Кэти Райх - Смертельные тайны

Хикай молча почесал бровь. Эрнандес, рослый, с волнистыми черными волосами до плеч, поднял покрытую жесткой черной щетиной руку и тут же бессильно уронил ее на стол.

– Уточню еще раз, – раздраженно бросил Галиано и вышел.

Что? Обо мне? И у кого? У опаздывающего окружного прокурора? У кого-то из начальства?

Почти сразу же из коридора послышалось, как детектив спорит с кем-то. Он очень быстро говорил по-испански, и я не расслышала многих слов, но в них явно чувствовалась враждебность. И по крайней мере дважды я слышала мое имя.

Через несколько мгновений голоса смолкли, и Галиано вернулся вместе с высоким худым мужчиной в розовых очках. Последний слегка сутулился, над ремнем нависал мягкий животик.

– Доктор Бреннан, – сказал Галиано, – разрешите представить сеньора Антонио Диаса. Сеньор Диас возглавляет Следственный отдел Окружной прокуратуры по уголовным преступлениям.

Я встала и протянула руку. Проигнорировав ее, Диас подошел к окну и повернулся ко мне. Глаза его скрывались за цветными стеклами, но во всем его облике чувствовалась неприязнь.

– Я занимаю должность прокурора уже почти двадцать лет, доктор Бреннан. И за все это время мне ни разу не требовалась посторонняя помощь в расследовании обстоятельств чьей-то смерти.

Несмотря на заметный акцент, английский Диаса был безупречен.

Я ошеломленно опустила руку.

– Возможно, вы считаете наших судмедэкспертов недоучившимися ремесленниками из страны третьего мира или шестеренками в устаревшей и неэффективной судебно-бюрократической системе, но позвольте заверить – это профессионалы, которые в своей работе придерживаются высочайших стандартов.

Я посмотрела на Галиано, чувствуя: щеки пылают от унижения. Или от гнева.

– Как я уже объяснял, сеньор Диас, доктор Бреннан здесь по нашей просьбе. – Голос Галиано звучал подобно стали.

– Что, собственно, привело вас в Гватемалу? – спросил прокурор.

Меня охватила злость.

– Подумываю открыть курорт с минеральными водами.

– Доктор Бреннан здесь по другому делу, – вмешался детектив. – Она судебный антропо…

– Я знаю, кто она, – оборвал его Диас.

– Доктор Бреннан имеет опыт в обследовании отстойников и предложила свою помощь.

Предложила? С чего он это взял?

– Было бы глупо не воспользоваться ее опытом.

Диас с яростью посмотрел на Галиано. Лицо его оставалось каменным. Эрнандес и Хикай молчали.

– Посмотрим. – Прокурор бросил на меня тяжелый взгляд и, топая, вышел из комнаты.

Тишину нарушала лишь муха. Первым заговорил Галиано:

– Прошу прощения, доктор Бреннан.

Злость порой и меня подталкивает к действию.

– Может, начнем? – спросила я.

– С Диасом разберусь сам. – Галиано пододвинул стул.

– Еще одно.

– Что?

– Зовите меня Темпе.

В течение следующего часа я расписывала все прелести канализационных отстойников. Галиано и его напарник внимательно слушали, то и дело прерывая меня замечаниями или просьбами объяснить подробнее. Хикай сидел молча, потупив взгляд, с ничего не выражающим лицом.

– Канализационные отстойники могут быть сделаны из камня, кирпича, бетона или стекловолокна. Может быть разным дизайн и форма – круг, квадрат или прямоугольник. Они могут состоять из одного, двух или трех отсеков, разделенных частичными перегородками или сплошными стенками.

– Как они работают? – спросил Галиано.

– Собственно, отстойник – это водонепроницаемая камера, играющая роль инкубатора для анаэробных бактерий, грибков и актиномицетов[16], которые разлагают падающие на дно органические отходы.

– Совсем как на кухне у Бартоломе, – заметил Эрнандес.

– И чего нам ожидать? – Галиано проигнорировал слова напарника.

– В процессе разложения выделяется тепло, на поверхность выходят газы, которые смешиваются с частичками жира, мыла, масел, волос и прочего мусора, образуя грязную пену. Это первое, что мы увидим, открыв отстойник.

– Ну внесите хоть немного солнца в нашу жизнь, – сказал Эрнандес.

– Со временем, если пену не трогать, образуется плавающая полутвердая корка.

– Пудинг из дерьма. – Эрнандес скрывал отвращение под маской пошлого юмора.

– Отстойники следует очищать каждые два-три года, но если его владельцы настолько ленивы, как вы говорите, они вряд ли это делали, и, скорее всего, нам встретится именно такой слой грязи.

– Ладно, допустим, получился суп для микробов. Куда все это потом девается? – спросил Галиано.

– Как только отстойник наполняется до определенного уровня, продукты распада вытекают из него через трубы, обычно расположенные параллельными рядами, – дренажное поле.

– Какого рода трубы?

– Глиняные или из перфорированного пластика.

– Система доисторическая, так что речь явно о глине. Что там происходит?

– Дренажное поле покоится на гравийной подложке, обычно покрытой почвой и растительностью. Когда происходит аэробный распад, оно в основном играет роль биологического фильтра.

– Грубая или тонкая очистка. Прямо как кофе.

Эрнандес начинал действовать мне на нервы.

– На последнем этапе жидкие отходы стекают из труб и впитываются в гравийную подложку. Бактерии, вирусы и другие загрязняющие агенты поглощаются почвой или усваиваются корневой системой растений.

– Значит, и впрямь над отстойником трава зеленее[17], – сказал Галиано.

– И куда счастливее. Что еще известно?

Галиано достал маленький блокнот и перелистал страницы.

– Резервуар расположен примерно в семи футах к югу от отеля, он около десяти футов в длину, пяти в ширину и шести в глубину, сделан из бетона и закрыт восемью прямоугольными бетонными крышками.

– Сколько там камер?

– Владелец, сеньор Серано, понятия не имеет, что внутри. И он не из тех, кто затаив дыхание следит за вручением Нобелевских премий.

– Понятно.

– Серано и его сын Хорхе вспомнили, как рабочие прошлым летом открывали крышку в восточном конце отстойника, и открыли ее сами. Резервуар был почти полон, а сточное отверстие забито джинсами.

– Значит, вход – на западе.

– Надо полагать, да.

– Что ж, джентльмены. Чтобы поднять бетонные крышки, понадобится экскаватор.

– Все восемь? – впервые подал голос Хикай.

– Да. Поскольку мы не знаем, с чем придется иметь дело, откроем отстойник целиком. Если камер несколько, части скелета могут оказаться где угодно.

Хикай тоже достал блокнот и начал составлять список.

– Еще – ассенизационная машина, чтобы откачать пену и жидкость, и пожарная, чтобы растворить осадок на дне, – продолжала я. Глава команды экспертов добавил их в список. – Там полно аммиака и метана, поэтому мне нужен кислородный аппарат.

Хикай вопросительно посмотрел на меня.

– Стандартная маска с кислородным баллоном, который вешается на спину, вроде тех, что используют пожарные. Также понадобится парочка опрыскивателей.

– Вроде тех, из которых распыляют гербициды?

– Именно. Один с водой, другой с десятипроцентным раствором дезинфицирующего средства.

– Можно поинтересоваться зачем? – спросил Эрнандес.

– Чтобы обрызгать меня, когда вылезу из отстойника.

Хикай записал.

– И четырехдюймовая сетка. Остальное – стандартное оборудование.

Я встала.

– В семь утра?

– В семь утра.

Мне предстоял худший день в жизни.

Галиано приехал ко мне в отель с первыми лучами солнца.

– Buenos días[18].

– Buenos días, – пробормотала я, усаживаясь на пассажирское сиденье. – Неплохие у вас очки.

Глаза его закрывали летные очки темнее любой черной дыры.

– Gracias.

Показав на бумажный стаканчик в держателе, Галиано выехал в поток машин. Я благодарно потянулась к кофе.

Мы почти не разговаривали, проезжая по центру города, а затем медленно двигаясь через Первую зону. По пути я совершенствовала свой испанский, читая рекламные щиты, плакаты и даже граффити на стенах станций техобслуживания, пусть они и не были лучшим образцом гватемальского наречия.

И заодно старалась не думать о том, что ждет впереди.

Через двадцать минут коп затормозил возле двух полицейских машин, что перекрывали въезд в переулок. За контрольным постом стояли «скорая», пожарная машина, ассенизаторская цистерна и другие официального вида автомобили. Зеваки уже собирались.

Галиано показал свое удостоверение, и полицейский в форме пропустил нас. Поставив машину рядом с остальными, мы вышли и дальше двинулись пешком.

Отель «Параисо» расположился посреди квартала, напротив заброшенного склада. Перейдя на ту сторону, мы прошли мимо лавок со спиртным и нижним бельем, парикмахерской и китайской забегаловки. Окна всех заведений были зарешечены и заперты на висячие замки. Я бросила взгляд на выцветший от солнца товар на витринах. В окне парикмахерской виднелись фотографии моделей, прически которых вышли из моды еще во времена Эйзенхауэра. Окно закусочной «Лун Фу» украшали меню, реклама пепси и вышитый на блестящей ткани фазан.