Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич

Стацюра тоже не спал в эту ночь. Он дожидался Шалву, которого вечером отправил на разведку в город — разузнать об Авдееве и Лузгине. Шалва долго не возвращался, и Иван уже подумал, что его схватили. Но тот вернулся под утро.

— Авдеев мертв, Лузгин в больнице, но очень тяжелый. И еще задели мента…

— Рыжего? — с надеждой спросил Стацюра.

— Нет. Настоящего мента.

И тогда Иван дал ему последнее задание:

— После того как мы с девчонкой и Николаем улетим, ты должен будешь прикончить Соболева.

— Как? — Шалва не был «мокрушником», и такое задание его немного смутило.

— Как хочешь, дорогой! Предоставляю тебе полную свободу действий. Выбор велик! Закопаешь потом где-нибудь поблизости. — И с этими словами Стацюра удалился.

После ухода шефа Шалва понял, что висит на волоске, что у него нет вертолета и загранпаспорта, шестизначного валютного счета в банке и маленькой девочки для продажи в мексиканский публичный дом. «А пошел ты, шакал!» — ударил он кулаком по столу и бросился прочь из замка, но при выходе из заградительной полосы, там, где нужно быть осторожным с лосями, Шалву скрутили омоновцы.

Вместе с милиционерами они были растянуты вдоль всей линии забора. Им выдали резиновые перчатки и кусачки.

Операцию решено было начать в семь утра.

Перед выездом к старокудринским дачам Миша еще раз набрал больничный номер и услышал в трубке приговор: «Вадим Жданов скончался в четыре часа утра, не приходя в сознание».

Сон как рукой сняло. Разве после такого уснешь? Они расстались с Березиным возле дачи Стацюры. Березину было поручено командовать всей операцией.

— Ну, с Богом! — пожал ему руку Миша.

— Не подставляйся! — пожелал на прощание капитан милиции.

Рыжий ворвался на дачу Стацюры, перемахнув через забор. Поднял Зинаиду Тарасовну с постели.

— Не пугайся, мать. Я пришел за твоим зверенышем-сыном и, пока не посажу его в клетку, не успокоюсь!

Напуганная Зинаида Тарасовна открыла ему погреб. Он зажег фонарь. Погреб был величиной с просторную комнату. Миша метался по нему, как бешеный пес, в поисках «подземки», но ничего не находил — кругом только банки с вареньями, соленьями, компотами…

— Мать, а где у него лаз? — высунулся Миша из погреба.

Зинаида Тарасовна пожала плечами.

«Надо успокоиться!» — приказал он себе и стал шаг за шагом обшаривать фонарем стены и пол. Вскоре он обнаружил у себя под ногами странный предмет. Миша нагнулся и поднял его. Это оказалась запонка с янтарем. «Он мне жаловался, что потерял ее. — И тут его осенила догадка: — Он потерял ее утром пятнадцатого, когда выбросилась девочка. В спешке Ваня не стал переодеваться и прямо в вечернем костюме бросился в «подземку»! А выпала она у него, когда закрывал за собой дверь». Миша поднял голову — перед ним находилась полка с трехлитровыми банками. Он попробовал снять одну из них, но банка стояла намертво. «Камуфляж!» — радостно пронеслось у него в голове. Он дернул полку на себя, и она легко поддалась. Впереди зияла черная дыра тоннеля.

Ровно в семь они тронулись с места. Перешли заградительную полосу, сняв колючую проволоку, и медленно двинулись к замку.

Стацюра заметил их сразу. С вечера поднимался на смотровую площадку недоделанной башни и в бинокль осматривал местность. Смачно выругавшись, он сбежал по винтовой лестнице вниз.

— Николай! — крикнул он, влетев в комнату пилота. — Просыпайся! Нас окружают. Заводи машину!

Николай, тот самый, которого Соболев принял за «нового русского» и который был славен убийством собаки по кличке Черчилль, едва натянув штаны, бросился к вертолету.

— Дядя Стефан! Выводи заключенных! — продолжал командовать шеф.

Ткнув Соболева дулом пистолета в затылок, он предупредил его:

— Только без глупостей! Шаг в сторону — и я стреляю!

Юра очень хотел посмотреть на Машу, на свою маленькую собеседницу, которая скрашивала ему одиночество, но увидел лишь желтые тапочки, потому что Стацюра держал девочку за руку, а Соболева толкал впереди себя.

— Стацюра, сдавайтесь, вы окружены! — обратился к нему по мегафону Березин.

— Стефан, мегафон! — хрипя из последних сил, приказал Иван.

Старик оказал ему последнюю услугу, после чего заперся у себя в келье от греха подальше.

Стацюра обратился к ним просто, без присущего ему красноречия:

— У меня двое заложников — мужчина и девочка! Вы даете мне улететь — я оставляю вам мужчину. Девочку верну в Шереметьеве. В противном случае — пристрелю обоих!

— Нам надо подумать! — Березин решил потянуть время.

— Мне некогда ждать, — заявил Стацюра. — Я стреляю мужчине в затылок.

— Хорошо! Мы согласны! — моментально среагировал капитан.

— Вперед! — Стацюра ткнул Соболева в спину, выбросил мегафон, взял Машу за руку, и они медленно направились к площадке для гольфа, где его ждал вертолет. Но не успел он сделать и трех шагов, как сзади на него со звериной яростью налетел Блюм. Заломил ему руку. Иван выстрелил в землю и со стоном повалился от страшного удара в солнечное сплетение.

Когда его привели в чувство, напротив сидел Миша и невинно взирал на Ивана, выпучив глаза и выкатив вперед нижнюю губу.

— Извините, шеф, что не пришел вчера отчитаться, — нарочито робко произнес он.

— Рыжая скотина! — плюнул в его сторону Стацюра.

— Напрасно вы так, Иван Сергеевич! Я, между прочим, нашел вашу запонку, по которой вы так убивались!

И он протянул ему на ладони кусочек янтаря.

Прошел месяц.

Она небрежно, дрожащей рукой расписалась в журнале в подтверждение того, что получила назад свои вещи. Она держала ручку одеревенелыми пальцами, как первоклассница, — столько лет ничего не писала! А бывало, целыми ночами не выпускала ее из рук — готовилась к уроку.

В специально отведенном помещении Светлана мигом скинула с себя тюремную робу и с блаженством надела желто-зеленое цветастое платье, в котором ходила на даче. Но, надев, поняла, как высохла за эти годы, прошедшие с того страшного дня, когда она вышла из леса с корзиной грибов. Платье висело на Светлане, как на женщине, избавившейся от бремени.

Через две недели после неудачной попытки похитить Аню Соболеву Лузгин уже смог давать показания.

В тот трагический день 19 августа 1988 года Максимов у себя на даче ждал Авдеева. Арсений Павлович настойчиво просил о встрече, и хотя Сергей Петрович прекрасно знал, что тот опять будет уговаривать поставить визу на документах по отправке за границу его сомнительного шоу — отказать во встрече не мог, потому что Авдеев блестяще поставил День города, приведя в восторг впервые посетившую город группу английских туристов. Арсений Павлович настаивал на конфиденциальном разговоре, тет-а-тет. «Наверно, взятку будет предлагать, — с грустью подумал Максимов. — Талантливейший режиссер, а занимается черт знает чем!» — и скрепя сердце отправил Свету в лес по грибы. Но приехал не Авдеев, а Лузгин. «Что тебе, Алексей Федорович?» — «Насчет работы». — «И не проси, дорогой! С завтрашнего дня ты уволен». Разговор происходил на кухне, и Лузгин сразу же заприметил большой кухонный нож, который Светлана не успела убрать со стола после завтрака… А в это время на соседней даче Арсений Павлович диктовал пенсионеру, какие тот должен дать показания милиции. Старик переспрашивал каждую фразу и кивал головой — понял. Он пошел на это, так как, в противном случае, Авдеев пригрозил, что его любимую внучку изнасилуют и убьют.

После убийства Максимова Лузгин часто навещал на даче его вдову Лидию Егоровну. И спустя семь лет Лидия Егоровна все еще имела зуб против своей бывшей соперницы. Особенно выводило из себя вдову то, что Светлана Аккерман прижила от Сергея Петровича дочку. Вот Алексей Федорович и предложил ей избавиться от муки душевной — помочь ему похитить девочку. «Продам знакомому цыгану незаконнорожденную, — пообещал он. — А тот уж найдет ей применение — увезет куда подальше…»