Фридрих Незнанский - Просроченная виза

– Какой ужас! Какой позор на мою седую голову! – почти прошептал он.

Действительно, позор, если не хуже… но лишь в том случае, если будет доказано следствием его участие в жульнической операции.

– Как вы считаете, Александр Борисович? – уважительно заговорил, а то все норовил по-свойски, на «ты». – Может быть, прежде чем гнать волну, попытаться поговорить с этим Авдеевым? Объяснить ему в конце концов, в какую криминальную историю он и сам лезет, и других затягивает? Он же, я слышал, нормальный и серьезный, а главное – ответственный человек! Или врали мне?… Ну большие проценты – этим нынче никого не удивишь, среди акул живем. Но чтоб вот так, по-наглому?… Шацкого, конечно, не вернешь, тут чистая уголовщина, так она и должна быть оценена. А вот что касается денег, то если их вернуть, может, и показания того же юриста не потребуются? Как вы думаете? И еще, не мог бы я ненадолго оставить у себя эти документы? Это ж копии, как я вижу. Они не пропадут, ни боже мой, но могут оказаться полезными в качестве дополнительного аргумента. Как?

– Ну, вообще говоря, если не отступать от буквы закона, это – материалы следствия, и разглашению они до поры до времени не подлежат. Однако, учитывая наши чисто человеческие отношения, опять же думаю, что и Константин Дмитриевич особо возражать не стал бы, я готов их вам оставить. На день-другой. Как лицу ответственному. Вы меня понимаете?

– Ну о чем речь! – поспешил заверить губернатор. – Я бы…

Но его очередной рождающийся монолог неожиданно прервал вопль «мобильника» из кармана Турецкого. Губернатор поморщился, а Александр поспешил изобразить просто крайнее свое недовольство.

– Нигде не дают покоя, – пожаловался он Антону Васильевичу. – Впрочем, такая работа. Вы не будете возражать, если я послушаю, что там у нас опять произошло?

– Сделайте одолжение! – охотно разрешил губернатор и даже к окну отвернулся с напряженными, как у шнауцера, ушами.

– Саня? – услышал Турецкий голос Грязнова и подтвердил, что да, это он. – Можешь утверждать с полной уверенностью: это Семихатько.

– Я понял. Спасибо.

– Неприятное? – обернулся губернатор, заметив кислое выражение на лице следователя.

Александр неопределенно пожал плечами. Потом сказал:

– Кстати, насчет отказа юриста от своих показаний. Понимаете, Антон Васильевич, ничего с этим делом не получится. Убили ведь Семихатько. Но это я вам говорю сугубо доверительно, для сведения. Авдеевские орлы убили, это уже доказано следствием. Ненужных свидетелей убирают. А вы – договориться! Попробуйте… Ну что ж, очень вам признателен за то, что уделили свое время. Не стану больше отрывать от государственных дел. Поеду, пожалуй?

– А кофейку на дорожку? Или чего-нибудь покрепче?

– Спасибо, но мне – на службу. Если б не она – за милую душу.

– Артур! – закричал губернатор. – Чего ты там возишься?

– Иду-иду! – заторопился Геллер, который нарочно ведь и оставил шефа со следователем наедине.

– Чего теперь – иду? Раньше надо было. Ступай проводи нашего гостя. Вы сами за рулем?

– Рад бы, да Константин Дмитриевич не велит.

– Кадры бережет? – понимающе кивнул губернатор.

– Костя наш не меняется с годами, – двусмысленно ответил Турецкий.

Губернатор проводил до вешалки, там, уже в меховой шубейке, ожидал Турецкого Артур. Попрощались.

Лифт пришел маленький, тесноватый. А у подъезда Турецкого ожидал представительский «ауди» с сидящим за рулем солидным Алексеем Петровичем Кротовым. Грязнов посчитал, что визит к губернатору должен пройти на высоте. А Денискин «ауди» до упора напичкан всякой специальной аппаратурой. Поэтому будет интересно позже проанализировать беседу. Серьезный же вид Крота доказал бы без слов любому, что в Генеральной прокуратуре даже машины водят исключительно солидные люди. В чем Геллер, кажется, не преминул убедиться. Можно было ехать, но Крот не торопился.

– Вы все сделали правильно?

– Слушал запись? Нормально?

– Прилично. А мой чип?

– Пока в лифте ехали, успел воткнуть. Послушаем?

– Да, только отъедем немного…

Послышался хлопок двери лифта. Два коротких звонка. Металлический звук открываемой бронированной двери, лязг и щелканье замка.

– Ты соображаешь, твою мать, что натворил?

– Антон Васильевич!

– Молчи! Голову тебе оторвать мало! Ты все понял?

– Но я же…

– Мне насрать, что «ты же»! Уяснил, что надо немедленно предпринять?… Оставь в покое этот телефон! Поезжай в представительство и там решай все вопросы. Немедленно! А своему приятелю скажи, что у меня в руках такая бомба – мало ему не покажется! Ишь какая сволочь оказался!

– А если он?…

– А уж это – твои личные заботы! Звони своим. Договаривайся, о чем хочешь. Но это дело должно быть закрытым, ты меня хорошо понял?

– Понял, Антон Васильевич.

– Твое счастье, Артур, что еще остались честные люди, которые меня знают… Но к тебе это отношения не имеет. В общем, так: твоя дальнейшая судьба в твоих же руках. И впредь думай, прежде чем предлагать свои варианты…

Последнее слово было произнесено с убийственным сарказмом. Турецкий с Кротовым переглянулись и засмеялись.

– Все, езжай, дорога каждая минута. А я попробую сам позвонить, куда нужно, и постараюсь придержать расследование. И еще скажи, что он совершил больше, чем преступление, он совершил ошибку. Я имею в виду с тем юристом, понял?

– Так точно, Антон Васильевич.

– Не теряй времени!…

– Уезжаем, – сказал Кротов и тронул машину. – Вы знаете, где находится их представительство?

– У Дениса спроси, он все знает. А что, слышно будет, если этот снимет шубу свою?

– Система-то одна, – усмехнулся Кротов. – Сейчас туда подъедет кто-нибудь из наших… Какие суки, а? Все повязаны!… Вам, я так понимаю, уже сообщили о Семихатько?

Турецкий кивнул.

– Значит, не зря Севка всю ночь на хвосте сидел…

– Не зря, Петрович…

…Турецкий даже и представить себе не мог, как в тот день решится его судьба. Да он бы, может, и не узнал об этом, если бы два часа спустя не приехал к нему в Генеральную прокуратуру Денис Грязнов с распечаткой записи телефонного разговора Артура Геллера с Олегом Авдеевым.

Уже сам по себе этот разговор представлял интерес, и прежде всего – филологический. Куда девались мягкость и вкрадчивая вежливость Геллера! Это был злобный вулкан, мечущий огненные глыбы, грозя смести с лица земли все живое!

Впрочем, собеседники были достойны друг друга. И если убрать из текста откровенную матерщину, он выглядел бы так.

Геллер. Ты, кидала базарная! Наперсточник херов! Как был ментом позорным, «мусором» гнойным, так им и остался! Ты что о себе возомнил? Своей дурной башкой дошел или это тебя твой «лаврушник» научил? Ты ж на «киче» и дня не просидишь!…

Авдеев. Не вижу веской причины продолжать с тобой, жополизом, дальнейший базар. И вообще, ты кто такой, чтобы на меня бочку катить? На понт брать? Фраер задрюченный!

Геллер. Ну все, Авдей, ты нас достал. Слушай теперь сюда. Тебе сказано передать, что ты совершил ошибку, которая хуже всего Уголовного кодекса. Твой Семихатько у ментов. Раскололся полностью…

Авдеев. Фуфло! Он далеко от Москвы.

Геллер. Это твои тебя за бакланье держат. В ментовке его труп.

Авдеев. Быть не может! Откуда сведения?

Геллер. А у нас следак был, Турецкий. Со всеми бумажками на тебя. Так что у нас теперь против тебя такая бомба! Спросишь: что делать? Отвечу: вернуть долг. А за кидняк добавишь двадцать пять процентов. Все, счетчик включен.

Авдеев. Погоди, Артур. Это что ж получается? Турецкий твой только сегодня дал мне согласие на стрелку. Уже почти забили, и что же получается? Туфта? А может, убрать его? Я скажу. А базар будет по справедливости, не возражаю.

Геллер. Знал, что ты – козел, но не думал, что до такой степени. Он у нас уже был сегодня. Всем известно – зачем и почему. И потому даже полному отморозку станет ясно, чьих это будет рук дело. А за Турецким его шеф Меркулов стоит. А за Меркулова, чтоб тебе было известно, во всех спецслужбах мазу держат, понял, тупая башка? Ты после этого Турецкого пернуть не успеешь, как вместе со всей своей братвой на «киче» окажешься. Это в самом благоприятном для тебя случае. В чем никто из нас не уверен. А потому и грева не жди. Так что не двигай фуфлом, время пошло. И не вздумай дернуть. А чтоб ты был понятливым, сегодня получишь первое предупреждение…

Нельзя сказать, чтобы Меркулов, в кабинете которого для окончательного решения самого главного вопроса собрались оба Грязнова и Турецкий, был счастлив от столь лестной своей характеристики. А коллеги, и даже молодой Грязнов, нахально улыбались, смакуя текст – без купюр, разумеется.

Но юмор – юмором, а Турецкий чувствовал, что «косая» только что просквозила мимо. И даже не знал, кого больше за это благодарить: собственное везение или «меркуловскую известность» в определенных кругах.