Александр Косарев - Закон землеройки

Однако впереди его вновь ждало разочарование: все остальные поочередно очнувшиеся и допрошенные пленники не помнили не только своего пребывания в монастыре, но и… друг друга! Тогда Гореев учинил следственный эксперимент: лично отвез их всех на монастырскую территорию. Увы, немцы с неподдельным интересом пялились и на ворота, и на храм Николая-чудотворца, и на то невзрачное строение, возле которого их нашли, но – не более того. Слегка оживились, лишь когда приблизились в сопровождении бойцов роты НКВД к стоящему неподалеку от трапезной колодцу. Не сговариваясь, подследственные подошли к каменному срубу и свесили головы вниз, точно желая увидеть свои отражения в тускло мерцавшем внизу водном зеркале.

Когда «экскурсия» была закончена, Гореев приказал подчиненным обследовать дно колодца. «Улов» оказался невелик: два помятых ведра, медный кувшинчик с остатками позолоты, моток колючей проволоки да почти сгнивший обод от тележного колеса. Проявив инициативу, солдаты на всякий случай прочесали прилегавшую к колодцу в радиусе тридцати метров территорию и в итоге присовокупили к колодезным находкам несколько противогазов, обойм с патронами и жестяных банок из-под сардин, а также стальной баллон, похожий на громадную электролампу.

Вместе с капитаном Абросимовым, ведавшим в разведке оперативной работой, подполковник приступил к осмотру сваленного в одной из келий найденного хлама, причем Абросимов, как бывший музейный работник, сразу же заинтересовался позолоченным кувшинчиком, а Гореев, понятное дело, стальным баллоном. Видимо, последний случайно нарушил герметизацию запорного клапана, ибо Абросимов услышал вскоре звук падения человеческого тела. Оглянувшись, увидел начальника лежавшим навзничь. Далее, как водится в подобных случаях, вызвал дежурного фельдшера, послал дневального в госпиталь за врачами… Но хотя кутерьма продолжалась до самого утра, привести Гореева в сознание так и не удалось.

А наутро изменилась ситуация на фронте: советские войска двинулись наконец на запад. Поэтому пленных немцев в срочном порядке переправили в какое-то закрытое лечебное учреждение в Подольске, а Гореева – в Ташкент, в один из эвакуированных туда из Москвы ведущих медицинских институтов. История же эта не забылась благодаря бывшему капитану Николаю Павловичу Абросимову: спустя два с половиной года, уволившись из армии по ранению, он вернулся в Энск. Вернулся, по его словам, ради того самого древнего кувшинчика, который он предусмотрительно спрятал в городе в укромном месте. Именно Абросимов, кстати, и основал в Энске краеведческий музей, коим все жители теперь несказанно гордятся. Сам я, начиная со школьных лет, слышал эту историю не менее пяти раз. Только вот даже не подозревал, что буду ее когда-нибудь кому-нибудь пересказывать…

В подвале стало заметно светлее, и Красновский, бросив озабоченный взгляд на потолок, умолк. Потом нагнулся, покопался в недрах стоявшей у его ног сумки и извлек из нее сверкнувшую гранеными поверхностями компактную видеокамеру.

– Отчет для Совета надо составить, да и для истории хочу сохранить, – подмигнул он мне почти по-свойски. Затем установил камеру на столе напротив меня и, удовлетворенно крякнув, нажал кнопку пуска.

А отраженный от верхних зеркал свет уже резво струился по стене вниз, и казалось, вот-вот достигнет зловеще поблескивавшего «Реаниматора». Следовало срочно определиться: отдать перстенек настоятелю задарма или выторговать себе хоть какое-то послабление. Желания омолодиться у меня не было, да и в эффективность действия препарата я, признаться, не верил: слишком уж долгий «срок хранения» на его долю выпал – запросто мог и «испортиться». А вот потенциального взрыва золотой «сигары» – и, как следствие, пожара! – опасался всерьез. «Черт бы побрал всех этих безумных химиков, древних и современных! – чертыхнулся я мысленно. – Одни неприятности от их изобретений! Эх, привязать бы сейчас Бен-Газира или Габера к моему стулу – вот бы я над ними покуражился!..» Под напором обуявшей меня злости я не удержался и стукнул кулаком по подлокотнику.

– Не дергайся, бесполезно! – посоветовал мне уже двинувшийся к выходу настоятель. – Примерно через часик мы придем, полюбуемся на тебя…

– Стойте! Я готов отдать вам перстень! – сделал я попытку перевести руль фортуны с направления «в ад» на направление «в рай». И добавил без особой надежды: – Может, хоть тогда ваш агрегат сработает нормально, и вам не удастся меня угробить.

– Если перстень далеко отсюда, никто за ним не поедет – времени не осталось, – процедил в ответ Красновский, но все же остановился.

– Он у меня с собой. За подкладкой куртки.

– Точно? – недоверчиво прищурился Роман Данилович.

– Точно, точно. В кармане, видно, дырка образовалась, вот он за подкладку и завалился. Только сами ищите – я связан.

Красновский приблизился, зашел мне за спину, выдернул, напряженно сопя, зажатую дощечкой куртку и бесцеремонно начал шарить по карманам. Спустя минуту издал довольный рык и метнулся к столу. Перевернув перстень камнем вниз, ловко установил его прямо под золотой «сигарой», после чего, даже не взглянув на меня, торопливо покинул подземелье. Хлопнула дверь, погас прожектор. Впрочем, в последнем нужды уже не было: полоска отраженного утреннего света спустилась еще ниже. Наверное, не очень кстати, но мне вдруг вспомнилась однажды подсмотренная на улице сценка.

…Стоя на автобусной остановке, я наблюдал за работой дорожных рабочих, прокладывавших траншею для электрического кабеля (огромная катушка с ним громоздилась неподалеку). Четыре человека трудились без особого напряга, как бы вразвалочку, а вот пятый, совсем еще молодой парнишка, вкалывал на совесть. Был, видно, в бригаде новичком, потому и старался заработать авторитет. В какой-то момент парень решил выбраться из траншеи, но на влажной после недавнего дождя земле неловко поскользнулся и зарылся носом прямо в грязь. Коллеги дружно над ним посмеялись, а потом плотный усатый мужчина (видимо, бригадир) назидательно произнес:

– Запомни, сынок, на всю жизнь: если мышь-землеройка будет копать слишком глубоко, она рискует из собственной ямы никогда не выбраться.

«Вот я и уподобился глупой землеройке, – с грустью подумал я. – Докопался, называется… А в жизни ведь все закономерно, все подчиняется тем или иным законам. Есть законы Кеплера, Ньютона, а есть вот, оказывается, и закон землеройки. Прав все-таки был тот бригадир, когда учил: усердствуй, пацан, но с оглядкой на последствия!»

От невеселых мыслей меня отвлек скрип дверных петель. Я повернул голову на звук и от изумления чуть не вскрикнул. В подвал скользнула… Настя Кошелькова!

– Нет желания поменяться местом со мной? – спросила она, приблизившись.

– Ты… ты как сюда попала?! – растерянно прошептал я. – Уходи, здесь опасно! Видишь, камера на столе стоит? Все на пленку записывается!

– Камера – это ерунда, – стрелой метнулась девушка к столу, походя щекотнув мою щеку волосами.

Только тут я обратил внимание на ее явно взвинченное состояние: глаза неестественно расширены, лицо бледное, рыжие волосы всклокочены как у горгоны Медузы. Она меж тем небрежно сдвинула камеру в сторону, бухнулась зачем-то перед «Реаниматором» на колени и, обхватив круглую столешницу руками, уставилась на торчавшую в центре агрегата золотую трубку, истерично шепча:

– Быстрее! Ну быстрее же!..

– Так ты процедуре омолаживания себя подвергнуть решила? – догадался я. И не сдержал искреннего удивления: – Но зачем?! Тебе ведь еще и двадцати нет!

Обернувшись, Анастасия посмотрела на меня как на полного кретина.

– Ты, Саш, вроде уже взрослый мужик, а в элементарных вещах не рубишь! – воскликнула она запальчиво. – Да сохранить молодость – это ж мечта любой нормальной девушки! Иначе что меня ждет лет в шестьдесят? Дряхлое прозябание и букет старческих болезней? А я этого не хочу! Не хочу, слышишь?!

«Похоже, ее уже не переубедить», – озадаченно подумал я, но все-таки предпринял еще одну попытку:

– Настя, меня здесь, если ты не заметила, насильно держат! Даже вон к стулу привязали, чтоб не сбежал. Не догадываешься, почему? Да потому что эксперимент этот очень опасен!

– Не верю, не верю, не верю! – заталдычила девушка как заведенная. – У меня все получится, получится!..

– Хорошо, успокойся, все у тебя получится, – подыграл я ей как маленькой девочке. И попробовал вызвать жалость к себе: – Помоги только, пожалуйста, мне избавиться от проклятых пут – все тело уже затекло! А потом и я тебе помогу, чем смогу…

Анастасия, увы, на мою просьбу никак не отреагировала: самозабвенно вскинула лицо кверху, откуда с минуты на минуту должен был хлынуть поток солнечного света. «Что же делать? – лихорадочно размышлял я. – Если Настю вразумить не получается, тогда надо собственным спасением озаботиться. Ведь этот прожженный махинатор Красновский, бесстыдно прикрывающийся церковной рясой, и впрямь может насильно заточить меня в своем монастыре на несколько лет. А тут стены звуконепроницаемые – хоть обкричись потом». От подобной перспективы я не на шутку очканул, но зато пришло и спасительное озарение: я решил прибегнуть к примитивной хитрости.