Ирина Мельникова - Лик Сатаны

Саша вздохнула, попыталась сосредоточиться и наконец решилась спросить:

— И все же зачем эта икона понадобилась Треушу? Почему из-за нее столько людей погибло? Только из-за ее чудодейственной силы?

— Икона эта, как написала в сопроводительной записке ваша бабушка, была хорошо известна и очень почитаема православными Западной Украины. Считается не только чудотворной, но, как известно, она принадлежала Олексе Довбушу, легендарному атаману, и по этой причине является символом повстанческого движения гуцулов против поляков. А Треуш, если вам неизвестно, объявил себя потомком Олексы Довбуша и, вероятно, искренне в это поверил. Но нужно было убедить в его высоком предназначении избирателей, которые относятся к нему крайне прохладно. А икона могла стать подтверждением его избранности.

— Как я понимаю, профессор Арсенич идейный вдохновитель Треуша, этакий «серый кардинал»? — уточнила Быстрова с каменным видом.

— Правильно понимаете, Юля! — кивнул Саблин. — Он умело манипулирует Треушем и мастерски поддерживает его маниакальное стремление к власти. На самом деле Олег Треуш — существо с примитивным сознанием, пластилин в руках профессора, и поэтому об искренней вере в светлые идеалы незалежности здесь и речи не идет. На кону большие деньги, и это единственная цель, что движет Арсеничем, Треушем и им подобным борцам за свободу. Кстати, образование у Треуша чисто символическое. Парня выгнали со второго курса сельхозтехникума, после чего он в девяностых завербовался в Чечню и воевал на стороне ваххабитов.

— А чем тогда вас заинтересовала Недвольская? — спросил Никита.

— Поначалу ничем! — вместо Саблина ответил Миронов. — Она никак себя не проявляла. Как большинство украинских беженцев получила временный вид на жительство, работала, кандидатскую свою строчила. Правда, после того случая с Кощеем подстриглась, но женщины вечно в себе что-то меняют, кто бы в обычной ситуации это заметил?

— Вот так всегда, — фыркнула Юля, — стараешься, стараешься, а никто и не замечает!

— После убийства Шмулевича они притихли, — сказал Саблин, — но это не значит, что они прекратили поиски. И возможно, Недвольская-Арсенич так бы и уехала ни с чем. Но тут к Коробкову заявился Соколов. Оголодал старик, обносился. Надо сказать, Коробков его пригрел, даже поселил в предбаннике. Соколов снег расчищал, баню топил, иногда старики выпивали после баньки. И вот уж, неизвестно как, у них зашел разговор, но Соколов рассказал Коробкову о поручении Ковалевского. Федор, мол, взялся за старое, посылал его к Шмулевичу за пакетом, а теперь вроде старых дружков обзванивает и предлагает заняться кое-какими делишками. Коробков живо сообразил, зачем Соколова посылали к Шмулевичу, и понял, что именно Федор Ковалевский купил икону, потому что один из немногих знал об ее чудесных свойствах. Кроме того, Коробков считал, что эта икона по праву принадлежит ему. И втайне от Недвольской вышел на Ковалевского. Очевидно, и по-хорошему предлагал отдать ему икону, и по-плохому, но ваш дед, Саша, не согласился. Вероятно, под влиянием вашей бабушки. Короче, узнав о претензиях Коробкова, бабушка ваша, как следует из ее письма, предприняла решительные действия: забрала икону у мужа, спрятала ее в музее, а затем, решив, что Коробков действует по наводке Арсенича, вышла на него по скайпу. Как раз, Саша, накануне вашего отъезда на Байкал.

— Я поняла, — кивнула Саша, — почему она так рассердилась. Бабушка никак не могла взять в голову, зачем Арсеничу нужна адописная икона, где образ архангела превратился, по ее словам, в лик сатаны.

— Кроме того, ваша бабушка сообщила, что намерена обратиться в ФСБ и передать нам икону! И по сути, подписала себе приговор! Арсенич связался с Недвольской, изложил ситуацию и приказал немедленно ее разрулить, в том числе разобраться с Коробковым.

— Но из этого следует, что Ирина Львовна не подозревала о роли Недвольской в этом деле? — спросила Юля.

— В том-то и дело! — вздохнул Саблин. — Эта дама стала своей в музее, в фонды ее пускали беспрепятственно! Словом, профессионально втерлась в доверие не только к директору Воронцовой, но к Ирине Львовне!

— Да уж, — хмуро заметила Юля. — Видела я, как Воронцова перед ней стелилась: «Анечка! Милая! Чайку не желаете?» Тьфу! Мне тогда еще показалось это насквозь фальшивым.

— И все-таки Недвольская, зная, насколько Ирина Львовна честный и принципиальный человек, вышла первым делом на профессора. Пока мы не знаем, каким образом они на него давили, известно лишь, что после того он перестал вообще выходить на улицу. Но, вероятно, сообщил преступникам, что Ирина Львовна спрятала икону, и скорее всего в музее. Недвольская скопировала ключи Ирины Ковалевской от музейного хранилища, как вы понимаете, для нее это не составило особого труда, и пару раз ей удалось остаться в музее на ночь. Отсюда эти таинственные шаги, и даже музыка, о которых вам, Юля, рассказывала Воронцова. Возможно, у Недвольской просто включился телефон. Икону, к счастью, она не нашла. Ирина Львовна оказалась хитрее, чем они думали, и спрятала ее не среди экспонатов и папок, а в задней стенке своего секретера. Но во время поисков Недвольская была не слишком аккуратна, Ирина Львовна сразу поняла, что кто-то побывал в фондах, и настояла, чтобы хранилище, несмотря на решетки на окнах, поставили на сигнализацию. Надо отдать должное вашей бабушке, Саша, она каким-то образом заподозрила Недвольскую, высказала ей свои подозрения и пригрозила, что сообщит в полицию. Но прежде, чтобы спасти икону, отправила ее посылкой на имя внучки. Недвольская явно испугалась. Вечером Ирине Львовне позвонил Тацюк, представился охранником и сообщил, что в хранилище снова сработала сигнализация…

— И Сашина бабушка, как ответственное лицо, поспешила в музей. А там выяснилось, что все спокойно, и она решила вернуться домой. Так? — быстро спросил Никита.

— Именно так! — кивнул Саблин. — Бандиты поджидали ее в машине, там, где тротуарчик сходит почти на нет. Стоило Ирине Львовне ступить на проезжую часть, машина рванула с места и сбила ее насмерть. Преступники забрали сумку с ключами от дома и благополучно скрылись.

— А чуть позже ночью проникли в квартиру профессора? Из-за похорон они, наверно, не смогли это сделать раньше?

— Совершенно верно! — кивнул Саблин. — Убивать профессора поначалу никто не собирался. Старик, конечно, перепугался, но Недвольская его успокоила: мол, отдайте икону, и ничего вам не будет. Но Федор Анатольевич реально не знал, куда подевалась икона. После смерти жены он был несколько не в себе, так, Саша?

— Да, — кивнула она, — заговаривался, никого не хотел видеть!

— Недвольская подсыпала ему в чай препарат, понижающий давление. Дождавшись, когда старик потеряет сознание, она стала обыскивать квартиру.

— А Ковалевский быстро очнулся! — констатировал Никита. — Он же кофе пил литрами, и потому препарат подействовал на короткое время!

— Совершенно верно. Недвольская не рассчитала дозу. Ковалевский пришел в себя и попытался выгнать гостью, пригрозил вызвать полицию, но она была не одна. Ее подручные ждали за дверью и тотчас ворвались в квартиру и выбросили Ковалевского из окна. Наскоро обыскав квартиру, Анна поняла, что иконы нет и там. Но Арсенич торопил ее, на носу были выборы в Раду, а Треушу нечего было предъявить избирателям. Недвольская нервничала, металась. Тут еще и Кощей им настроение испортил… А следом к Воронцовой явилась Юлия Быстрова, которая решила вытащить историю с иконой наружу.

— Не стоит благодарностей! — мрачно ответила Юля и поклонилась.

— Их и не будет! — отрезал Саблин, а Юля негодующе фыркнула и отвернулась.

— Недвольская еще больше запаниковала из-за возникшей вдруг помехи, велела подручным разобраться с журналисткой, а те постарались от души. В вас, Юлия, между прочим, стреляли из ружья покойного Коробкова.

— Погодите, выходит, Коробкова все-таки они убили? — не понял Никита. — После того, как он им столько помогал?

— Помогал, конечно, — усмехнулся Миронов, — но он стал опасен как свидетель. Преступники даже не удосужились снять удавку с его шеи, думали, огонь все уничтожит. Правда, перед тем как поджечь дом, тщательно его обыскали. Нашли изрядную сумму денег, золотые изделия, слитки… На общую сумму в несколько миллионов…

Никита поморщился. Казалось, эта стройная версия его не устраивала, и он с укором посмотрел на Миронова.

— Но почему именно ты оказался на пожаре? Это ведь дело городских оперов? А ты перешел в Управление! Или вы уже знали, что это дело рук бандгруппы Недвольской?

— Нет, не знали, — повинился Миронов. — Но я работал по Коробкову еще в горотделе, он давно был под подозрением. Сам понимаешь, что это был за фрукт. А в последнее время он снова занялся махинациями с золотом, только на этот раз просто сбывал краденое. Удивительно: в обед сто лет, а туда же… Связи-то у него были отменные. Мы сразу заподозрили убийство, но никак не связывали его, как я уже сказал, с убийствами Шмулевича и Ковалевского.