Елена Михалкова - Остров сбывшейся мечты

– Но зачем? Зачем он скрывался? Зачем играл в бедного дядю Мишу, которому не на что купить лишний раз пряников?

– Он не играл, – покачал головой Макар. – Видите ли, Виктория, ваш дядя относился к тому типу людей, которых вполне устраивает самая спартанская обстановка. Им вовсе не требуется окружать себя роскошными вещами, достаточно привычного комфорта, а для Михаила Олеговича такой комфортной была собственная квартира. Небольшие улучшения вроде переключателей на его уровне, специальной ванны, плиты – все это он устроил, а ведь, если подумать, такие улучшения должны были обойтись ему достаточно дорого. Мы бы могли что-то заподозрить, увидев у него, скажем, хороший ноутбук, но Каморкин привык печатать на машинке и не собирался отказываться от своей привычки, к тому же машинку он после работы прятал в шкафчик. А в остальном он сохранил те же привычки, что были у него всю жизнь, а он всегда жил довольно скромно, если не считать слабости к хорошей одежде и вкусной еде. Быть франтом он отвык, а что касается еды, то я уверен, что в лакомствах Михаил Олегович себе не отказывал. Но все, что могли заметить приходившие к нему люди, – это удивительно вкусный чай. Кстати, он очень дорогой и лечебный, и доставал ему этот чай не кто иной, как Андрей, которого вы знаете под именем Глеба. Он вообще очень много делал для вашего дяди – разумеется, не даром. Кстати, полагаю, сейчас он дает показания оперативникам. И если бы не Андрей, ваш дядя вряд ли смог осуществить свой план.

– Но ведь дядя пытался искать меня, – дрогнувшим голосом проговорила Вика. – Мне сказали, что именно он отнес заявление в милицию…

– Заявление он отнес, чтобы совершенно отвести от себя подозрения. Но даже если бы Михаил Олегович этого не сделал, я бы никогда не стал подозревать его, потому что он искренне страдал, и это было видно каждому. Он тосковал о вас и плакал. Если бы я подумал о том, что его горе вызвано чем-то иным, кроме страдания по пропавшей племяннице, возможно, вам не пришлось бы плыть на второй остров. Но я оказался слишком самонадеян и еще попал под обаяние Михаила Олеговича. Он плакал искренне, потому что совесть говорила ему о том, что вы будете умирать страшной смертью и это он обрек вас на такую смерть. Он плакал оттого, что жалел вас, но не смог поступить иначе. А мне слышались за его плачем боль и страх, что мы не успеем вас найти.

– Вы сказали, что он швырял в оперативников книги… – потухшим голосом произнесла Вика.

– Да. И очень театрально хватался за сердце. Точнее, это они думали, что театрально, а когда выяснили, что ошиблись… тогда было уже поздно. У Михаила Олеговича случился инфаркт.

Он помолчал и добавил:

– Кстати, Мария Ивановна Шпунтикова тоже умерла от инфаркта, двумя неделями ранее. Она так и не узнала, как далеко Михаил Олегович спрятал вас от нее. Думаю, ей бы и в голову это не пришло.

Бабкин машинально почистил мандарин и, забывшись, протянул его Стрежиной. Девушка так же машинально покачала головой, не сводя глаз с Макара, рассказывавшего о старой Шпунтиковой.

– Я слышал их последний разговор, – признался Илюшин, – и мне даже показалось, что происходит что-то неладное, но ваш дядя сумел убедить меня в том, что все в порядке, и притом не стал врать лишний раз, а честно сказал, что звонила вдова Шпунтикова. У него на столе стояла ее фотография, и у меня тогда мелькнула мысль, уж не влюблен ли был Каморкин в жену приятеля. Но он, конечно же, не был. Он был напуган, когда возвратился после разговора с ней, но быстро взял себя в руки. Мы не знаем, что она ему сказала, и не знаем даже, известно ли ей было о вашем исчезновении… Нет, наверное. Мария Ивановна умерла на следующий день после разговора с вашим дядей, и это, конечно, стало для него большим облегчением – все-таки он не мог быть до конца уверен, что она не обратится к кому-то другому с доказательствами его многолетней лжи.

– Я не понимаю… – пробормотала Вика. – Но почему же она и в самом деле так не поступила? Зачем нужно было отправлять письма мне? Господи, я и видела-то ее пару раз в жизни, сто лет назад, когда она заходила к дяде Мише в гости. Если бы она послала их в какой-нибудь журнал… нет, не журнал… не знаю! В конце концов, наверняка у нее было много знакомых, которые помогли бы! Почему – мне? Это же неправильно!

– Люди действуют не так, как они должны были бы действовать, а так, как они хотят, – пожал плечами Макар. – Мария Шпунтикова желала одного: чтобы единственный человек, к которому был привязан Михаил Олегович, узнал о его лжи. Этим человеком являлись вы. Она была старая, умирающая женщина, и она сделала самое простое: отправила вам заказным письмом все послания, которые муж присылал ей из своих командировок и в которых рассказал, как он фотографировал. А потом позвонила Каморкину в последний раз и предупредила старика о том, что его ждет. Из разговоров с Михаилом Олеговичем она представляла ваш характер и не сомневалась, что ваша честность сильно осложнит Каморкину жизнь.

А теперь представьте, Вика, что испытал ваш дядя, когда увидел угрозу своему благополучию. Ведь он давным-давно уже не притворялся талантливым фотографом – он был им! Я слышал, с какой гордостью он признавался в том, что у него по-прежнему берут интервью, что его снимки печатают в журналах… Думаю, что он почти убедил самого себя, что те шестнадцать кадров сделал не Шпунтиков, а он сам. И вдруг ему звонит Мария Ивановна и в ярости сообщает, что прочитала обо всем в письмах покойного мужа и что Каморкину следует ожидать расплаты – той, которую она сама для него выберет. И тогда Михаил Олегович решил предотвратить разоблачение, потому что такого позора он бы не пережил.

Но, видите ли, нельзя все время жить в полуиллюзорном мире собственного воображения, почти не имея при этом связи с реальностью, и адекватно действовать в случае какой-либо угрозы. Во всяком случае, Каморкину это не удалось. Он мог использовать десяток способов, начиная от кражи письма из почтового отделения и заканчивая нападением на вас после того, как вы получили бы послание. Разумеется, во всех случаях ему требовались бы исполнители, а у него не было никого, кроме верного соседа Андрея, получавшего от Михаила Олеговича ежемесячную мзду за небольшую помощь. Наверное, при желании Каморкин мог бы найти и людей, согласившихся следить за вами, которые всего лишь отобрали бы у вас письмо сразу, как только вы вышли из почтамта. Но Михаил Олегович допускал, что вдова Шпунтикова просчитает такую вероятность и подстрахуется, отправив, к примеру, второе письмо с каким-нибудь знакомым. Он хорошо знал жену своего покойного друга и понимал, что той плевать на огласку – она хочет лишь испортить ему жизнь, лишив его уважения и любви единственного действительно родного человека.

– Откуда вы знаете?

– Каморкин сам рассказал. И признался, что ни секунды не сомневался: узнай вы о том, кто настоящий автор фотографий, вы не оставили бы этого без последствий. И вам было бы все равно, что ваш родной дядя будет опозорен – вы бы восстановили справедливость. Он был прав?

Побледневшая Вика молча кивнула.

– Именно поэтому Михаил Олегович решил задачу с другой стороны: вместо того, чтобы убрать от вас письмо, он убрал вас от письма. С его точки зрения, это был единственный способ, гарантировавший сохранение тайны.

– Но почему он не мог просто убить меня?

– Ну что вы! Повторяю, Виктория, ваш дядя любил вас – пусть по-своему, пусть убого, но любил. И вот он придумал избавиться от вас – заметьте, какое удобное слово: «избавиться», ничего общего со словом «убить», – и вовремя вспомнил о вашей мечте. Я все-таки полагаю, что человек, написавший двадцать три фантастических романа, не выходя из дома, представляет себе окружающий мир несколько иначе, чем мы. Ему казалось, что он осчастливит вас. Ведь вы так мечтали уехать отсюда, правда? И именно на необитаемый остров.

Вика кивнула.

– Вот тогда-то все и сложилось. Нанять через Андрея актрис, разыгравших вас, отправить все того же Андрея загодя на Соломоновы острова, чтобы он договорился с пилотом и заодно сориентировался на местности, поймать вас на приманку выигранного билета – все не так сложно, как казалось нам с Сергеем. Особенно если учесть, что Михаил Олегович бывал раньше на Соломоновых островах – помните, что он работал журналистом? Он тогда много где побывал, в том числе и там. Я предполагаю, что и на вашем острове он высаживался и потому смог дать помощнику четкие инструкции.

Макар подумал, мысленно восстанавливая события.

– Кстати, в разговорах со мной ваш дядя проявил себя человеком очень предусмотрительным. Достаточно ему было обронить, что вас с вашим шефом связывали личные отношения, и мы послушно бросились рыть в указанном направлении. То же самое произошло с Рощиным: мы бы занялись парнем в любом случае, но для верности Михаил Олегович подбросил нам факты поярче – например, о том, что Рощин угрожал вам.