригрозили милицией…

Свои его жалели, но в жалости этой начали рассказывать об Анне вещи, которым Васька верить не желал.

– Дурень, – бросила Марго и сплюнула. – Она тебе изменяла, а ты сопли пускаешь…

– Лжешь.

– Я? – Она окинула Ваську насмешливым взглядом. – Мне, Васенька, врать без надобности… изменяла она… Ты у нее запасным вариантом числился. Такой, знаешь, которого и бросить жаль, но и пользоваться не особо тянет.

Марго смотрела сверху вниз и улыбалась, так улыбалась, что у Васьки возникло почти непреодолимое желание стереть эту мерзкую улыбочку ударом кулака.

– Она ведь просила свадьбу отложить?

– Да, – вынужден был признать Васька. – Пока не время и…

– А когда время наступило бы? Дай угадаю, к выпускному?

– После.

Аргументы Анны казались ему понятными, но в исполнении Марго они звучали насмешкой.

– После выпускного… то есть еще годик-другой… А знаешь, почему?

– Надо доучиться.

– Ага, а штамп в паспорте очень учебе мешает. Не смеши меня, Васек. Дело в другом. Анечка у нас в активном поиске пребывала. Нет, она бы вышла за тебя в конце концов, если, конечно, не нашла бы вариант получше. А она нашла.

– Что?

– Стасик, – с удовольствием сказала Марго. – Ты же знаешь, что дружок твой не из простой семьи, Анька узнала это и решила, что не прочь будет в эту семейку войти.

– Лжешь!

– А ты повторяешься. Мне врать незачем. Я тебе как есть говорю. Охотилась Анечка за Стасиком… а он от нее бегал. Пока бегал, но месяцок-другой, и, глядишь, все бы изменилось…

Что Васька почувствовал? Ненависть. Не к Стасу, не к Анне, а к этой циничной девке, которая говорила такие вещи так просто, будто бы сами по себе эти вещи вовсе не были ужасны. Марго же отстранилась и тихо, так, что Васька едва-едва расслышал, произнесла:

– Да и Стасик у нее был бы не первым, не вторым, а… – Она осеклась, окинула Ваську взглядом, в котором мелькнула жалость, и произнесла: – Знаешь, мне тебя жаль… ты, конечно, не веришь, и… я бы не стала лезть в вашу жизнь, но больно видеть, как ты себя гробишь.

– Не смотри.

– Не могу, – Марго провела ладонью по щеке. – Ты, Васька, хороший парень. А это по нынешним временам редкость. В общем… мне не верь, но сходи на улицу Космонавтов… пятый дом, третья квартира…

– Зачем?

– Сходи, – уклончиво ответила Марго. – Может, тогда в твоей голове хоть что-то да прояснится.

Прояснения Васька не желал. И разговор этот, который он счел бессмысленным, постарался из головы выбросить. Но вот беда, слова Марго упали на благодатную почву.

Нет, Васька не был ревнивцем. И Анне он доверял. Но вдруг вспоминались мелочи, которым он прежде не придавал значение. Какое-то неясное ее недовольство, что проскальзывало время от времени. Вопросы о Стасе. Он ведь друг Васьки, и Анна понимает, как дружба важна. Внеплановые дежурства, и ее нежелание, чтобы Васька встречал после работы. Свидания с братом, к которому ревновать глупо.

Улица Космонавтов, пятый дом и третья квартира.

Этаж второй. Ветви раскидистого тополя почти закрывают окно. Они дотягиваются до самого стекла и к стеклу прижимаются, словно дерево подслушивает.

– Вы интересный молодой человек, – говорит хозяйка квартиры, которая немолода, но все еще красива. – Мне жаль, что с Анечкой случилось этакое несчастье… Конечно, о мертвых говорят лишь хорошо, но… Она была весьма рискованной девушкой… мы с ее матерью дружили.

Женщина носит рыжий парик из натуральных волос, которые подвязывает алой шелковой лентой. Она рядится в черный халат с китайскими драконами, а поверх его, на плечи, набрасывает пуховую шаль.

– Вам повезло, что вы меня застали. Я редко бываю в этой квартире… Сдаю.

Она курит тонкие дамские сигареты, вставляя их в длинный мундштук, и дым выпускает манерно.

– Но спрашивайте, спрашивайте… врать не буду… нет у меня такой привычки. Вранье, молодой человек, требует слишком хорошей памяти. А годы уже не те.

Васька заверил, что годы у Виктории – самые прекрасные.