Александр Косарев - Закон землеройки

– Тяга! – не сдержал я радостного восклицания. – Есть тяга!!!

Сомнений быть не могло: расположенный за деревянной стеной проход сообщался с атмосферой. Значит, нужно пробиться к нему во что бы то ни стало! Я предпринял очередной лобовой натиск, то есть навалился на преграду всем телом, но та лишь чуть скрипнула. Тогда я перешел к атаке на правую кирпичную кладку: постучал по верхнему кирпичу эфесом, потом ковырнул узкую полоску связующего раствора острием. Облегченно вздохнул: раствор оказался не цементом, а чем-то вроде глины. Обмотав середину клинка носовым платком, я принялся энергично выскребать этот засохший раствор из зазоров между кирпичами. На борьбу с двухметровой бутафорской колонной у меня ушло больше часа, зато я получил наконец возможность просунуться в образовавшийся проем.

Увы, впереди тоже царил непроглядный мрак. Тогда я скрутил освободившимся платком несколько длинных щепок, запалил их от своего ставшего ненужным костра и, вскинув примитивный факел над головой, решительно шагнул в неизвестность. Новый коридор оказался более узким, нежели предыдущие, и стены имел уже не кирпичные, а сложенные из грубо отесанных светло-серых камней. Опасаясь в любую минуту лишиться спасительного света, я ускорил шаг и довольно быстро понял, что иду почему-то не вверх, а как бы под гору. Изрядно данному факту подивился, но спустя еще шагов сорок загадка благополучно разрешилась: я вышел к небольшому, диаметром не более полутора метров колодцу, построенному, судя по всему, в незапамятные времена и получавшему подпитку из протекавшей где-то поблизости реки. Только этим объяснялись и нисходящий наклон подземного туннеля, и слабый свет, пробивающийся из дыры в двух метрах ниже каменного колодезного бордюра.

Перегнувшись через край, я различил, что подводящий воду канал имеет прямоугольную форму, причем высота его несколько больше, нежели ширина. Зная, что расстояние между моими оттопыренным большим пальцем и мизинцем составляет ровно двадцать сантиметров (пользовался такой «линейкой» неоднократно), я измерил толщину ближайшего ко мне каменного блока. Затем произвел в уме нехитрые расчеты и быстро выяснил, что высота отверстия канала равна примерно шестидесяти пяти сантиметрам. Собственные габариты мне тоже были известны, так что я успокоился: пролезу! Усевшись на каменный бордюр, я приготовился прыгнуть вниз, но вспомнил вдруг о железном штыре, торчавшем из дна аналогичного колодца у монастырского пруда, и задумался.

С учетом того, что скобы-ступеньки на внутренних стенках здесь отсутствовали, перспектива вырисовывалась мрачная: обратно точно не выбраться! Значит, если не удастся проникнуть через водоток к реке, останется только захлебнуться и утонуть. «Ну и кто тебя, дурака, заставлял ехать в этот проклятый Энск? – запричитал я мысленно. – Сидел бы себе дома, ездил бы по воскресеньям к Михаилу на пиво с сушками… Нет ведь, понесло идиота невесть куда и зачем! Вот и не жалуйся теперь!..» Отругав себя подобным образом, я вернулся к размышлениям о дальнейших действиях. Вариантов у меня, к сожалению, было всего два: либо очертя голову прыгать в колодец ради поисков призрачной реки, либо возвращаться обратно и искать другой выход из подземного лабиринта. Рассчитывать на оставшуюся в единственном экземпляре спичку не приходилось, темнота пугала, и я… прыгнул.

Глубина воды в колодце оказалась больше моего роста, и чтобы удержаться на плаву, пришлось немного побарахтаться. Потом каким-то чудом мне удалось зацепиться за осклизлый край прямоугольной протоки, и я без лишних раздумий в нее втиснулся. Дно вымощенной камнем трубы было покрыто толстым слоем противно скользкого ила, и, извиваясь в нем подобно змее, я призвал на помощь шпагу: стал отталкиваться ею, упираясь острием в малейшие неровности в камне. Однако примерно на полпути к мерцавшему впереди манящему светлому пятну толщина илового слоя увеличилась, чрезвычайно затруднив движение. Проклятый ил накрепко склеил меня с одеждой, и я уже едва мог шевелиться.

Вскоре мое пребывание в трубе и вовсе превратилось в сущую пытку: передвигаясь исключительно ползком, я вынужден был неестественно выворачивать шею, чтобы держать голову над мерзкой грязью. В противном же случае немедленно начинал захлебываться, и от перспективы бездарной кончины в этой гнусной щели меня тотчас охватывал безумный мандраж. И все-таки, скрежеща зубами от злости и напряжения, я продолжал рваться к свету…

Момент, когда я выполз наконец на свет божий, в памяти отчего-то не отложился. Помню только, что дополз до ближайшей кочки, крепко обнял ее и мгновенно уснул. Пробудившись, добрел до журчавшей рядом реки, вгляделся в свое отражение. Увидел облепленное грязью чучело с окровавленным лицом. Брюки с ремнем и одна кроссовка остались похороненными в толще ила в подземной трубе, зато шпага осталась при мне. Видок, словом, был еще тот! Не хотел бы я с собой таким встретиться…

Искупавшись, выбрался на берег и вновь впал в состояние гнетущего отчаяния. Нет, не о таком завершении поездки в Энск я мечтал, ох не о таком! Как появиться перед людьми без порток? Как вообще выбраться из города? В голове роились вопросы один горше другого, но ответа ни на один из них я не находил. Так прошло минут двадцать или тридцать. Точнее сказать стало теперь невозможно, ибо часы мои тоже нахлебались воды, и я с горечью приплюсовал их к разряду потерь. Солнце меж тем клонилось к закату, и требовалось как можно скорее принять хоть какое-то разумное решение.

Усилием воли настроив соображалку на рабочий лад, я подумал: «Поскольку появление на улицах Энска чревато для меня очередными неприятностями, придется от этой затеи отказаться. Самое главное сейчас – добраться до Лисовок, то бишь до телефона, одежды и денег. Значит, нужно придумать, как переправиться на другой берег. Пеший переход через мост отпадает: я без штанов. До пристани отсюда не очень далеко, но денег на аренду катера у меня нет. К тому же Красновский запросто мог послать к пристани своих людей для моей поимки. Итак, остается только один способ: перебраться через реку вплавь. Однажды я его уже опробовал, авось и в этот раз сдюжу».

Подобрав с земли верную шпагу, я зашагал, припадая на босую ногу, вдоль береговой линии. Шел, пока не достиг устья того самого ручья, который переходил вброд в начале своего пребывания в Энске. Оглядевшись, заметил в прибрежных кустах выброшенную кем-то большую пластиковую канистру. Неожиданно вспомнилось детство: купание в деревенском пруду и игра с мальчишками в самодельные – из бутылок с водой – стрелялки. Тотчас созрела мысль и относительно использования канистры в качестве вспомогательного плавсредства. В конце концов канистра – штука куда более надежная и крепкая, нежели полиэтиленовый пакет, с которым я когда-то преодолевал местную реку.

Канистра оказалась вымазана какой-то черной дрянью, но меня это не смутило: главное, она была целой и, если б не отсутствие пробки, почти герметичной. Впрочем, проблем с ее закупоркой тоже не возникло, ибо опрятностью, как известно, берега наших рек не страдают. Чтобы стать счастливым обладателем пакета из-под кефира, мотка алюминиевой проволоки и нескольких пластиковых бутылок от минералки и пива, мне даже по кустам рыскать не пришлось: все валялось прямо под ногами. Часть бутылок я решил приспособить потом под футболку для обеспечения себе лучшей плавучести, а две – с той же целью прикрепить обрывком электрического провода к рукояти шпаги. Расставаться с не единожды выручавшим меня оружием категорически не хотелось.

Пускаться в путь немедленно я не отважился: решил дождаться момента, когда солнце повиснет над верхушками деревьев. Прикинул, что в таком случае успею достичь противоположного берега до наступления сумерек, тогда как моим возможным преследователям придется действовать уже в темноте. А чтобы занять себя чем-то в оставшееся свободное время, надумал наведаться к давно интересовавшей меня пирамидальной постройке, прятавшейся в лесочке за монастырем. Видимо, я все-таки принадлежал к тем неисправимым авантюристам, которые, покажи им даже не монету, а всего лишь ее оттиск на песке, полезут за ней хоть в пекло.

Поскольку с теперешнего моего места пробираться к цели сквозь заросли ежевики и колючую проволоку не требовалось, я бодро затрусил к роще, ориентируясь на крышу угловой монастырской башни. Обогнул по пути гору камней, миновал джунгли из гигантских лопухов и вышел вскоре к вожделенному строению. Вид его поразил меня своей несхожестью с описанием Федора Богдановича: коническая крыша съехала набок, труба была разворочена точно взрывом. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, я подкрался ближе, обошел приземистую башенку по периметру и… понял, что она венчает именно тот подвал, из которого мне дважды удалось сбежать!