Майк Кэрри - Мой знакомый призрак

Наклонив голову, Дамджон нахмурился; в его взгляде сквозило то ли изумление необычностью просьбы, то ли раздражение — в кои веки ему осмелились приказывать. Так или иначе, Лукаш кивнул Ласке-Арнольду, который подошел к Розе и снял с ее головы почтовый пакет. Оказалось, во рту у девушки кляп из какой-то тряпки, для верности обвязанный несколькими витками веревки, а правый глаз заплыл и не открывался. Зато левый был устремлен на меня: кроме страха в нем читалась настороженность. Похоже, ее действительно отпустят с яхты живой. Хотя, судя по высказываниям Дамджона, это будет лишь приговор, отсроченный исполнением.

— Вот, — улыбка Дамджона получилась чуть ли не лукавой, — при желании слово я держать умею.

Интересно, он для этого показал Розу? Неужели после стольких лет лжи, предательства, насилия и убийств ему еще хотелось самоутвердиться?

Тем временем Гейб взял кисточку потоньше и старательно разрисовывал мою грудь и живот. Кожу неприятно щипало. В железных тисках головорезов у меня могло запросто нарушиться кровообращение, так что, даже не испытывай я слабости от недавнего массажа затылка, вырваться бы все равно не получилось.

— Какой изящный способ разнообразить обычное убийство! — заметил я.

— Зато создает правильное впечатление, — парировал Дамджон. — Специалист по изгнанию нечисти взялся за чересчур сложное задание... Подобное случается сплошь и рядом.

Интересно, где моя флейта? Вон, на полу у ноги Дамджона. Лукаш перехватил мой взгляд, щелкнул пальцами: «Фас!», и Ласка-Арнольд послушно выполнил команду.

— В клуб вы приходили с чем-то другим, — задумчиво проговорил Дамджон, вертя инструмент в руках. — Что это? Не флейта ведь?

— Нет, флейта, только с коническим раструбом. Бабушка современной флейты. Когда великий Теобальд Бём изобрел систему клапанов, эта модель отправилась в мусорный ящик.

Дамджон поднял голову и кивнул.

— Вот, и тебе туда дорога! — сказал он моей флейте. — Арнольд, мне нужна та штука!

Лукаш показал на болторез, наполовину закатившийся под второй диван. Послушный любому слову хозяина, Ласка тут же его принес. С нарочитой медлительностью Дамджон поднялся и через всю комнату прошел ко мне: в узкой каюте на это понадобилось всего три шага. Держа флейту перед моим носом, он раскрыл лезвия болтореза и как следует ее сжал. Дерево затрещало, потом, не выдержав, раскололось на щепки, а эмаль посыпалась красно-коричневой перхотью. Стряхнув с рукава мелкие хлопья, Дамджон бросил остатки флейты и болторез на пол.

— Это на случай, если вы надеялись в последний момент сотворить какое-то чудо, — пояснил он.

— Вообще-то хотелось... — начал я, но договорить не смог, а сейчас уже не вспомню, что за колкость вертелась на языке. Боль огненным цветком распустилась в груди и перекрыла дыхание; ноги подкосились, и я в очередной раз рухнул на колени.

Гейб отошел назад, потирая испачканные в хне пальцы.

— Знаешь, Кастор, длинный язык — твоя главная проблема, — усмехнулся он. — По крайней мере был твоей главной проблемой, потому что я ее решил.

Адская боль утихла через несколько секунд. Я разразился отборной руганью, однако язык работал вхолостую, и изо рта не вылетело ни звука.

Тогда я понял, хотя, наверное, подозревал с самого начала, какой именно знак нарисован у меня на груди — ТИШИНА. Маккленнан снова украл мой голос.

— А теперь позаботься об остальном, — поднимаясь, велел Дамджон. — У меня еще дела.

Гейб расправил плечи, напустил до смешного торжественный вид и начал быстро-быстро читать заклинание. Говорил он, естественно, на латыни, точнее, на ее средневековом диалекте с мерзким порядком слов, в котором нормальному человеку в жизни не разобраться. Пытаясь вычленить из скороговорки хоть что-то путное, я уловил pretium, что значит цена, implcramus, что значит «дружище, дай на пиво», и damnation, что значит, «пошел... », а куда и объяснять не нужно.

Маккленнан вызывал духов. На моих глазах подобное происходило впервые: я стараюсь держаться подальше от черной магии по вполне объяснимой причине: заклинания очень сложные с непредсказуемым результатом. Они не все такие, а девяносто девять процентов, однако Гейб, похоже, выбрал одно из немногих, что действуют в строгом соответствии с инструкцией.

Его голос разносился по маленькой каюте, вызывая гулкое эхо: такое логичнее было бы услышать в огромной холодной пещере, а не в гламурном неунывающем Челси. По бледным щекам текли ручейки пота — Маккленнан явно выкладывался на все сто и походил на штамповочный пресс, работающий на пределе мощности: латинские слова монотонно впечатывались в воздух, которым мы дышали. Глядя на искаженное гримасой лицо, я понял, почему он выглядел таким измученным, когда я заглянул к нему в офис, и почему глотал метамфетаминовые таблетки, словно леденцы. Ведь это происходило через несколько часов после моей встречи с демоном, и бедный Гейб умирал от психоэмоционального истощения.

Арнольд и головорезы поначалу воспринимали случившееся совершенно спокойно и даже поглядывали на Гейба с насмешкой и презрением. Потом они притихли, потому что температура в каюте стала ощутимо подниматься, а чуть позже, почувствовав едкий запах, начали потеть. Что же, плавали, знаем: жара скорее следствие, чем причина. Роза застонала, давясь кляпом, и закатила здоровый глаз. Даже Лукаш, и тот едва не потерял хладнокровие.

Появления Аджулустикель я не заметил. С демонами всегда так: думаешь, им подавай шумное и эффектное, а они подкрадываются неслышно, как утренняя заря. Возможно, тени за спиной Дамджона на секунду сгустились, возможно — нет; мой взгляд скользнул мимо, а когда метнулся обратно, там уже стояла Джулиет.

Суккуб выступила вперед, и Лукаш поспешно отошел в сторону. Все мужчины в каюте затаили дыхание: громкое «ох!» получилось болезненно резким. Все кроме меня: я не смог бы пикнуть, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Пардон, точнее было бы сказать, «хотя от этого зависела».

Гланды с аденоидами они чуть не проглотили потому, что Джулиет была обнаженной. Какая бы картинка ни возникла в вашем воображении, забудьте, немедленно забудьте — незваная гостья была совсем не такой. Вообще-то ее тело вряд ли прекраснее, чем, скажем, у жены Менелая Елены; наверное, ради такого любовь и спустила бы на воду всю ту же тысячу кораблей. Однако благодаря мускусному запаху феромонов, буквально пропитавшему каюту, она казалась воплощением мужских фантазий: самой желанной, чувственной, открытой — настоящий дар небес.

Под ногами Ласки-Арнольда расплывалась лужица, громилы Дамджона смотрели на Джулиет разинув рот, а стоявший слева захрипел от отчаяния или неожиданного оргазма. Тем не менее все они имели надо мной весомое преимущество: Аджулустикель смотрела не на них.

Ее взгляд держал, словно тиски, тиски, которым уступаешь в темноте за закрытыми дверями, а в висках пульсирует разгоряченная похотью кровь. Гибкая и пластичная, словно пантера, Джулиет медленно приближалась ко мне. На долю секунды эта хищная поступь позволила абстрагироваться от запаха и понять ее истинную сущность. Итак, Джулиет — плотоядное, стоящее на вершине экосистемы, в которой для нее нет достойных соперников: длинные ноги идеально приспособлены для погони, а аппетитные округлости — всего лишь адаптивная маскировка.

Послышалась негромкая, смутно знакомая музыка, похожая на перезвон китайского «сквознячка».

— Убей его медленно, — звонким, чуть натянутым голосом велел Маккленнан. — Другого он не заслужил.

Головорезы поспешно расступились, и без их поддержки я тут же пребольно рухнул на колени. Упал, а голова машинально поднялась: я физически не мог отвести взгляд от Джулиет. Даже моргнуть не мог: ее жуткая безупречность заполонила сознание, разбив в мелкие осколки все чувства, кроме страха и желания.

— Смертный, — утробно прорычала она, — из-за тебя я бежала, ноги в кровь стерла. За это получишь награду: агония будет сладостной, а мой след навечно останется в твоем сознании.

Да, это уже не «сквознячок», а как ни странно и нелепо, церковные колокола, звонящие на октаву выше обычного, будто инеем покрылись. Вот теперь я действительно узнал этот звук.

Я закрыл глаза, оба сразу. Ничего сложнее в жизни не делал: напряжение такое, словно два грузовика в гору толкаю. Сознание протестующе закричало — сознание жертвы, завороженной прекрасной хищницей: сейчас, сейчас она высосет у меня мозг! Но глаза я закрыл, значит, хоть часть ее гипноза не доходит до цели. Жадно ловя звук, я чуть опустил голову: так лучше слышно.

На плечо легла рука Джулиет, ногти впились в кожу совсем рядом с горлом. Тонкие пальцы сжались, и я взвыл от боли — естественно, беззвучно, а открыв глаза, увидел селевую лодыжку, по-прежнему скованную серебряной цепью.

Аджулустикель пыталась поднять меня на ноги, а я боролся. Нет, не с силой Джулиет — бесполезно, все равно проиграю, — а с собственной слабостью. Сухожилия натянулись до предела и порвались. Я снова вскрикнул: вышел вопль с нулевой громкостью, но уверен, слух Дамджона он ласкал и в таком виде. Пару секунд правая рука (вообще-то левая у меня сильнее) лихорадочно шарила по полу. Увы, попались лишь жалкие обломки флейты, но потом ладонь нащупала что-то холодное. Это же болторез!