Андрей Молчанов - Кто ответит

Ярославцев встал, кривясь от надсадной боли в затылке и растопыренной пятерней массируя макушку.

"Спиваюсь, - подумалось обреченно и равнодушно. - Надо кончать... Каждый день... Каждый день ведь, скотина!"

Умылся, прошел на кухню. Есть не хотелось. Выпил, давясь, бутылку холодной пепси; закурил. На балконе стыли два ящика немецкого пива, перехваченные вчера в одном "курируемом" ресторанчике, в холодильнике была хорошая рыбешка, трехлитровая банка икры, и так хотелось плюнуть на все и пропьянствовать этот непогожий весенний денек, но идти на поводу у легкомысленных желаний он себе не позволял никогда. Его ждала работа, а работу он ставил превыше недомоганий или же приятных минут. Работа была сутью и смыслом. Всегда.

Мог ли он предположить, что когда-нибудь станет вкладывать в понятие "работа" то, что никак не вяжется с понятиями, ей сопутствующими "зарплата", "трудовой коллектив", "общественные обязанности"... Впрочем, официальный статус у него имеется: консультант министерства, а точнее, министерств. И зарплата есть, причем одна - с учтенным подоходным налогом, другие же, получаемые в конвертиках в высоких кабинетах, - за труд незаменимого консультанта. И существует, наконец, заработок, перед которым меркнут все эти зарплаты, но цена заработку - адский труд, нервы, здоровье и, вероятно, голова, как он понимает сейчас.

Потянулся за второй сигаретой, но в пачке осталась лишь упаковочная фольга... Все. Кончился "Парламент", классное курево. Надо заглянуть в интуристовский бар, не зря пристроил там человечков.

Вставил телефонный штепсель в розетку. День сегодня выдавался сравнительно легкий, половина вопросов решалась по проводам.

- Милочка? Это Ярославцев. Звонили, никто не отвечал? Естественно, с шести утра как на ногах... Во именно... потому, Милочка, и вечно бодр. Наш грозный шеф, надеюсь, на месте?

Грозный шеф снял трубку незамедлительно.

- Ты не присутствовал на утреннем совещании, - в голосе его звучало трудно скрываемое раздражение, - а зря! Я же тебя просил, обсуждались планы...

- Не зря, - оборвал он. - И не кипятись. Если я буду участвовать в твоих совещаниях, дело встанет. А если встанет дело... В общем, присылай машину. Документы подписаны, стройматериалы будут сегодня же у заказчика.

- Володечка... - резко переменился тон. - Володечка... Когда успел?

- Успел. Вчера, в двадцать пятом часу. Но это - не за просто так...

- Да? - настороженно спросил голос.

- В твоем подчинении имеется один интересный учебный полигон. Грошев там директор, так? Ну, вот. У Грошева этого на пятом складе пять лет законсервированный дизель.

- Откуда я знаю, чего есть у какого-то там...

- Очень плохо, что не знаешь. Прояви, кстати осведомленность, повысь тем самым авторитет среди подчиненных. Это тебе еще и презент, от меня... в смысле моральной поддержки штанов. Далее. Заявится сегодня к вашей милости человечек от наших благодетелей со стройматериалами. Потоми его в прихожей, сколько положено согласно рангу, потом подпиши ему бумажку. Там, в бумажке, - просьба о передаче дизеля, гарантия об оплате через банк, полный набор формальностей. Заодно избавишь своего Грошева от барахла, а народному хозяйству - польза.

- Но вдруг...

- "Вдруг" с дизелем не наступало пять лет. Но пусть "вдруг". Новый дизель тогда за мной. Без задержек и безо всяких вспомогательных потуг с твоей стороны.

- Идет. А как с бензином на этот квартал?

- Завтра после обеда к тебе пожалует человек.

Его в прихожей не томи.

- Понял.

- У меня все.

- Когда будешь?

- Когда будет нужда. У тебя или у меня. Сослуживцам, кстати, привет!

- Бездельники эти сослуживцы, Володя.

- Все равно привет.

Он положил трубку. Еще два-три таких звонка, и кажется, свою непосредственную работу на обществе он на сегодня завершил... Вернее, обязательную работу. Внезапно задался вопросом: а когда ты работал только на себя, на собственные нужды, ради наживы, наконец?

Он отогнал от себя праздные и одновременно тягостные мысли. Оделся и вышел на улицу.

"Жигуленок" был покрыт рябью смерзшейся грязи. Салон в пыли, черный лед в резиновом корытце под ногами... Помыть бы машину, да все недосуг заехать на мойку.

Вспомнил, как покупал когда-то первую... Сколько радости, благоговения... А перед чем? Перед куском железа... А с трудом выбитый гараж? Зачем? Тащиться каждое утро за два километра к кооперативу? Удобство, ничего не скажешь. А запчастей дурацкая коллекция? Существует, по минимуму, пять станций обслуживания, где очереди для тебя нет. При всем том - ты не банщик, не стоматолог, не популярный певец, не работник исполкома, а просто человек, от которого работа станции непосредственно зависит. Об этом, пусть в разной степени, но осведомлены и начальство сервиса, и чумазый механик, и дама в складском окошечке, и мастер цеха. Ну, а когда машина начнет капризничать не в меру часто, надо продать ее, а самому приобрести железяку новую - благо есть множество организаций, готовых оказать ему услугу в очереди на машину, как доблестному ударнику...

- Ваши документы! Вы проехали на красный свет...

Не торопясь, он подал капитану через слегка приспущенное стекло документы.

Зуб компостера впился в талон.

Ничего, капитан, коли, этих талонов некто Прогонов отпечатает еще не один десяток, два запасных лежат в кармашке дверцы, но тебе, капитан, сие неведомо, так что ублажи самолюбие.

- Можете продолжать движение... Машину, кстати, пора помыть!

- Благодарю за совет, постовой!

ИЗ ЖИЗНИ ВЛАДИМИРА ЯРОСЛАВЦЕВА

Внезапно потеплело, асфальт стал влажен и черен, мелкой грязью пылили грузовики, серая магистраль, заполненная машинами, жила какой-то угрюмой, механической жизнью, и Ярославцев, продираясь в этом тумане промозглого дня, вспоминал будни иные, прошедшие. Вспоминал, как просыпался по звонку будильника, как дорог и сладок был растревоженный этим заливистым трезвоном сон. Однако расставался со сном не усилием воли, не властным приказом самому себе: "надо!" - надо тянуть лямку, надо не опоздать, надо не получить выволочки. Нет, его поднимало другое - желание труда, желание видеть людей, разделяющих с ним этот труд - порой нудный, изматывающий, но всегда необходимый. Необходимый ему куда больше, чем сон и отдых. Может, от родителей все шло, от воспитания. Рос он в рабочей семье, где безделья не принимали органически. Все свободное время мать посвящала уборке, починке одежды, а отец вечно что-то мастерил по дому или отправлялся подработать на стороне: то замок в дверь вставить какому-нибудь неумехе, то разбитое стекло, то прокладки сменить в худом кране... И он, мальчишка, тоже всегда был при деле: помогал отцу, матери, видел, как трудно достается хлеб...

Он всегда был серьезен, деловит, прилежен и сдержанно-дружелюбен со всеми - со сверстниками, родственниками, учителями. Всегда и всем помогал по делу, помощью своей не спекулируя, не кичась. Бескорыстно. И, может, поэтому, хоть и сторонился шумных компаний, единогласно был избран одноклассниками в комсорги.

В райкоме комсомола его заметили сразу, после окончания школы пригласили на работу: затем экономический факультет университета, куда поступил на вечернее отделение: перевод в горком - там он познакомился с Вероникой. Первое приглашение ее в театр, ее рука в его руке, темный зал, актеры на светлой сцене, но он видел только ее, профиль Вероники, и ощущал со сладкой тревогой в сердце нежное, покорное тепло ее ладони...

Наконец, разговор с будущим тестем.

- Значит, вы и есть тот самый Володя, - иронически констатировал тесть, поднимаясь из-за массивного письменного стола со столешницей, окантованной витиеватым бронзовым узором.

- Да. Владимир, - подтвердил Ярославцев, робея в просторе огромного домашнего кабинета, где полки до самого потолка были заполнены энциклопедиями, мемуарами политиков и трудами экономистов - художественной литературой хозяин не увлекался.

- Тогда, Володя, будем знакомы. - Он пожал руку и указал ему на изящный стул с гнутыми ножками, хрупко ютившийся в углу кабинета. Указал, как просителю, пожаловавшему в приемные часы. - Хотел бы, - продолжил глубокомысленно, поговорить с вами без Вероники, по-мужски. Итак, без преамбул - расцениваю ваш брак, как несколько ранний, однако вам, молодым, виднее... И я близок к тому, чтобы намерения ваши благословить. Но сначала желал бы задать несколько вопросов. Можно на "ты"?

- Конечно, - смущенно замялся Ярославцев, и вдруг испытал стыд перед собою, будто пришел клянчить нечто у сильного, от которого только все и зависело.

- Ну, так кем же ты представляешь себя? В перспективе? - вздернулся в мягкой усмешке волевой подбородок.

- Организатором, - рассудительно произнес он нелепое слово, в интонации передавая всю подспудную и, по его мнению, весомую значимость его. - Партийным. - Выдержал паузу. - Советским. Хозяйственным... Каким - решится, естественно, не мною.