Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи

Человек спал.

Он тоже был тенью, пусть и облаченной в белые одежды. Спал он на боку, неудобно, и тень нахмурилась, примерилась…

Человек во сне пошевелил рукой, застонал, будто бы от боли, перевернулся на спину. Ночная рубашка его задралась, обнажив некрасивые ноги, а колпак съехал, накрыв лицо. И тень качнулась, опуская подушку поверх колпака. Она навалилась всем телом, и человек проснулся, завозился, попытался вырваться, но тень не собиралась позволить ему уйти.

Человек хрипел.

Ерзал…

— Довольно, — раздался жесткий голос. — Матушка, будьте столь любезны, отпустите Альваро… Вы же не хотите попасть на виселицу за убийство?

И тень, ойкнув, отпрыгнула, выронив подушку.

— А вам, капитан, будет впредь наука. Не стоит недооценивать женщин… — Голос доносился из темного угла комнаты.

— С-спасибо. — Альваро не без труда сел в постели, мысленно кляня себя за глупость.

Это ж надо было! Еще немного — и его действительно придушили бы.

Подушкой.

Донна преклонных лет. Кому сказать — засмеют! Нет, конечно, весу в донне, что в приличном хряке, и в какой-то момент Альваро даже решил, что его погребло не под грудой плоти, но под каменным обвалом. И все же…

— Диего! Ты… ты…

— Я здесь, матушка. — Мелькнула рыжая искра, и пропитанный маслом фитиль вспыхнул. А от него занялась и вторая свеча, и третья…

В комнате становилось светло, и тень поспешно заслонилась от этого света рукой.

— Что здесь происходит?! — взвизгнула она. — Диего, ты!..

— Я, матушка. — Диего не шевельнулся. Сидящий в кресле, закутанный в темный халат, он выглядел больным и усталым. — Скажите, неужели вы настолько не любите меня, что и вправду убили бы? Хотя о чем это я? Вы ведь меня и убивали! Не понимаю за что?

— Диего, ты все неверно понял! Этот человек. — Тонкий пальчик донны Изабеллы ткнул в Альваро. — Он затуманил твой разум!

— Хватит, матушка! Я устал от вашей лжи… Я сейчас могу кликнуть стражу, и вас будут судить.

— Ты не посмеешь! — Донна Изабелла вскинулась.

— Посмею. Если думаете, что меня волнует такая мелочь, как доброе имя семьи, то бросьте! Эта семья не заслуживает доброго имени. Но я готов дать вам шанс… Расскажите, зачем вы все это делали? Я могу понять, почему вы убили Каэтану… из зависти. Или из жадности… Надеялись, что ее состояние достанется вам?

Донна Изабелла молчала.

— Но Корона изволила опротестовать завещание, и вы понимаете, что суд, который лишь формальность, Корону поддержит. Это заставило потихоньку распродавать имущество, о котором Корона не имела представления.

— Ты не имеешь права меня обвинять! Я заботилась о семье.

— Неужели? — буркнул Альваро, подняв подушку. — Странная у вас забота…

Донна Изабелла смерила его презрительным взглядом, но ответа не удостоила.

— Мануэль нашел покупателя… Вот только вы не предполагали, что человек, занимающий столь высокое положение, обманет вас. Он готов был заплатить невиданную цену за картины Франсиско, за одну-единственную картину, и вы забыли обо всем, кроме этих денег.

Диего покачал головой:

— Скажи, мама, неужели тебе в голову не пришло, что вся эта затея попросту опасна?

— Ты… ты не понимаешь!

— Так объясни! — Он выкрикнул это и, вскочив, вновь рухнул в кресло. Сдавил голову руками. — Я до последнего надеялся… Но нет! Ты убила Каэтану, а потом, скажи, ты хоть немного колебалась, когда шла сюда?

— Я… я думала…

— Ты думала, что я завтра уеду, а значит, поправлюсь, женюсь, не приведи господь. Детей заведу. И тогда вы точно не сможете тратить мои деньги.

— Мануэль…

— Мама, присядь. — Теперь голос Диего звучал глухо. — Я хочу знать все. С самого начала. И пожалуйста, не вздумай лгать. Я знаю многое… О порошке… Кто тебе его дал? Вряд ли доктор, хотя ты смешала свой порошок с желудочным, от него полученным. Тогда, после моей скоропостижной кончины, ты могла бы обвинить его в убийстве… И сам он побоялся бы обвинений, помог бы представить мою смерть естественной, как сделал это для Каэтаны… Где ты взяла «итальянский корень»?

Донна Изабелла молчала.

— А если бы вдруг кто-то догадался, то всегда можно было бы обвинить Альваро… Правда, его оставлять в живых тоже было бы опасно. Но убивать тебе не впервой. А та девушка? Ее вина была в том, что она принесла Каэтане отравленное молоко? Или же в том, что посмела просить денег за услугу? Мы поначалу решили, что у нее имелся любовник, который ее содержал, но ошиблись. Все было наоборот. Она содержала его, а молодые любовники нынче дороги… Она стала требовать денег?

— Мерзавка ничего не боялась!

— Конечно, ей было что рассказать… Милой тихой девушке, которую Каэтана не замечала, никто не замечал. Итак, матушка. — Диего сцепил руки на груди. — У вас имеется выбор. Или же вы рассказываете мне все, как оно есть, а после отправляетесь в обитель… Или же я и вправду завтра уезжаю. А вы, дорогая матушка, вместе с братом моим и сестрицей возвращаетесь в старый дом дожидаться вердикта королевского суда. Думаю, новые обстоятельства, которые я изложу, весьма ускорят разбирательство. И да, я не сумею доказать, что Каэтану убили именно вы. Но доказательств не потребуется. Хватит слухов. Перед вами закроются все двери. Мануэль… Думаю, у него изрядно проблем, чтобы не задумываться о дальнейшей его судьбе.

Альваро мысленно согласился с хозяином: Мануэлю осталось недолго. Оплачивать долги фальшивым золотом — плохая идея, особенно если должен людям серьезным, каковых не остановят ни громкий титул, ни имя.

— Лукреция… Что ж, ее ждет участь старой девы, но это тебя утешит. Будет кому присмотреть за тобою на старости лет, матушка…

— Неблагодарный!

— А за что мне тебя благодарить? За то, что по счастливой случайности жив остался? К слову, происшествие с конем — это по твоей подсказке? Нет? Ну да, слишком грубо, очевидно, Мануэль, он никогда не отличался терпением.

— Это она виновата…

— Кто?

— Каэтана. — Это имя донна Изабелла выплюнула. — У нее всегда было все! Все, чего только пожелает! А я… Если бы ты знал, как это унизительно, быть чьей-то бедной родственницей!.. Позаботься о Мануэле!

— Ты думаешь лишь о нем.

— Он милый мальчик, он ошибается… Все ошибаются, Диего… Пообещай, что позаботишься о нем! Он ведь твой брат!

Теперь голос донны Изабеллы был привычно плаксив. И Диего поморщился, велев:

— Рассказывай…

— Я всегда знала, что достойна большего!

…И уверенность эта жила в Изабелле, крепла день ото дня, пусть бы и не было ни одной причины, которая поддерживала бы ее. Матушка Изабеллы, происходившая из семейства знатного, знатностью своей гордилась, меж тем забывая, что ветвь этого семейства давным-давно обеднела. И даже приданое матушке ссудили дальние родственники.

Батюшка, взявши в супруги даму знатную, нуждался не столько в имени, сколько в деньгах, кои спустил быстро.

Нет, супругу он любил.

И дочь. И порой, когда везло ему в кости, пребывая в настроении превосходном, повторял:

— Вы мои принцессы! Вот Белла вырастет и выйдет замуж за богатея, будет жить во дворце, командовать слугами.

Он охотно строил воздушные замки, наполняя их золотом и мрамором, лакеями и горничными, гостями и поклонниками, повторяя притом:

— Если бы у нас были деньги, как у родственников твоей матушки…

И Изабелла ощущала острое чувство несправедливости. Первая встреча с Каэтаной лишь укрепила Изабеллу в мысли о том, что мир устроен крайне несправедливо. Мало того что Каэтана жила в огромном доме, так и оказалась много красивей сестры. Ее волосы были будто бы черней, а кожа — белей. Ее огромные глаза взирали на Изабеллу со смесью насмешки и снисходительности, будто сама эта девочка знала, что от рождения поставлена над другими. Слуги обращались к ней с величайшим почтением. Ладно, если бы слуги, но отец Изабеллы кланялся этой девчонке, а матушка краснела и лепетала какие-то глупости, разом растеряв всю свою гордость. И это было Изабелле непонятно.

Она сама держалась с новою родственницей холодно, всем видом своим показывая, что не имеет ни малейшего желания заводить с нею дружбу. За что и получила выговор от матушки.