Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

В половине восьмого, разбуженный резким звонком будильника, Брызгалов ещё несколько минут полежал в постели, собирая осколки своего удивительного сна. Вчерашний внутренний голос будто напророчил: возьмёшься за расследование этого преступления — угодишь в такое…

Разговор с прокурором, кроме неприятного осадка в душе, ничего Геннадию Ильичу не дал. С плохо скрываемым злорадством Старший Советник Юстиции начал с пространного резюме: он, мол, всегда предчувствовал, что Бутов плохо кончит. И правильно! Жаль только, что смерть для этого извращенца была слишком лёгкой! Вот если бы в девяносто восьмом году его удалось посадить, тогда бы — да! Тогда уголовники — ревностные хранители нравственного здоровья нации — этому зарвавшемуся выродку разъяснили бы что к чему!

(Что уголовники являются хранителями нравственного здоровья нации — прокурор, естественно, не сказал но из контекста его филиппики это вытекало само собой.)

За сим энергичным вступлением последовали бредовые идеи и до смешного глупые предложения Николая Ивановича: дескать, на даче у Бутова необходимо провести тотальный обыск — с привлечением служебных собак: мол, наверняка на его участке закопаны трупы замученных им женщин. В качестве доказательства своих фантазий прокурор выстроил непогрешимую, на его взгляд, логическую схему: рабынь Бутов плетью сёк? Сёк! В цепи заковывал? Заковывал! По несколько дней на воде и хлебе держал? Держал! Значит — на всё способен! А на замечания Брызгалова, что способен, не значит — сделал; что постегать плёткой и искрошить бритвой на мелкие кусочки — вещи всё-таки разные; и что маньяки, которые действительно убивают женщин, со своими жертвами ни через Интернет, ни по газетным объявлениям, как правило, не знакомятся — Николай Иванович лишь саркастически хмыкнул: мол, его, стреляного воробья, на либеральной мякине не проведёшь. И пусть лучше майор, взяв ордер на обыск, поспешит на бутовскую дачу — пока Алла Анатольевна…

Тут уж Геннадий Ильич, не выдержав, перебил вошедшего в раж законника: — Перезахоронит трупы? Одна? Или с помощью секретарши? Или (чего уж там мелочиться!) и жена, и секретарша, и экономка, и горничная, и охранники — одна, возглавляемая Игорем Олеговичем, банда маньяков? Из какого-нибудь американского триллера?

Прокурор обиделся и повесил трубку. Брызгалов, обозвав старика непечатным словом, тут же покаялся: "Прости, Господи. Нечаянно сорвалось!".

Покаявшись, сразу забыл, простив себе мимолётную вспышку гнева. Вообще-то, сказать "прости, Господи", было для Геннадия Ильича примерно тем же, что произнести "чур, меня" или сплюнуть через левое плечо — элементарным магическим обрядом, а никак не религиозным покаянием. И с особенной лёгкостью подобные словечки срывались у майора в начале всякого мало-мальски запутанного расследования — когда ещё ничего неясно, сплошные домыслы и догадки, а куча разрозненных фактов в какую-нибудь систему, хоть убей, не складывается.

Таким нехитрым способом примирившись с надзирающими сверху силами, Брызгалов попросил Зиночку созвониться с Галушкиной, Сидоренко, Васечкиной, Олудиной и Ковальчук — пятью "идейными" рабынями Игоря Олеговича. Хотя, прежде чем поручить это дело Зиночке, майор несколько минут раздумывал: не лучше ли — неожиданно? Чтобы — врасплох? Но быстро пришёл к выводу: поздно! Слухи об убийстве Бутова наверняка уже распространились по городу! Даже вчера, разговаривая с Аллой Анатольевной, он не мог быть уверен, что она не знает о смерти мужа. А уж сегодня-то…

Однако до того, как Зиночка успела соединиться хотя бы с одной из бутовских женщин, позвонил Костенко.

— Геннадий Ильич, есть некий Сазонов. Музыкант. Играет в ансамбле. Они в "Золотом якоре" — это ночной клуб — шабашат по субботам и воскресеньям. Так вот, по моим сведениям, он уже два года путается с Аллой Анатольевной. Что любовник — утверждать не берусь, но вместе их видели часто. Думаю, надо проверить — есть ли у него алиби на понедельник?

— Вот и проверь, Витёк, — по привычке оговорился Брызгалов, но сразу поправился: — Тьфу ты, Виктор Иванович, проверь музыканта. Только попозже. А сейчас — Здравница. Лично. А то вчера твои хлопцы такой материал собрали… Совсем, Виктор Иванович, распустил подчинённых! Так что — давай лично! Мне, знаешь ли, твоя "Антилопа гну" серо-буро-малинового цвета всю ночь не давала спать — работнички!

— Какая ещё "Антилопа гну"? Опять, Геннадий Ильич, ехидничаешь? Издеваешься над бывшим механизатором широкого профиля? Крестьянином от сохи?

— Ты, Виктор Иванович, что? В Думу никак намылился? В аграрную фракцию? Вот попадёшь — там такая демагогия в самый раз! А у нас, понимаешь ли, не оправдываться, не разглагольствовать, а работать надо! То ли "Вольво", то ли "Форд", то ли "Ауди" — удружил, называется! Гибрид от скрещивания молотилки со швейной машинкой "Зингер" — как есть "Антилопа гну"! "Механизатор от сохи" — ты бы по телевизору не только голых баб и вампиров, ты бы, уж если читать не любишь, и другое бы посмотрел чего: про ту же самую "Антилопу гну". Юрский там в главной роли… Ладно, Виктор Иванович, прости, завёлся: прокурор наш с утра достал — два года уже на пенсии, а всё старому дураку неймётся… Значит, так: первым делом — Здравница. Есть соображение, что у Бутова там кто-то был. Постарайся выяснить. А бой-френдом Аллы Анатольевны я пока сам займусь. Как его, говоришь, зовут?

— Сазонов Денис Викторович. Музыкант в "Золотом якоре". Выходит, Геннадий Ильич, начальству, как всегда, сливки, а нам — труженикам — паши?

— Ну да, на тебе попашешь. А сливки? Вот погоди, полковник через неделю начнёт снимать с меня стружку — не позавидуешь.

— С вас, Геннадий Ильич, — полковник, а вы — с меня. С вас — через неделю, а вы — сегодня.

— Всё, всё, Виктор Иванович, поговорили — и будет. Дело муторное, а времени — ни хрена. На орехи, думаю, всем достанется. Вернёшься из Здравницы — звякнешь. Если поздно — домой.

Пока майор разговаривал с Костенко, Зиночка соединилась с хозяевами двух бутовских рабынь. Одним из них оказался Фёдор Степанович, с которым, по словам Лидии Александровны, Бутов должен был встретиться во вторник в одиннадцать часов тридцать минут. Поэтому первый визит Геннадий Ильич решил нанести ему.

Фёдор Степанович, полный лысоватый блондин немного выше среднего роста, принял майора в своей конторе — или, по новомодному, в офисе. Хотя три арендованные в бывшей коммуналке комнаты, несмотря даже на евроремонт, на что-нибудь большее, чем контора, по мнению Брызгалова, не тянули. Что при явных связях и тайном богатстве господина Пушкарёва являлось едва ли не вызовом всему городскому истеблишменту.

Не успел Геннадий Ильич переступить порог пушкарёвского кабинета, как хозяин, гостеприимно поднявшись навстречу, заговорил первым:

— Здравствуйте, Геннадий Ильич. Должен признаться — ждал. Со вчерашнего вечера. Точнее — с шестнадцати часов. Когда узнал — вы уж не обессудьте, но своего информатора я вам открывать не буду — об убийстве Игоря Олеговича. Скажу вам больше: что с Бутовым приключилось несчастье — заподозрил раньше. Когда он, не предупредив, не пришёл на нашу заранее оговорённую встречу. И это, когда большая половина деловой репутации Игоря Олеговича держится — извините, держалась — именно на его аккуратности, точности и исполнительности. Да — образован… И в работе с компьютером — мастер. Но для самостоятельного бизнеса главное не это — главное связи. Которых у Бутова поначалу почти что не было, если, разумеется, не считать Кузнецова — отца Аллы Анатольевны.

В этот ошеломляющий словесный поток майор еле-еле сумел вставить своё официальное "здравствуйте" и, сидя на пододвинутом Пушкарёвым стуле, размышлял, почти не вслушиваясь в излияния бизнесмена: "И где же ты, Фёдор Степанович, освоил азы "репрессивной психологии"? Подавить собеседника, не дать ему собраться с мыслями и таким образом создать иллюзию своего всеведения — это, думаю, умеет даже Костенко… Вот только со мной, господин Пушкарёв, не выйдет. Такие трюки я освоил уже на третьем курсе юрфака!"

— Фёдор Степанович, извините, вынужден перебить, — невежливо, но в разговоре с "психологическим террористом" весьма эффективно, — а Алле Анатольевне вы сообщили сразу? В шестнадцать часов? Или — немного позже?

Однако Пушкарёв умел не только нападать, но и неплохо держал удар:

— Что вы, Геннадий Ильич, с какой стати? Ни вчера, ни сегодня ничего я ей не сообщал! Убийство Игоря Олеговича не такая, знаете ли, новость, которой было бы приятно поделиться с Аллой Анатольевной. Я ведь её едва ли не с детства знаю, и очень хорошо себе представляю, какой это для неё удар. Да и вам, уголовному розыску, перебегать дорогу… зачем мне лишняя головная боль? Ведь информация у меня сугубо неофициальная, можно даже сказать, секретная… Нет, не такой уж я неотзывчивый чурбан — если бы Алле Анатольевне это как-то могло помочь, конечно бы, поделился с ней. А так… Нет, если она узнала — то не от меня.