Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает

Стоял, прислонясь к стенке. Курил и думал. Разговор этот страшный вспоминал.

На темных улицах гремят выстрелы. Ревет мотор автомобиля.

От Лубянки к Тверской заставе мчится длинный черный "пежо" с чекистами. Рядом с шофером Мартынов.

У порота на Лесную машет руками человек с винтовкой.

- Притормози-ка, - командует Мартынов.

- К Грузинам поехали они, к Грузинам.

- На Грузинский вал, - скомандовал Мартынов.

Климов вышел из-под арки двора. В темноте угадывался павильон Патриарших прудов. У поворота на Спиридоньевку горел одинокий фонарь. В его желтом кругу ходил милиционер.

Климов поднял воротник и зашагал к Спиридоньевке.

- Товарищ гражданин, - окликнул его севший на морозе голос.

Климов остановился.

- Огонька не найдется? Страсть как курить охота.

Климов подошел, достал зажигалку.

- Ваше благоро... Тьфу, гражданин штабс-капитан... Не признаете?

- Скурихин, ты?

- Так точно, - улыбнулся постовой.

- Ты же в деревню собирался, землю делить.

- Вишь, дело какое, не доехал. В милицию служить пошел.

- Ты что, партийным стал?

- Уж полгода, а вы-то как, Алексей Федорович, значит, с нами?

- Инструктором по военному делу служить буду.

- Я с нашими спорил. Одни говорили, что вы на Юг подались. А я им не такой человек наш ротный. Вас, как в шестнадцатом ранили, мы очень жалели... Новый ротный зверь пришел. А к вам мы всей душой.

- Ты вот что, Скурихин, заходи ко мне. Адрес-то помнишь?

- Это куда я в пятнадцатом сестрице вашей письмо передавал?

- Туда. Заходи. Ждать буду.

Климов бросил руку к козырьку. Шагнул в темноту.

Многовато неожиданных встреч для одного дня. Он сделал несколько шагов, и темнота слила его со стеной дома.

А сзади вылетели автомобильные фары.

- Постовой! Как к Страстному монастырю проехать?

Климов обернулся.

Скурихин шел к машине.

Три выстрела разорвали темноту.

И падает, падает его солдат, георгиевский кавалер Скурихин, падает на землю, которую так и не успел поделить.

А свет фар в сторону ушел. Разворачивается машина.

И словно в Галиции, в войне, в окопах. Прыжок - и он рядом с убитым, выхватил наган из кобуры у лежащего.

А машина буксует.

Как на фронте, как в бою. Прыгнул ей наперерез штабс-капитан Климов.

Выстрел!

Разлетелось лобовое стекло.

Выстрел!

Кто-то закричал.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!

Машина словно слепая ударилась в столб и застыла, задрав капот.

Вывалился на снег человек и пополз.

А у Климова еще один патрон.

- Встать! Брось оружие!

Упал к ногам Климова маузер. Он наклонился, ловко подхватил его.

- Не стреляй... Ой, не стреляй... - заголосил человек, не хотел я.

- К стене! - скомандовал Климов.

А из переулка снова свет фар и прямо на него. Значит, конец. Климов поднял маузер.

Автомобиль затормозил, поехал юзом. Выскочили из него люди в кожанках.

- Чека! Не стреляй!

Мартынов подбежал к разбитой машине.

Шофер уронил на баранку простреленную голову, рядом с ним еще один, двое сзади.

Мартынов подошел к Климову:

- Это вы их?

- Да. Они убили моего солдата.

- Милиционера.

- Он был солдат моей роты на фронте.

- Хорошо стреляете. Наган его?

- Да.

- А маузер?

Климов кивнул в сторону бандита, которого обыскивали Данилов и Козлов.

- Документы попрошу.

- Извольте.

- Федор, - подбежал Козлов. - Этот из банды Собана. Собан на даче в Сокольниках. Говорит, не расстреляете - покажу.

- Двух человек оставь у машины. А мы в район милиции, протелефонировать надо, пусть людей в Сокольники шлют.

Мчится по улицам Москвы машина. Между Даниловым и Козловым сидит задержанный, в углу - Климов.

- Гражданин комиссар, - сказал Алексей, - дайте мне наган.

Мартынов повернулся. Внимательно посмотрел на Климова. Молча протянул ему наган, насыпал в ладонь золотистую кучку патронов.

От здания МЧК в сторону Сокольников отъехал грузовик с вооруженными бойцами отряда особого назначения.

Кончилась Москва. Остался позади трамвайный круг. Началась Сокольническая роща. Мартынов приказал остановить машину.

- Данилов, останься. Будешь ждать опергруппу.

- Товарищ Мартынов...

- Выполняй приказ.

Машина пошла дальше. И остался Ваня Данилов один у края рощи.

Темень. Глушь. Ветер шумит в деревьях.

Он вынул наган, взвел курок и сунул руку с оружием за пазуху.

- Где? - Голос Мартынова спокоен, словно в гости едет к приятным людям.

- Начальник, ты обещал...

- Не скули, не тронем.

- Сейчас поворот будет, а там вторая дача от края.

- Стой! Егоров, - повернулся Мартынов к шоферу, - останешься с этим. Мы с Козловым пойдем. Вы тоже можете остаться, гражданин Климов.

- Я пойду с вами.

Мартынов помолчал. И сказал тихо:

- Согласен.

Они шли след в след по заснеженной просеке. Вот и дача.

- Ну, пойдем, благословясь. Я первый, Козлов за мной, вы, Климов, за окнами смотрите, если с нами что, постарайтесь задержать их, опергруппа с минуты на минуту приедет.

Мартынов поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Она поддалась. Они с Козловым вошли на террасу.

Еще одна дверь, распахнута настежь.

Темнота дома таила неожиданную опасность. Мартынов шагнул в темную прихожую.

Климов стоял за деревом, внимательно вслушиваясь в тишину.

Где-то недалеко заурчал мотор автомобиля. Голос его ближе и ближе. На просеку ворвался грузовик. Люди с винтовками окружали дачу.

Горела лампа в столовой, ходили по комнатам чекисты. Никого. Ушел Собан.

В окна здания на Малой Лубянке пришел рассвет. Залил тусклым светом комнату, растворил желтизну электрической лампы.

- Сколько же один человек наврать может, немыслимое дело! - Мартынов встал из-за стола, подошел к печке, приложил ладони к темному кафелю. Слушай, - продолжал он, - ты раз правду скажи, тебе же легче будет.

Арестованный сидел у стола, вжавшись в спинку огромного резного стула, затравленно глядел на Козлова и Данилова, устроившихся на диване.

- Поехали по порядку, - Мартынов подошел к нему, сел на край стола: Имя?

- Ну, Петр.

- Отца как звали?

- Ну, Евсей.

- Ты что, извозчик - ну да ну. Говори толком. Петр Евсеевич. А фамилия?

- Бухин.

- Значит, Петр Евсеевич Бухин. И в машину ты попал случайно, ни в кого не стрелял?

Мартынов перегнулся через стол, достал из ящика маузер арестованного.

- Твой?

- А я откуда знаю?

- Ты же не дурак, вот показания разоружившего тебя военрука Климова. Сколько в нем патронов должно быть?

- Ну, десять.

- Так, - Мартынов вынул обойму, вытряхнул на стол шесть патронов.

- Теперь гляди. Видишь, патроны у тебя редкие. Пули в никелированной оболочке.

- Ну.

- А вот пуля из убитого милиционера на Патриарших, медиками извлечена, - Мартынов бросил на стол деформированный никелированный кусок металла. - А теперь... - он вскочил со стола, схватил арестованного за руку, - смотри.

На правой руке был выколот синий меч и имя: Степан.

- Так что, Степа, дальше нукать будем?

- Не докажешь... не докажешь, - заголосил арестованный.

- А чего мне тебе доказывать. Сам грамотный, декрет читал. Был взят с оружием в руках...

- Скажу я, что знаю, скажу... Только не стреляй ты меня... Я ж молодой совсем, двадцать лет... Жизни не видел...

- А те, кого вы грохнули вчера ночью, они жизнь видели? Моя бы власть...

Мартынов замолчал, побелел и опять отошел к печке.

- Ты, комиссар, запиши, что я сам, добровольно... Прими во внимание мое рабоче-крестьянское происхождение...

- Поздновато ты о нем вспомнил. Ты нам теперь классовый враг. Но помощь учтем.

Кабинет Манцева изменился. В нем появились сейф и шкаф, стулья и диван, и даже часы, похожие на крепостную башню.

Василий Николаевич читал бумагу, а Климов пил чай за маленьким столиком в углу.

Зазвонил телефон.

- Манцев... Слушаю, Феликс Эдмундович... У меня... Конечно, Феликс Эдмундович... Если позволите, через час. - Манцев положил трубку: Алексей Федорович, я прочел ваши показания. Армия есть армия. Сухо, по делу, точно, в деталях.

Манцев встал из-за стола, подошел к Климову, сел рядом:

- Вы начинаете работать инструктором военного дела на фабрике?

- Так точно.

- В декабре семнадцатого вы дали слово не поднимать оружие против народа.

- Так точно.

- Я не спрашиваю вас, Алексей Федорович, почему вы не идете в Красную Армию. Не надо, не отвечайте. Мы, большевики, привыкли уважать чужие убеждения. Но у меня есть к вам просьба.

- Чем могу служить?

- Нам нужны хорошие военные инструкторы в резервы милиции...

- Простите, гражданин комиссар, но я офицер...

- Зовите меня Василий Николаевич. Вчера ночью бандиты убили шестнадцать милиционеров. Многие из них погибли из-за неумения обращаться с оружием. Мне звонил сейчас Феликс Эдмундович Дзержинский, он просил поблагодарить вас за помощь и научить рабочих, пришедших в милицию, защищать граждан Москвы от бандитов. Я жду.