Мария Жукова-Гладкова - А я верну тебе свободу

С Сухоруковым меня не соединяли, хотя я звонила неоднократно.

«Сколько у нас таких, как Сергей, — думала я, — кто годами дожидается суда?..» Я только регулярно ходила на Арсенальную набережную перекрикиваться с любимым, но сделать ничего не могла… Пока не могла.

— Найдешь, кому взятку дать? — спросила Елена.

— Найду, — кивнула я. Уж за пятьдесят тысяч долларов я своего мужика из тюрьмы как-нибудь вытащу. Если вначале за него требовали двадцать…

Я вышла из кафе, раздумывая, как все-таки лучше подать материал о Сизо. Елена осталась в зале. Или предложить Сизо сделку?

Он мне — Сергея, я ему — материал. Что мне сделает Елена? Хотя так, конечно, нечестно…

Должно пятидесяти тысяч долларов хватить на взятки. И у меня еще осталась часть Серегиных денег…

Моя машина стояла на параллельной улице — напротив кафе парковка была запрещена.

Заворачивая за угол дома, в котором располагалось кафе, решила: подам все без фамилии.

Просто назову героя одной буквой — С. Кому надо — поймут. И кому надо предъявлю оригиналы. Если попросят. В обмен на услугу: мне нужен Сергей.

Внезапно за спиной что-то громыхнуло.

Я резко дернулась, остановилась. Нет, не за спиной… А там, где… Крутанувшись на каблуке, я рванула назад — и не потому, что взрыв — тема для моего очередного репортажа.

На месте большого стеклянного окна зияла дыра. Внутри… Там все еще что-то падало, играли языки пламени. Кто-то из оказавшихся поблизости прохожих истошно кричал. Собиралась толпа. Из сидевших внутри никто не мог остаться в живых…, Какая-то крепкая рука схватила меня чуть выше локтя. В ухо прошипели:

— Сматываемся, быстро! Пока менты не приехали.

Я чуть повернула голову. Рядом со мной стоял Лопоухий. Он уже толкал меня в нужную сторону.

— Я должна остаться! Я…

Он еще крепче сжал мою руку и процедил:

— Иди!

У моей машины паслись Змей с Кактусом, не так давно сопровождавшие меня к Сухорукову. Тогда у нас с Татьяной отобрали найденный в лесу кейс. Но что возьмут сейчас? Мне стало просто любопытно. Я же, в первую очередь, журналистка.

Лопоухий приказал мне открыть машину и садиться за руль, сам устроился на переднем месте пассажира. Змей с Кактусом, к моему удивлению, от нас отделились и отправились куда-то пешком.

— Трогай! — приказал Лопоухий.

— Куда едем?

— Куда хочешь.

Я поехала к родному дому. Лопоухий же, не спрашивая разрешения, открыл мою сумку и принялся за изучение содержимого. Материалы о своем боссе тут же забрал, увидев баксы, только хмыкнул, но их не взял. Мою сумку бросил на заднее сиденье и попросил притормозить у края тротуара. Я притормозила и вопросительно посмотрела на него.

— До свидания, Юля, — сказал Лопоухий. — Не сомневаюсь: мы еще встретимся.

Он вышел из машины, а я развернулась и поехала к месту взрыва. По мобильному позвонила Пашке, велела ехать туда же с камерой.

Мне требовалось собирать материал для следующего репортажа.

На следующей неделе позвонил Сухоруков и пригласил меня на Арсенальную набережную.

— В какое именно место? — уточнила я.

— Ну как какое? Дом семь, естественно, — даже обиделся Иван Захарович. — Я там презентацию устраиваю. Ровно в полдень. Хочу, чтобы ты осветила мою новую инициативу и в криминальной хронике, и в «Невских новостях».

Я ожидала любой пакости, но только не того, что услышала в полдень.

Господин Сухоруков вознамерился строить мост: перекинуть его с Арсенальной набережной на набережную Робеспьера. Параллельно этой набережной пролегают улицы Шпалерная, Захарьевская, Чайковского, Фурштатская. Старый фонд. Самые дорогие в Питере квартиры.

Думаю, и непитерцы поймут без специальных объяснений, кто там поселился. А господин Сухоруков, как выяснилось, опять хотел проявить заботу о правоохранительных органах: у них ведь проблемы с бензином, автозак приходится в объезд гонять — Литейный мост, в принципе, недалеко, но там вечно пробки, а до Большеохтинского пилить — о-го-го. Лучше прямо как раз напротив входа в «Кресты». Да и элитных постояльцев тогда можно будет вывозить на прогулку в Таврический сад. Закрыть его для свободных граждан (мало, что ли, садов в Питере и области?), пусть уважаемые люди там гуляют, воздухом дышат. Сизо был готов окружить его высоким забором с колючей проволокой по верху. Сделать частью комплекса.

— Мост разводной будет? — спросила я.

— Конечно, — кивнул Иван Захарович. — Как же иначе? Разве можно через Неву и не разводной?

— А назвать как думаете?

— Ну… — заскромничал он.

— Опять хотите о себе память на века оставить?

— Так ведь есть же у нас мост Лейтенанта Шмидта?

— Вы что, считаете, его сам лейтенант Шмидт строил? — спросила я. Вообще-то первое название того моста — Благовещенский. А вы думали ваш назвать «мост Сухорукова»? Или «мост Сизо»? Или все большие буквы — СИЗО?

— А ты бы что предложила? Есть идейки?

— Ну, например, Крестовский, — ответила я.

— А ничего! — воскликнул Иван Захарович. — Здорово. Звучит. И очень к месту подходит.

«Еще бы», — подумала я.

— Ты уж освети мою инициативу должным образом, Юленька. Я считаю, что, как коренной ленинградец, должен сделать подарок родному городу к его трехсотлетию. У тебя будут ко мне вопросы?

У меня был один вопрос, и он не относился к строительству моста. Ну или это я так думала.

— А деньги-то вы вернули, Иван Захарович? — спросила я. Меня на самом деле очень интересовало, удалось ли Сизо до них добраться.

— Ну а как же?! — воскликнул он. — На что я мост-то собрался строить, как ты думаешь?!.

ГУИН — Главное управление исполнения наказаний Минюста России.

Данные на 28 марта 2002 года.

Гуси улетели — потерял рассудок (блат.).

Финский фольклорист Элиас Ленрот (1802–1884) почетный член Санкт-Петербургской АН, основатель первого финского журнала «Пчела», изображен на купюре в пятьсот финских марок.

В елочку — правильно (блат.).

Сечешь поляну — смотришь в корень (блат.).

Чалый — неоднократно побывавший в местах лишения свободы (блат.).

И вообще по состоянию, например, на 2000 год, в учреждениях ГУИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области содержалось более двадцати тысяч человек (считая осужденных, подозреваемых и обвиняемых), а в Питере все население — четыре с половиной миллиона. И сколько уже отсидели.

Около восьми с половиной тысяч содержалось весной 2001 года (время действия романа), к весне 2002-го цифра упала до примерно семи тысяч трехсот человек. Количество спецконтингента значительно уменьшилось после принятия в 2001 году закона, инициатором которого было Министерство юстиции РФ, в соответствии с которым обвиняемые в нетяжких преступлениях должны заключаться под стражу только в исключительных случаях.

Данные на 28 марта 2002 года. К сожалению, у автора нет точных данных по количеству холодильников и телевизоров на весну-лето 2001 года — время действия романа, однако оно не изменилось значительно, если изменилось вообще. Автор приносит свои извинения читателям.

Томишко был первым архитектором Главного тюремного управления. Он — автор проекта уездной тюрьмы, по которому в России были возведены двадцать два объекта. Томишко построил женскую и пересыльную тюрьмы в Санкт-Петербурге, но самой известной и крупной его работой стали «Кресты», к строительству которых приступили весной 1884 года, при Александре Третьем. Работы продолжались пять лет и семь месяцев. При взгляде на комплекс с высоты птичьего полета видны два мощных креста — это два однотипных, пятиэтажных, крестообразных корпуса. Томишко считал, что архитектурный образ тюрьмы должен соответствовать образу монастыря.

Преступник — грешник, следовательно, должен жить подобно монаху. «Кресты», кстати, проектировались как одиночная тюрьма. Но грешный преступник может и раскаяться (и по идее должен раскаяться) и тогда будет спасен, поэтому вполне естественно было включить в проект образ креста Спасителя. И если посмотреть на комплекс с Невы, центральным оказывается храм, возвышающийся над другими строениями из красного кирпича. «Кресты» строили заключенные на месте старой исправительной тюрьмы. По мере строительства новой тюрьмы старое здание ломали.

Сегодня это крупнейший следственный изолятор не только в России, но и в мире.