Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

"Ишь, защитница! Ей больно… а тебе? Конечно, Алла Анатольевна — хозяйка: для тебя "высшее" существо… Да, ничего не скажешь, "выдрессировал" тебя Игорь Олегович классно… А что, Лидочка, если о вашем любовном "триумвирате" я тебя — поподробнее? Расспрашивать стану от "А", до "Я"? Надолго хватит твоей изумительной выдержки? — мелькнуло в голове Брызгалова, но майор тотчас подавил это искушение: — И чего ты добьёшься подобным образом? Слёз? Истерики? Тебе это надо? А может быть — нравится? Как покойному — Игорю Олеговичу?"

— Лидия Александровна, пока в основном всё. Конечно, не исключено, что в дальнейшем возникнут новые вопросы. Но сейчас — если Игоря Олеговича вчера не было дома — всё.

— В таком случае, Геннадий Ильич, давайте перейдём в гостиную. Простите — не предложила сразу. Но всё так неожиданно… Игорь Олегович… И Алла Анатольевна… Если вы не возражаете — я сейчас к ней… А к вам она — как только сможет.

С этими словами Завалишина провела майора в гостиную, усадила в удобное — в меру мягкое — кресло, на расположенный рядом журнальный столик поставила пепельницу и поднос с соком, минеральной водой, откупоренной бутылкой вина, фужером и двумя высокими стаканами.

— Геннадий Ильич, ещё что-нибудь? Кофе? Коньяк? Сигары?

— Спасибо, Лидия Александровна. Всё — более чем. Я ведь не собираюсь особо засиживаться. Если Алла Анатольевна через пятнадцать минут не спустится — пойду. Сегодня я — не затем, чтобы допрашивать. Просто… посчитал своим долгом сообщить лично…

На обратном пути дорогу перебежал заяц. Умеренно суеверный майор чертыхнулся и сбросил скорость: сильно зашкаливающая за сто стрелка спидометра обосновалась между отметками "восемьдесят" и "девяносто". "Молодец косой, — мысленно поблагодарил зверька Брызгалов: — Пусть "хозяева жизни" сами себе на этой дивной дороге разбивают головы и ломают шеи. Для себя построили — сами пусть и ломают"

Всё раздражение из-за почти напрасно потраченного времени нашло себе выход в этом завистливом пожелании. Завистливом — неосознанно. Ибо сознательно Геннадий Ильич неудачником себя не считал, вполне довольствовался славой лучшего "сыскаря", а бешеные деньги — что же, сегодня они есть, а завтра?..

В свой кабинет майор вернулся в десять минут седьмого и, застав в приёмной задержавшуюся Зиночку, чуточку насторожился. Номинально её рабочий день заканчивался в 18.00, однако обычно, если не было ничего срочного, секретарша уходила домой вскоре после пяти, мотивируя это тем, что обеденный перерыв она практически не использует, перекусывая на месте бутербродами с чаем.

— Зиночка, и ты тоже? С каким-нибудь жутко "приятным" сюрпризом? Ну, и денёк! Ладно — выкладывай. Что ещё тут без меня стряслось?

— Геннадий Ильич, звонил Костенко. Просил вас — когда вернётесь — сразу позвонить ему. Если поздно — домой. Я спросила, что за спешка, а он меня — "любопытной Варварой".

— И это всё? Только — Костенко?

— Ещё из финансового отдела. И прокурор. Но они ничего передавать не велели.

— Зиночка, и ты из-за костенковского звонка задержалась на целый час? Притом, что я мог вообще сюда не вернуться? Застрял бы, допустим, у Аллы Анатольевны. А они с Лидией Александровной — её секретаршей — знаешь, какие гостеприимные хозяйки! Не поговорили и десяти минут, а мне уже и "Боржоми", и грейпфрутовый сок, и "Рислинг" — чтобы, значит, во рту не пересохло.

— Ну да, Геннадий Ильич, вы скажите ещё, что и ночевать пригласили, и девочку предложили на ночь — какую-нибудь из бутовских… нет, Геннадий Ильич, всё-таки я вас иногда не понимаю! У них там такое горе, а вы не успели вернуться и шутите, как ни в чём ни бывало?

— Это, Зиночка, профессиональный цинизм… Вообще-то — защита… Ты ведь со мной три года — я думал, привыкла… Конечно, у них горе… И не только у Аллы Анатольевны… Но, Зиночка, я, по-твоему, что: должен был вернуться в расстроенных чувствах? А как, скажи, пожалуйста, мне бы тогда работать? Искать убийцу Игоря Олеговича?

— Ну, Геннадий Ильич… не знаю… вроде бы — всё правильно… только…

— Всё, всё, Зиночка, дискуссию на эту интересную тему давай отложим на потом. А сейчас: мне — работать, тебе — домой. Мальчишка-то твой, небось, заждался?

Слегка расстроенная — и не только тем, что её жгучее любопытство (на даче у "рабовладельцев" — как там и что?) осталось неудовлетворённым — Зиночка собралась и, попрощавшись, ушла. Закрыв за женщиной дверь, майор снял телефонную трубку.

Разговор с Костенко "достойно" завершил весь, сложившийся так бестолково день. И на станции, и в Дорофеевке, и в Тощилино между шестнадцатью и двадцатью часами понедельника пять человек видели машину похожую на бутовскую "Ауди". Такого же серебристого цвета. А может быть — светло-серого? Бежевого? Салатного? Может быть! А если не "Ауди"? Если — "Вольво"? "БМВ"? "Форд"? А почему бы и нет! Вполне возможно! Одним словом, светлый автомобиль иностранного происхождения. Да при такой "точности" показаний ещё повезло, что нашлось только пять человек свидетелей!

Около восьми, включив нелюбимый им — но и незаменимый — компьютер, Геннадий Ильич подвёл по обыкновению итоги дня. В целом — не обнадёживающие итоги. Убит известный предприниматель, времени на расследование в обрез, а кроме того, что потерпевший, скорее всего, хорошо знал убийцу, в сущности — ничего. Круг подозреваемых — и то не очерчен. Да что — не очерчен — даже и не намечен толком! Алла Анатольевна с Лидией Александровной с большой долей вероятности исключаются: нет, взаимное алиби — вовсе не алиби, но двое охранников, экономка, кухарка, горничная… А ни жена, ни секретарша — обе не дуры, чтобы попасться на явной лжи! Да, подстроить они, наверно, могли бы — опять-таки, это никак не стыкуется с версией о спонтанном убийстве. Если только сама эта версия не притянута за уши. Но, вспоминая труп на лесной полянке, (спокойствие и безмятежность бутовского лица!) майор не мог не считаться с мнением эксперта. Уж если всегда крайне осторожный Андрей Степанович отважился на гипотезу — значит, полностью в ней уверен. А когда Гавриков в чём-то уверен — он практически не ошибается. Но… эксперт всё-таки эксперт, а не Господь Бог… поэтому, на девяносто девять процентов соглашаясь с Андреем Степановичем, один процент Брызгалов на всякий случай "зарезервировал" — мало ли что!

А кроме жены и секретарши? Кого ещё можно заподозрить? Теоретически — всех. Экономку, кухарку, горничную и даже охранников. Однако, оставив в стороне мотивы, была ли у них возможность? И здесь та же самая ситуация, что в случае с Аллой Анатольевной и Лидией Александровной: если имел место преступный сговор. Что само по себе уже крайне маловероятно да вдобавок: совершенно не вписывается в картину убийства Бутова.

А шире? Если обратить внимание на всех, у Игоря Олеговича побывавших "в рабстве", женщин? Даже — самое короткое время?

Просидев полтора часа за компьютером, Брызгалов убедился: путь мало перспективный. В июле девяносто восьмого года, после случившегося скандала, следствие выявило несколько десятков добровольных рабынь, которых легко было разделить на три категории. В первой — самой немногочисленной — рабыни по призванию. Таких, включая Лидию Александровну, за всё время Бутовских экспериментов, то есть с тысяча девятьсот девяносто третьего года, насчитывалось всего восемь. Их имена майор с дисплея переписал в блокнот. Ко второй категории можно было отнести женщин ради куска хлеба — в данном случае выражение, скорее, фигуральное — согласных на всё. Для которых "рабство" — по идее — могло бы являться выходом из их порой крайне запутанных жизненных ситуаций. Казалось бы, такие — если вспомнить с какой беспечностью женщины в наше время идут на панель — должны были составить самую многочисленную группу. Ан, нет! За все семь лет выявилось только девятнадцать женщин, принадлежащих к этой категории — а закрыв дело осенью девяносто восьмого, прокурор продолжал собирать материалы на Бутова. И все они были на виду: секретаршами, горничными, домоправительницами верой и правдой служили в Дубках новым "хозяевам жизни".

"Уж не переросло ли в бизнес для Игоря Олеговича его экстравагантное хобби, — подумал майор, ознакомившись с данными о трудоустройстве бутовских воспитанниц: — А что, вышколенная рабыня — товар штучный: может, наверно, стоить многие тысячи долларов?"

Наконец третья категория: "любопытствующие" — Брызгалов объединил одним словом всех легкомысленных искательниц острых ощущений. Самая многочисленная — компьютер выдал около пяти десятков имён — и наименее чётко очерченная группа. В основном, очень молодые женщины: от восемнадцати — пунктуальный Бутов строго следил за тем, чтобы в его экспериментах участвовали только совершеннолетние — до двадцати пяти лет. Хотя, конечно, попадались и старше: одна даже — сорокашестилетняя. Причём — сильно пьющая. "Ей что же, — мысленно съехидничал Брызгалов, — в качестве опохмелки требовалась плётка?"