Оксана Обухова - Шутки в сторону

Сказал, развернулся на сто восемьдесят градусов и быстро ушел в сторону лестницы.

А я без сил опустилась на диванчик и крепко задумалась. Пальмовые кущи прикрывали меня со всех сторон, я таращилась на стеклянную стену конференц-зала и пыталась осмыслить состоявшийся разговор. Какую цель преследовал Гнедой этим выступлением? Утопить Жору? Отхлестать меня по щекам за сцену у альпийской горки и отклоненное предложение о работе? Сначала хотел нанять меня в подручные, показать, кто здесь сверху, а когда я отказалась — намеренно сделал пакость? Смутил мне душу и разум?

Если последнее, то у него это получилось на славу. Я вновь вернулась к исходной точке и подозревала всех, начиная от приятелей и заканчивая самим Юлием Августовичем, намутившим столько воды. Если предположить, что слова Гнедого о моей предвзятости имеют под собой основание, то подозревать по-прежнему можно всех. Я наделала много глупостей, наболтала лишнего, вывела из-под подозрения фигурантов, руководствуясь личными симпатиями…

Зачем Юлий Августович завел этот разговор?! Просто так, из желания сделать гадость, или… пока меня не было, Гнедой сам вышел на «шахматиста» и предложил ему тандем?

Если это так, то я пропала. Объединение подозреваемых — полный крах расследования. Что может быть опаснее обоюдно подтвержденного алиби? Что, если два умнейших человека — Юлий Августович и наш «шахматист» — объединились и разработали стратегию защиты? Гнедой отлично видел, как я умею ваньку валять, и догадывается, что весь сегодняшний день перед ними разыгрывался спектакль. В случае объединения этих двух людей предположить можно самое ужасное. Пока я надеялась, что у «шахматиста» от страха шевелятся волосы, на самом деле его подручные готовили нам ложный след и наиболее очевидного фигуранта на заклание — погорельца Минотавра. Учитывая изобретательность врага, можно считать, что Жора погорел окончательно.

Боже, ну почему ты не наградил меня хоть толикой ума?! Я стараюсь, бегаю с высунутым языком, а потом оказывается, что везде, где пробежала, только напортачила.

Эх, зря я не прислушалась к словам Стелькина, назвавшего инвестора «темнилой», и влезла впопыхах. Теперь вот сижу и понимаю, что сама, своими руками изготовила еще двух «неизвестных».

Уравнение сумасшедше запутывалось. Один из «неизвестных» мог намеренно ввести меня в заблуждение. Очень ловко, очень зло и умно.

Семен Иванович еще куда-то пропал…

Устав терзать себя догадками, я вышла из зарослей тропических пальм и направилась к Туполеву. Даже если бы Валентин Наумович, Гнедой и Протопопов встретились мне сейчас в полном составе, я плюнула бы на все законы конспирации, и ничто не смогло меня удержать от разговора, нет, необходимого присутствия рядом Туполева. Я могла доверять только ему. Полина уже почти вышла замуж за Жоржа, Стелькин вряд ли мог служить утешительным призом и собеседником, остальные гости надоели до тошноты.

Назар сидел за рабочим столом возле ноутбука и быстро переворачивал какие-то электронные страницы с биржевыми сводками.

— Ты можешь работать в таком бедламе? — подходя к его креслу, грустно спросила я.

— Я должен работать, — поправил меня Назар. — Устала?

— Как ездовая собака оленевода, — не скрывая печали, слабо усмехнулась я.

— Выпить налить? — спросил он и встал, потягиваясь. — Я тоже не откажусь…

— Валяй, — согласилась я и какое-то время молча смотрела, как он разливает бренди по фужерам.

— Что там происходит? — усаживаясь рядом со мной на диван и протягивая мне бренди, спросил Туполев.

— Все то же, все те же, — вздохнула я.

— Никого не убили?

— Надеюсь, что нет. Только Протопопов куда-то пропал. Он не выезжал?

— Сейчас узнаем. — Назар, перегнувшись через меня, дотянулся до сотового на рабочем столе. — Алло, Антон, где Протопопов?.. Гуляет у реки? Один? Ты там проследи, чтоб не утоп…

Туполев был в порядке и даже шутил. А мне хотелось отбросить стакан, зарыться в рубашку на его груди и жаловаться, жаловаться, жаловаться. Я так устала от хитростей и интриг, я просто бестолковая, усталая девица двадцати шести лет, с издерганными нервами, неудавшейся личной жизнью и влюбленностью в олигарха, которому скоро родят сына. Почему-то я была уверена, что у Ульяны будет мальчик. Туполев всегда получал то, что ему нужно. А конкретно ему нужен наследник заводов, газет и пароходов…

— Что-то случилось? — тихо поинтересовался Назар и осторожно, двумя пальцами за подбородок развернул мое лицо к себе.

Я опустила глаза, и, кажется, сквозь ресницы потекли слезы.

— Ты мой солдатик, — прошептал Туполев, и вдруг я почувствовала на своих щеках, губах, шее его губы. Он медленно вынул из моих помертвевших пальцев бокал и переставил его куда-то на стол.

Что Ульяна? Где Ульяна? Какое мне дело?! Я больше не могла ждать и изводить себя вопросами. В этой комнате были только мужчина и женщина, желающие одного — хотя бы на эту ночь быть вместе…

И катись к черту весь мир!

Мы должны помочь друг другу пережить эту ночь.

Иногда страсть мужчины может выбить из головы все мысли навсегда.

Но это только у очень мудрых или, наоборот, у исключительно безмозглых женщин.

Я смотрела на обитый шелком потолок, на свисающий, полог небольшого балдахина, и в зеркале, прорезавшем золотистый шелк потолка, мне виделось прекрасное лицо Ульяны. Грустное, укоряющее и правое во всем.

— Что-то случилось?

Этим же вопросом мы начали, им же и закончили. Кажется.

Я натянула на грудь мягкую, соскальзывающую простыню и попыталась встать.

— Ты куда? — Назар взял меня за запястье руки, подтягивающей к телу шелковую ткань.

— Умыться надо, — тихо ответила я и почувствовала, как мужская ладонь отпустила запястье и тяжело упала на кровать.

Не поворачиваясь и ловя на ходу сползающую простыню, я прошла в ванную и усмехнулась сначала при виде мраморного бассейна, дарившего мечты, потом при виде собственного отражения в огромном зеркале. «Урвала кусочек? — спросила себя. — И чего добилась?» Опухшие губы, спутанные волосы, щеки как два отцветших мака. Красотка-разлучница. Теперь полжизни оправдываться перед собой будешь… Мол, устала, издергалась, так получилось…

Еще скажи — выпила лишнего!

Я размазала отображение пятерней, отвернулась от зеркала и включила на полную мощность холодную воду.

Хоть топись, в самом деле. Так я себе была противна. Оказывается, не сказки, бывает оно — любовное похмелье.

Обмотавшись простыней в плотный, целомудренный сверток, я вернулась в спальню.

— Что происходит? — хмуро, с ноткой недовольства спросил Туполев.

Я подумала, не дай бог решит, что разочаровал меня как любовник, и ответила коротко:

— Ульяна.

Терпеть не могу выяснять отношения, ненавижу, когда без спросу лезут в душу, и не люблю ковыряться в чужих. Но момент настал, и рубить лучше сплеча и сразу. Так чтоб больно, но наверняка и без рецидивов.

Назар откинулся на подушки, посмотрел в потолок и медленно произнес:

— Ты ничего не знаешь обо мне и Ульяне…

Хорошо, что он не смотрел на меня. Я тихо подошла к постели, села на край и ответила:

— Она ждет от тебя ребенка.

— Ну и что?! — взвился над подушками Туполев. — Ребенок не причина!

— Для чего?

Он вновь откинулся и заложил одну руку за голову. Мне казалось, я достаточно знала Туполева, чтобы понимать: давать кому-то объяснения своих слов или мотивов он не выносит. Акценты он расставлял кратко и редко повторялся. Мне очень хотелось повторить мой вопрос, но я так и не решилась. Сидела обмотанная простыней и думала: идти в свой номер в простыне или поползать вокруг кровати и собрать бельишко? Поплакать было самое время…

— Я не хочу жить с женщиной только потому, что у нее будет от меня ребенок, — уже наклоняясь к полу в поисках белья, неожиданно услышала я. — Ребенок — это другое. — Назар приподнялся на локте. — Другое, понимаешь!

— Но…

— Софья, — перебил он и сел на кровати, — я достаточно пережил, чтобы понять и заслужить право на одну-единственную, необходимую мне женщину. Одну. Ребенок, сын или дочь, это подарок, но я не собираюсь делать его цепью… Черт, как я не люблю таких разговоров! Пойми ты, ребенок — это дар небес, удача, но не более. Он не может быть цепью, это понимаю я, и она понимает…

— Ульяна?

— Да. У нас давно все решено. Очень давно. Мы вместе, но никаких обязательств.

— Объясни.

Назар встал и без всякого стеснения, голышом сходил за сигаретами. Прикурил и долго молча смотрел, как влекомый комнатным кондиционером дым скользит по потолку.

— Я скажу тебе один раз. И попрошу больше никогда к этому не возвращаться. — Я приготовилась к чему-то необычному, поправила шелковую тогу, заложила волосы за ухо и превратилась в слух. — Ты ничего не знаешь обо мне и Ульяне. Три года назад я выкупил ее у сутенера в Генуе.