Ирина Мельникова - Финита ля комедиа

«Я всегда ненавидела Муромцеву потому, — сказала она, — что по ее вине страдала мама. Но втайне я гордилась, что эта исключительная женщина выбрала не кого-нибудь, а моего отца! Но я возненавижу тебя, если ты женишься на Кате Луневской. Я умру от стыда, учти это, папа, потому что она младше меня на три года!» И эти слова оказались тем самым ушатом холодной воды, который заставил меня увидеть все в истинном свете.

На следующий день мы ехали с Катенькой по Миллионной улице, и наша карета столкнулась с экипажем банкира Шелковникова. Вы бы видели, Федор Михайлович, как Катенька щебетала с его старшим сыном Александром, пока кучера расцепляли колеса экипажей, как улыбалась ему и кокетничала, нисколько меня не стесняясь! Она точно забыла обо мне! И когда я окликнул ее и сказал, что нам пора ехать, она повернула головку и посмотрела на меня. Признаюсь, мне не поздоровилось от этого взгляда. Казалось, она вмиг сосчитала все мои морщины, отметила мешки под глазами, седые волосы и залысины. — Булавин зябко повел плечами и глубже опустился в кресло. — Потом она спохватилась, прижалась ко мне, принялась нежно гладить мою руку.

Но у меня уже захолонуло сердце. И хотя она шептала:

«Вы — великий человек, и я никогда не оставлю вас, даже если случится беда! Вы такой сильный, вы такой красавец, Савва Андреевич! Нет никого на свете лучше вас! Что мне до ваших лет? Я люблю вас! Вас одного!», я знал, что она лжет. Через четверть часа я в последний раз подвез ее к дому и сказал, что возвращаюсь к Поли не. Хотя, поверьте, не знал, примет ли она мою любовь.

Но если б даже она меня отвергла, к Катеньке, поверьте, я б никогда уже не вернулся.

— И что ж, Катенька так легко восприняла эту потерю? — спросил Тартищев.

— Нет, она пыталась выяснять отношения, преследовала меня, писала письма… Мы еще раз встретились с ней, и я сказал, что все ее усилия бесполезны. И тогда она нашла утешение в романе с Александром Шелковниковым, тем самым молодым человеком, за которого ее совсем недавно просватали.

— Я слышал об этом, — кивнул головой Тартищев и уточнил:

— Скажите, что было в том письме, которое получила Полина Аркадьевна накануне вашего разрыва?

— Это было подлое, гнусное письмо. Думаю, что кто-то решил свести счеты и с ней и со мной одновременно. Словом, письмо было написано якобы мной и адресовано совершенно вымышленному лицу, но в нем со» держалась масса унизительных замечаний и насмешек над Полиной. Поверьте, я подобного даже в мыслях не допускал. Тем более назвать ее «старухой» или неприличным словом… Это письмо, по признанию Полины Аркадьевны, чуть не убило ее, и как раз накануне бенефиса. Возможно, кому-то как раз и хотелось сорвать ее бенефис… Она была настолько оскорблена и унижена, что даже не заметила явных нелепостей и того, что почерк сильно отличался от моего. Ей хватило одного: увидеть мою подпись в конце этого грязного пасквиля…

Подпись-то как раз оказалась очень похожей!

— Письмо сохранилось?

— Нет, при первой же встрече Полюшка дала мне его прочитать. Я был крайне изумлен и огорчен тем, что она скрыла от меня подобную гнусность. Возможно, нам бы удалось расставить все точки над «i» гораздо раньше, чем это случилось на самом деле. Но мы объяснились, и она с радостью бросила его в камин.

— Жаль, тем самым мы утратили явную улику против преступника. Уверен, это дело рук одного и того же человека, которого мы подозреваем не только в отравлении Полины Аркадьевны, но и в убийстве Ушаковой и Каневской, — пояснил свой интерес Тартищев.

— Отравлении? — Булавин побледнел и раздавил в руках папиросу. — Полину отравили? Вы совершенно ответственно об этом заявляете?

— Ответственнее некуда! Яд ей подсунули под видом зубных капель. Полина Аркадьевна решила вечером прополоскать рот, и…

— Господи, — Булавин осенил себя широким крестом, — Поленька! Перед кем же ты так провинилась?

— Мы проверили всех, Савва Андреевич! Простите, но вашу жену, и вашу дочь, и Катю Луневскую в первую очередь… Все три близкие вам женщины ненавидели Полину Аркадьевну и могли бы желать ее смерти, но, на их счастье, они в это время находились вне города. Хотя мы не сбросили со счетов версию, что они способны нанять убийцу и на время уехать. Так что следствие пока продолжается…

— Но тогда непонятно, в чем же провинились Анна Владимировна и Раиса Ивановна? Я с ними даже не флиртовал никогда, а Каневскую и вовсе едва выносил?

— Это обстоятельство и позволяет нам сомневаться в виновности ваших близких и тем более Кати Луневской. По слухам, она абсолютно счастлива с молодым Шелковниковым.

— Да, и ветер им в паруса! — махнул рукой Булавин. — Мне, право, очень неприятно о ней вспоминать.

— Нельзя отказываться и от той версии, что кому-то, по неясной пока причине, очень хочется не допустить открытия театра. Вполне вероятно, желают досадить, вернее, отомстить вам, и мы не исключаем, что меч действительно занесен над вашей головой. К тому же, вы сами об этом сказали, премьерный спектакль на грани провала. И мы вынуждены просить вас поступить следующим образом… — Тартищев пододвинул Булавину лист бумаги. — Читайте, но все должно остаться в секрете. Вы понимаете, во что это может вылиться, если убийца разгадает наши уловки?

— Понимаю, — Булавин отодвинул бумагу, застегнул сюртук на все пуговицы и поднялся с кресла. — Я еду сейчас же. Я — человек рисковый, и поступлю именно так, как вы того хотите.

Тартищев поднялся с кресла следом за ним, крепко пожал протянутую руку промышленника и пожелал:

— С богом, Савва Андреевич! Удачи вам! И нам в том числе!

— Ты сошел с ума! — голос Анастасии Васильевны звенел от негодования. — Лиза играет в любительском театре. А любительский и профессиональный театр — это два совершенно несовместимых понятия! Если бы ты хоть единожды посетил их спектакль, то, наверное, столь абсурдные идеи даже не посмели появиться в твоей голове!

— Прямо у меня есть время их спектакли посещать! — вздохнул Федор Михайлович. — У меня голова о другом болит! Каждый день то Батьянов, то Хворостьянов меня мордой об стол, как последнего щенка, тычут, а то и на пару пытаются! Сроду такого не бывало, чтобы убийца столько народу положил, а мы почти ничего о нем не знаем.

— Вот-вот, — еще больше рассердилась Анастасия Васильевна, — вы ничего о нем не знаете, а по городу какие только слухи и домыслы не носятся о его грядущих злодеяниях. И что о полиции говорят, врагу не пожелаю знать! Я уже из дома перестала выезжать, чтобы этих разговоров не слышать.

— Чего-чего, а на обывательские шепотки и сплетни мне наплевать и забыть! — буркнул Федор Михайлович и вопросительно посмотрел на жену:

— Настя, я тебя очень прошу, поговори с Лизой! У нас нет другого выхода! Через два дня открытие театра! Завтра приезжает Великий князь со своей свитой, масса других важных и влиятельных гостей ожидается…

— Нет, вы и вправду сдурели, сударь мой? — Анастасия Васильевна с изумлением всплеснула руками. — Наша Лиза в премьерном спектакле? На большой сцене? Там, где выступала сама Муромцева? Ушакова? Та же Каневская? Да в городе же все от смеха умрут, когда про такой пассаж узнают. Представляю эти пересуды: «Тартищев убийцу не сумел поймать, но весьма удачно пристроил в театр свою дочь!» А газеты?

Твой же разлюбезный Желток весь ехидством изойдет!

«Тартищев залатал дыру в труппе своей дочерью!» Тебе хочется подобной славы? Тебе хочется унижения собственной дочери?

— Настя, — сжав зубы, Тартищев пытался урезонить расходившуюся жену, — поверь, я не хочу, я не желаю ничьего унижения, но участие Лизы в спектакле необходимо! Я не могу объяснить тебе деталей, потому что это не моя тайна. Мы посовещались, в том числе и с Булавиным, и с театральным начальством, и решили, что лучший вариант не допустить срыва спектакля, сыграть в нем Лизе. К слову, Турумин как-то раз видел ее в одном из любительских спектаклей и сказал, что она была очень не дурна в своей роли, да и собой весьма мила. Сейчас я просто свожу ее на просмотр. Возможно, ты окажешься права, и у нее ничего не получится.

Но посмотреть ее надо! На репетиции будет сам Булавин! На нее посмотрит Турумин. От них зависит окончательное решение! Ты ведь не хочешь, чтобы праздник сорвался?

— Конечно, я этого не хочу, — вздохнула Анастасия Васильевна. Обняв мужа за шею, она поцеловала его в щеку. — Но более всего я хочу, чтобы ты скорее поймал убийцу. Возможно, тогда мы будем видеть тебя чаще. Мы с Лизой давно хотим устроить семейный вечер. Пригласить Лидию Николаевну с Алешей, Ивана с Машей. Столы можно будет накрыть уже не в столовой, а в саду…

— В саду комаров только кормить, — Федор Михайлович обнял жену за талию, притянул к себе и, заглянув в глаза, строго спросил:

— Но все же, как с Лизой?

Анастасия Васильевна положила ему руки на плечи, мгновение всматривалась в его лицо, потом покачала головой: