Наталия Левитина - Сорванные цветы

Мужчины, замученные женщиной-Россией, сидели в гостиничном номере около журнального столика, где стояли бутыль минеральной воды и пластмассовое корытце с вязким супом из индийских трав для Макса Шнайдера и банка пива и хлеб с колбасой для Максима Колотова. Уже ходили в школу дети, родившиеся в год начала перестройки, но краснотрубинские магазины, как и прежде, изумляли посетителей пустотой прилавков. Еду – немецкий шоколад, турецкое печенье, просроченную салями в золотистой фольге – предлагали маленькие и грязные коммерческие киоски. Поэтому предусмотрительный Шнайдер посвятил гастрономической теме целый чемодан из своего основательного шестиместного багажа.

Несмотря на отсутствие кондиционера, по комнате гулял ветерок, и хотя пейзаж, вырисовывавшийся в окне, был безнадежно испорчен трубами комбината, дышалось легко.

– Через час отправляемся в аэропорт, – предупредил Максим Колотов.

Напоминание о маленьком, доисторическом самолете, доставившем господина Шнайдера в Краснотрубинск (в критический момент выяснилось, что у стюардессы нет пакетов, и весь пассажирский коллектив в едином порыве предложил свои полиэтиленовые мешочки иностранному бизнесмену, который постепенно приобретал оттенок консервированной стручковой фасоли), вызвало спазм желудка. Макс взглянул на часы и ответил:

– Время есть.

Это флегматичное «время есть» было новым выражением для богатого словарного запаса Шнайдера, а также – этапным изменением в его взглядах на жизнь. Философскому «время есть», произнесенному с буддийским спокойствием, вместо привычного «время – деньги», энергичный и пунктуальный немец научился у Максима Колотова.

И вот снова Макс Шнайдер заметил, что каждый приезд в Россию меняет его мировосприятие. На этот раз в убогом провинциальном Краснотрубинске к нему в момент внезапного озарения пришло четкое и ясное понимание неповторимости и невозвратности каждой секунды. Конечно, он осознавал это и раньше, но сейчас мысль предстала перед ним выпуклым, ярким зрительным образом: благополучный бизнесмен Макс Шнайдер торопливо вырывает из своего будущего секунды, часы, дни и перебрасывает их назад, за спину, в прошлое. Возможно, краснотрубинский воздух, насыщенный выбросами огромных заводских труб, благодаря своему химическому составу провоцировал внезапное озарение.

Макс Шнайдер с удовольствием прислушался к индийской травке, покойно разместившейся в желудке. Как хорошо. Если бы не предстоящий полет, но пока еще есть время.

За дни пребывания в России представителю «Юмата хром корпорейшн» удалось выяснить, что негласной ключевой фигурой в деле приватизации краснотрубинского комплекса будет Денис Сергеевич Мирославский. Он сам родом из этих мест и, добравшись до кресла замминистра, никогда не забывал о малой родине – курировал все события, происходящие в области, и чуть ли не менял памперсы краснотрубинским младенцам. Хотя младенцы этого промышленного города были так же плохо знакомы с заморскими подгузниками, как их молодые мамаши с Алексом Болдуином.

«Надо выходить на Мирославского», – думал Макс Шнайдер в самолете, проваливаясь в воздушные ямы и обложившись для верности тремя полиэтиленовыми пакетами.

Максим Колотов уверенно вел свою «семерку» по изъеденной дороге с битумо-минеральным покрытием – еще сто километров до приличной трассы, которая меньше чем через сутки приведет его в Москву. Выпускник института международных отношений, любитель пива, знаток японской графики, шести иностранных языков и синтоистских обрядов, журналист Максим Колотов уже полгода собирал и публиковал компрометирующий материал на Дениса Сергеевича Мирославского. Но ни одно его выступление пока не мешало вальяжному и улыбчивому заместителю министра вещать с экрана телевизоров, встречаться с народом и делать свою карьеру. К заявлениям прессы этот влиятельный политик относился как к назойливой собачонке, прилипшей к ноге: аккуратно отодвигал ее в сторону и продолжал путь твердой поступью уверенного в своей правоте человека.

У Яночки Берг возник интересный замысел. Отец улетел по делам в Испанию, Оксана, путем трехдневного изматывающего нытья, уговорила взять ее с собой. Дом наконец-то был в полном распоряжении созревшей в десять лет и в шестнадцать уже основательно перезревшей девицы. Яна решила устроить презентацию своему новому платью.

Поклонница вкусной еды, Яна кропотливо разработала меню фуршета: форель, фаршированные цыплята «Мехико», земляника в креме и прочая снедь – все это можно будет заказать в ресторане.

Хотя бы у «Анны», там прекрасные повара, а директриса – хорошая знакомая отца. Любительница потанцевать, Яна прикинула, что в новом платье ее телодвижения будут особенно выразительны и волнующи. Прирожденная вредительница, Яна потратила несколько дней на придумывание «изюминки» вечера – того, что всех развлечет и позабавит. Роль всенародной забавы веселая девочка решила отвести домработнице.

Яна отдавала должное ее внешности – эта провинциальная дурочка даст сто очков любой столичной красавице да и самой Яне. К тому же у нее, наверное, незаурядная сила воли. За два месяца, проведенные в доме Бергов, она уже сбросила, наверное, килограммов семь. Сама Яна почему-то никак не могла похудеть.

Эта домработница настоящая бездельница. Вместо того чтобы чистить кафель в туалете, она кайфует на велотренажере. И жрет бесплатные фрукты! Оксана попустительствует краснотрубинской тунеядке, а Олег попустительствует Оксане. Завела себе комнатную собачку по имени Катерина и развлекается.

В целом план вырисовывался следующий. Яночка пригласит похудевшую Катю на вечеринку. Даст ей какое-нибудь свое платье (хотя, наверное, оно на ней будет болтаться, тогда – фиолетовое мини, которое где-то валяется и из которого Яна выросла год назад), накрасит (краснотрубинская марфушка совсем не умеет пользоваться косметикой) и запустит в толпу. Пусть Катя пообщается с аристократической публикой, объявит всем, что она дочь известного дипломата, блеснет непринужденным английским, сорвет десяток-другой комплиментов. А потом Яна ненароком обронит: «Катюша? А... Она наша новая домработница...» Как это будет эффектно! Какой фурор произведет горничная, обманом затесавшаяся в толпу столичной «золотой молодежи»!

В преддверии торжественного вечера, упиваясь изощренным замыслом, Яна даже испытала прилив нежных чувств к Катерине – она смотрела на жертву длительным ласковым взглядом, предвкушая ее будущий позор и унижение.

Катя волновалась. Мало того что надо было испечь гигантский «наполеон», приготовить тартинки, накрыть огромный стол, охладить пятнадцать бутылок шампанского, к тому же Яна почему-то вздумала пригласить ее на этот вечер в качестве гостя.

– Вот, наденешь! – Яна кинула в Катю фиолетовой тряпкой. – На колготки... Так, и туфли, туфли...

Мои, наверное, будут велики, да, несомненно будут велики, сейчас подберу какие-нибудь из Оксаниных! – Яна в черном кружевном комплекте (бюстгальтер, танга, чулки, пояс) поскакала по лестнице наверх.

Катя проводила взглядом ее толстый задок, уже подпорченный целлюлитом, и закричала:

– Яна, как же у Оксаны брать! Неудобно!

– Переживет! – ответила Яна со второго этажа.

Когда она вернулась, Катя уже стояла без туфель на ковре по стойке «смирно» в платье, колготках и с распущенными волосами. Яна почувствовала укол зависти: фиолетовое платье сделало фиолетовыми и глаза Катерины, темные волосы блестели, ноги, которые эта провинциалка заботливо укутывала в длинные бесформенные юбки, оказались красивой формы.

Яна на секунду задумалась. А вдруг даже звание «домработницы» не заставит ее гостей окатить сексапильную фросю волной презрения?

– Вот, держи туфли, – кисло пробурчала Яна. – Не свались со шпилек. Мне еще самой надо одеться.

– Знаешь, Яна, – сказала Катерина, – сначала, когда я стала у вас работать, я почему-то думала, что ты никого не любишь. Я не могу понять молодых, красивых, обеспеченных людей, которые еще чем-то недовольны – ведь жизнь удивительна! Но сейчас я вижу, как ошибалась. Ты такая хорошая, просто пытаешься скрыть это, наверное, стесняешься своей чуткости. Я и мечтать не могла, что ты пригласишь меня на свой праздник.

«Вот дура!» – почти вслух подумала Яна и с трудом улыбнулась доверчивой красотке.

Проникновение в человеческую душу удавалось Кате хуже, чем торт «наполеон».

Все сразу же и бесповоротно было испорчено! Продуманный, изысканный план Яны с первой же минуты появления гостей покатился с обрыва вниз, громыхая и подпрыгивая, как железнодорожный состав.

Пять приглашенных мальчиков (от 19 до 23 лет) сделали скромный реверанс в сторону расфуфыренной Яны, и далее их внимание было полностью поглощено новой фигурой бомонда. Хозяйка и две другие гостьи были вынуждены развлекаться самостоятельно.