Антон Леонтьев - Шоу в жанре триллера

Кирилл ухмыльнулся, отложил джойстик и выпалил:

– Потому что я хотел, чтобы Юлиана мучилась. Так же, как мучился все это время я. Она и отец носились с Настей, делали для нее все, а меня не замечали. Вы понимаете, не замечали!

В его голосе звучала обида. Ему так хотелось быть любимым, а у отца появилась новая жена, потом дочь, которой он дарил всю любовь и внимание.

– Я не хотел переезжать в этот чертов провинциальный городок! – сказал Кирилл. – У меня в Экаресте были друзья, а в этой дыре? Здесь я никому не нужен. Мы переехали, потому что, видите ли, у Насти астма. А меня кто-нибудь спросил?

Он убил ее, потому что хотел, чтобы отец любил только его. Из-за этого Каин убил Авеля…

– А все-таки я сделал все правильно, – продолжал Кирилл, но голос его предательски дрожал. – Я прочитал массу детективов, пока не выработал план. И подозрение потом навел на маньяка – похитителя детей, и ленточку Настькину отнес далеко от дома и бросил на проезжую часть, как будто ее кто-то на машине увез!

– Это ты посылал анонимные письма Юлиане? – прошептала я.

– Конечно, я! – сказал не без гордости Кирилл.

Мне было безмерно его жаль. Подросток пока сам не осознавал, что делает. Это для него была очередная компьютерная игра. Но жизнь – это не компьютерная игра. Ее нельзя начать заново. Кирилл не понимал этого.

– Мне хотелось, чтобы Юлиана мучилась, – со странной улыбкой вещал он. – А заодно все внимание сосредоточилось на ней. О Насте все забыли. Но я не пытался убить Юлиану! Я не устраивал на нее покушение!

– Это сделала Зоя, – добавила я. – Она, как и ты, давно ненавидела свою старую подругу Юлиану, и, когда пришло последнее письмо, в котором было всего одно слово – сегодня, она решила действовать.

– Я так и знал, – хмыкнул Кирилл. Разговор его увлекал. Ему нужно было выложить кому-то свой гениальный замысел. – Я так и знал!

– Поэтому ты убил и Зою, – содрогаясь, сказала я.

– Это было необходимо, – без малейших эмоций в голосе ответил сын режиссера. – Она так удачно подходила на роль козла отпущения. Я читал в одном детективе, – он указал на полку с романами. – Там тоже человека сначала оглушили при помощи мешка с песком, а затем утопили в ванне, и все подумали, что это – несчастный случай. Я инсценировал самоубийство. Это было так легко!

Это на самом деле легко. Как в книге или компьютерной «рубилке».

– А потом наступила очередь Насти, – промолвил Кирилл. – Я позвал ее…

Он вдруг замолчал и испуганно посмотрел на меня.

– Вы все расскажете отцу? – произнес он.

В это время раскрылась дверь, и в комнату вошел Михасевич. Ничего не сказав, он подошел к Кириллу, который оторопело смотрел на Марка. Подросток закрыл глаза, явно ожидая сокрушительного удара, но вместо этого отец прижал его к себе и пробормотал:

– Я все слышал… Это все я… Это моя вина…

– Марк, прошу тебя… – начала я, но режиссер, казалось, не замечал меня. Он поцеловал сына в лоб и потрепал по взъерошенным волосам.

– Где Настя? – спросил тихо Михасевич.

Кирилл, готовый заплакать, произнес:

– Там… В оранжерее… Папа, я не хотел, честно! Я не хотел, чтобы она умерла, я хотел только напугать ее и вас, но потом было поздно! Потом стало слишком поздно!

– Я знаю, – скорбно ответил Михасевич. – Я знаю, сынок. – Он взглянул на меня и прошептал: – Я благодарен тебе, Фима. Я знал, что ты поможешь мне. Но мне не стоило вовлекать тебя во все это. Что ты намерена делать?

– Марк, – кашлянула я, – я буду вынуждена рассказать обо всем полковнику Пороху… На совести Кирилла два убийства…

– Эти убийства на моей совести, – произнес с пугающим спокойствием Михасевич. Я заметила в его глазах бесконечную усталость. – Это я убил Настю, – повторил он. – Я во всем виноват… – Потом, словно очнувшись от забытья, режиссер заметил: – Делай то, что считаешь нужным, Фима. Но до того, как все станет известно полиции, я хочу поговорить с Кириллом наедине. Нам требуется побеседовать как отцу с сыном… Дай нам два часа. Всего два часа…

Я согласилась. Два часа ничего не изменят. Исправить то, что произошло, уже невозможно.

– Кирилл, иди вниз, к джипу, – сказал Михасевич. – Мы навестим моего адвоката. Я буду бороться за своего сына! И никакой суд не заберет его у меня! Мне нужно проведать Юлиану. Ей ничего говорить пока не следует, она и так плохо себя чувствует… Я сделаю это сам сегодня вечером!

– Папа, я не хотел, – произнес плача Кирилл. – И Настю, и Юлиану… Я люблю их! Я не хотел, чтобы так произошло!

– Я знаю, – ответил сыну Марк Михасевич. – Это полностью моя ошибка. И я намерен ее исправить.

Мы спустились в холл. Режиссер с небольшим кейсом появился через несколько минут. Они с сыном сели в джип, Марк обернулся ко мне:

– Два часа, и ни секундой больше. Мой адвокат тотчас начнет действовать. Дождись нас в доме, мы скоро вернемся. Юлиана спит, она приняла снотворное. Бедняжка так устала. Не буди ее до нашего возвращения. Она все еще ждет Настю! Я не хочу, чтобы она узнала страшную правду!

Черный джип сорвался с места. Я вернулась в особняк, прошла в зимний сад. Последний раз, когда я там была, орхидеи отцветали. Теперь появились новые бутоны. Цикл жизни. Крайний куст полностью засох, превратившись в бурый древесный скелет. Я поняла, что именно здесь Кирилл и закопал сестру. Подросток не понимал, что делает. Он думал, что, убив Настю, заставит отца полюбить себя… А потом… Что будет потом, он не знал. Он убил, как будто играл в «гасилку» на компьютере. Убил, не понимая, что жизнь – это не телевизионный триллер или криминальный роман…

Я вернулась в гостиную. Чтобы занять себя, я стала складывать в ящики вещи. Мне не хотелось ни о чем думать. Два часа быстро промелькнули, а режиссера с Кириллом все еще не было.

Внезапно я поняла, что Марк и Кирилл не вернутся. Я побежала в будуар Понятовской. Дверь была прикрыта. Я зашла в комнату, зная, что меня ожидает.

Юлиана лежала на кровати в умиротворенной позе. В белом платье. Ее лицо было расслаблено, на губах замерла улыбка. Я прикоснулась к ее руке. Прохладная… На туалетном столике стоял бокал с остатками мутноватой жидкости.

«Юлиана отдыхает. Не беспокой ее».

Так сказал Михасевич. Он задержался в доме, чтобы подать жене бокал со смертельной дозой снотворного.

«Бедняжка так устала. Не буди ее до нашего возвращения. Она все еще ждет Настю! Я не хочу, чтобы она узнала страшную правду!»

Михасевич сделал так, чтобы она никогда и не узнала.

Полковник с командой прибыл через пять минут после моего звонка. Порох отдал распоряжение заняться поисками джипа с режиссером и его сыном.

– Серафима Ильинична, этого не может быть, – произнес потрясенный полковник, выслушав мой рассказ. – Я ожидал всего, чего угодно. Но Кирилл!

Мы беседовали в холле.

– Мы нашли ее, – доложил эксперт, выглянув из оранжереи.

Особняк был заполнен людьми в форме и в штатском. Оперативники перерыли весь сад. Небольшая яма в углу, несколько человек. Что-то миниатюрное, завернутое в шелковую простыню.

Порох подошел, откинул край простыни.

– Это Настя, – сказал он хрипло. – Да, это она!

Затем подошел к фонтану и ополоснул лицо водой из мраморной чаши.

– Мальчик убил сестру, – сказал он, посмотрев на меня. – Но ради чего?

– Видимо, потому, что на самом деле любил ее, – сказал кто-то из экспертов.

Джип обнаружили под вечер. Он находился на территории заброшенной трикотажной фабрики. Машина стояла под ржавыми сводами бывшего цеха.

О находке немедленно доложили Пороху. Мы приехали к заводу.

– В салоне кто-то есть, – сказал полковник. – У Михасевича имеется разрешение на охотничье ружье, а также именной «вальтер» от министра внутренних дел.

Он приблизился к машине. Пурпурное солнце таяло за горизонтом.

– Марк Казимирович, – громко произнес Порох, – вам лучше отдать оружие и отпустить сына. Не нужно усугублять положение…

Не дождавшись ответа, он рванул на себя дверцу джипа. Заглянул вовнутрь. Закрыл дверцу и кивнул находившимся в нескольких метрах сотрудникам.

– Приступайте. Там два тела. Он застрелил мальчика, а потом разворотил себе череп.

Полковник закурил. Предложил сигарету и мне. Я жадно затянулась. Внешне Порох был спокоен. Подумав, он вдруг сказал:

– Я решил отказаться от предложенной должности в столице. Пора на покой.

Джип окружили эксперты. Куря, я всматривалась в чернеющее небо. Мне вдруг показалось, что промелькнула большая тень. Так и есть. Странная птица уселась на ржавую балку и, склонив голову набок, посмотрела на меня выпуклыми гагатовыми глазами. Насыщая легкие никотином, я рассеянно слушала, как Порох вещает о смысле жизни.

Но стоит ли искать смысл, которого нет?

Мой бывший муж Марк Казимирович Михасевич всегда брал от жизни по максимуму. У него была слава, деньги, семья. Он думал, что обманул судьбу. А счастье оказалось хрупким и разлетелось на мириады осколков, едва к нему прикоснулись. Все оказалось иллюзией.