Эрик Сунд - Девочка-ворона

Она выходит из магазина при бензоколонке, идет к машине и только тут чувствует, что ее волосы пахнут дымом, но по приезде домой она примет ванну.

Открывая дверцу машины, она думает о том, как обнаружила Лассе развалившимся на диване в гостиной. Почти пустая бутылка виски свидетельствовала о том, что он, вероятно, сильно пьян.

Если мужчина, которого уличили в том, что он десять лет вел двойную жизнь, напившись, кончает с собой, это едва ли можно считать удивительным.

Скорее ожидаемым.

Она заводит машину. Мотор начинает стрекотать, она включает первую скорость и выезжает с бензоколонки.

Он громко храпел с открытым ртом, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не поддаться импульсу разбудить его и призвать к ответу.

Она тихонько прошла в ванную и вытащила кушак из вишневого халата Лассе, который тот украл из гостиницы в Нью-Йорке.

Она едет в сторону города.

На запад, по дороге номер двести двадцать два. За ветровым стеклом мелькают уличные фонари.

Лассе лежал на боку, спрятав лицо и оставив затылок незащищенным. Важно было, чтобы узел сразу попал на нужное место и не оставил более одного отпечатка. Она связала удавку и осторожно перекинула ему через голову.

Когда узел оказался в точности на нужном месте и оставалось только затянуть, она вдруг утратила решимость.

Засомневалась, просчитывая риски, но не обнаружила ничего, что могло бы ее выдать.

Покончив с ним, она вернется на Центральный вокзал и дождется вечернего поезда из Гётеборга, а потом отправится забирать машину с подземной стоянки. На машине к тому времени уже будет лежать штрафная квитанция, но когда охранники увидят у нее чек, свидетельствующий об оплате парковки, им, естественно, придется перечеркнуть штраф. Тем самым они подкрепят, если не подтвердят, ее рассказ о том, что она в течение дня ездила на поезде в Гётеборг и обратно.

Она поворачивает направо, едет по мосту, а затем въезжает в туннель под гостиницей “Кларион”.

Дисциплина, думает она. Надо быть начеку, нельзя действовать импульсивно, иначе тебя могут разоблачить.

Парковочные контролеры, билет на поезд и видевший ее в вагоне-ресторане проводник – этого оказалось достаточно, чтобы снять с нее подозрение в том, что в конечном счете было признано самоубийством. Телефонные каталоги на полу под стулом стали последней деталью, довершившей картину самоубийства.

Она едет по Ренстьернасгатан, минует Сконегатан и Бундегатан и сворачивает направо на Осёгатан.

Она крепко ухватилась за кушак халата и со всей силы потянула. Лассе пытался хватать ртом воздух, но из-за опьянения его мозг не посылал соответствующих сигналов.

Он так до конца и не проснулся, и она повесила его на крюке для лампы. Подставила под него стул и, обнаружив, что ноги не достают до сиденья, заполнила пустое пространство телефонными каталогами, которые сама же потом сбросила на пол. Совершенно очевидное самоубийство.

Перед самым мостом Юханнесховсбрун Жанетт Чильберг видит, что большие сферические часы над входом в торговый центр показывают двадцать минут десятого, и решает снова позвонить Софии.

Набрав номер и прижав телефон к уху, она слышит сирены спецтранспорта. В зеркало заднего вида она видит три быстро приближающиеся пожарные машины и сбавляет скорость.

Телефон соединяется, но никто не отвечает.

Мимо проносится первая пожарная машина. Трубку по-прежнему не берут.

Ну, пожалуйста, ответь, мысленно просит Жанетт. Мне необходимо с тобой повидаться.

Когда мимо проезжает последняя пожарная машина и движение возвращается к нормальной скорости, дослушав десятый гудок, она прерывает соединение.

Жанетт хочется оказаться где-нибудь в другом месте, в совершенно другой жизни, и ей вспоминается документальный фильм о мужчине, однажды решившем, что с него хватит.

Вместо того чтобы ехать, как обычно, на работу в Государственную больницу в Копенгагене, он разворачивается и проезжает на велосипеде до Южной Франции. Оставив в Дании жену и детей, мужчина создает себе новую жизнь, становясь кузнецом в маленькой горной деревушке. Когда к нему приезжает съемочная группа, он говорит, что не хочет иметь со старой жизнью ничего общего, и посылает всех и вся к черту.

Жанетт знает, что могла бы поступить так же, предоставив Оке разбираться со всем самому.

Единственное осложняющее обстоятельство – Юхан, но он ведь смог бы присоединиться позже. Паспорт у нее всегда в сумке, и в принципе ей ничто не мешает. Страх каким-то удивительным образом отпускает, как будто сознание того, что она на самом деле не прикована к месту, делает возможность вырваться на свободу менее притягательной.

Музыка по радио прерывается сообщением: жителей Грисслинге просят закрыть окна ввиду сильного пожара на одной из вилл.

Она бесцельно едет дальше.

В свободном падении.

София Цеттерлунд находит квартиру пустой: никаких следов Гао. Войдя в скрытую за стеллажом комнату, она видит, что он все вычистил и прибрал. Пахнет здесь теперь моющими средствами, хотя по-прежнему слегка отдает мочой.

Грубый плед аккуратно разложен на матрасе.

Шприцы лежат на маленьком столике рядом с бутылкой с ксилокаином, и ей становится интересно, почему ее коллега, дантист Юханссон, их так и не хватился. Случайность вновь сыграла ей на руку.

Ее возмущает своевольное поведение Гао – ведь он действовал без ее приказаний. Что же происходит?

Ее охватывает неконтролируемый страх. Вся ситуация ей непривычна. Внезапно происходят вещи, на которые она не может повлиять, и нечто неподвластное ей приходит в движение.

Не понимая, откуда что берется, она начинает истерически кричать. Слезы текут по щекам, и ей никак не перестать реветь. Так много всего одновременно рвется наружу. Она колотит в стены, пока обе руки не теряют чувствительность.

Припадок продолжается почти полчаса, и, успокоившись – в основном потому, что измотана физически, – она сворачивается на мягком полу в позу эмбриона.

От запаха дыма щекочет в носу.

Ей видятся шрамы у нее на теле.

Раны, которые, залечившись, превратились в более светлые пятна на коже.

Дыхания, вызывавшие у нее тошноту, из-за которых ей теперь трудно целоваться.

Такой опыт необходим для памяти. Что-то происходит, воспринимается и становится воспоминанием, но со временем сам процесс стирается, превращается в единое целое. Несколько событий сливаются в одно. Ей кажется, что вся ее жизнь представляет собой один большой ком, где насилие и побои объединились в одно особое происшествие, а оно, в свою очередь, стало опытом, превратившимся в знание.

Нет никакого “сначала” и, соответственно, никакого “потом”.

Что было в ней такого, чего больше не осталось?

Что могла она когда-то видеть такого, чего больше не видит? Она искала новых возможностей для развития собственной личности. Не альтернативы или дополнения, а новой натуры. Самонадеянность, не знающая границ.

Она разрезает тонкую пленку, отделяющую ее от безумия. Ничто не началось с меня, думает она. Ничто не началось во мне. Я мертвый плод в стадии разложения.

Моя жизнь состоит из длинной череды мгновений, одного за другим, как при перечислении, непохожих друг на друга, из отдельных фактов, следующих один за другим.

Из осознания отчужденности и самопонимания.

В первый раз в своей новой стране Гао Лянь из Уханя идет по Стокгольму один. Из квартиры на Боргместаргатан он доходит до Клиппгатан и спускается вниз по скользким каменным ступеням, ведущим к церкви Софии. Пересекает Фолькунгагатан и поднимается по лестнице к больнице миссионерской организации “Эшта”.

На Фьелльгатан он садится на скамейку и смотрит на Стокгольм. Прямо под ним стоят большие пассажирские паромы, а на рейде покачиваются маленькие яхты. Слева ему виден Старый город – Гамла стан – и дворец.

Ласточки, с криком пронзающие воздух в погоне за насекомыми, – те же птицы, что жили у них под крышей дома в Ухане.

Воздух тоже такой же, правда, здесь он чище.

Гао спускается к шлюзу, переходит через мост и попадает в Старый город. Он с любопытством прислушивается к чужому языку, и ему думается, что он звучит так, будто люди вокруг не говорят, а поют. Новый язык кажется дружелюбным и подходящим для создания прекрасной поэзии, и Гао становится интересно, как он звучит, когда эти люди сердятся.

Он несколько часов бродит по множеству маленьких улочек и переулков, постепенно начинает ориентироваться и уже вскоре может попадать туда, куда задумал. С наступлением сумерек у него в голове возникает четкая карта расположенного между мостами маленького городка. Сюда он обязательно вернется и сделает это отправной точкой, когда потом будет изучать другие части города.

Домой он идет по Гётгатан до перекрестка со Сконегатан, где поворачивает налево и прямиком приходит в нужную квартиру.