Светлана Алешина - Без шума и пыли (сборник)

– Извините за нескромный вопрос, Алексей вам изменял? – Я бросила на Замуруеву сочувственный и невинный взгляд.

– А вот это не ваше дело! – взъерепенилась она, резко встала и поспешила к бару.

– Простите. Но ведь и милиция будет задавать вам такие же вопросы…

– Милиция… Ха-ха! Да мой брат только моргнет – и милиции след простыл. Вы верите в милицию, в этих козлов, которые только и знают, что попрошайничать?

Замуруева судорожно рассмеялась.

– Но ведь нельзя всех в одну кучу, – попыталась я восстановить справедливость.

– К черту! – махнула рукой Замуруева, бросая лед в стакан с виски.

Она выпила очередную порцию и теперь, облокотившись о стойку, тихо и печально раскачивалась в такт своим невеселым мыслям.

– А в каких отношениях был ваш брат с Алексеем?

– В дружеских, – по-идиотски захохотала Замуруева. – А если конкретнее, вы ведь любите конкретность, – произнесла она с вызовом, – Леша мой дорогой Грише зад лизал, ясно? Ну, это когда ему срочно денежки были нужны, а вот когда он чего-нибудь достигал, когда вокруг него начинали разные там журналисты виться, хвалебные песни ему петь да в своих продажных газетенках о его коллекциях статейки печатать, вот тогда мы гордыми становились, неприступными да еще приказывать норовили! А-а, ладно…

Она направилась к лестнице. Я как завороженная смотрела на нее.

– Я сейчас, – бросила она. – Пейте пока ваш сок.

Прошло по крайней мере минут пятнадцать, прежде чем Замуруева спустилась в гостиную. Теперь на ней были расклешенные велюровые джинсы и белая футболка, готовая, казалось, вот-вот треснуть на ее гигантской груди. Развинченной, шаткой походкой она подошла к дивану и медленно опустилась на него. Глаза ее странно блестели. Замуруева неожиданно растеклась в блаженной улыбке и, глубоко вздохнув, откинулась на спинку дивана, заведя руки за голову.

– Ой, как хорошо! – облегченно выдохнула она. – Совсем другое дело. Так на чем мы остановились?

В ее голосе появилась непринужденная интонация, словно она испытала умиротворяющее действие какого-то лекарства.

– Вы сказали, что у Алексея были подружки, – решила я вернуться к интересующей меня теме, надеясь, что Ирина уже не помнит, о чем мы говорили.

Она обвела задумчивым взглядом комнату и уставилась в окно.

– Ну были, и что? – Она перевела взгляд на меня.

– Вы имеете в виду, что он изменял вам? – била я в одну точку.

– Ха-ха-ха, изменял? – Ее лицо словно передернуло нервным тиком. – Наверное, изменял, все мужики одинаковые, пользуются, когда подвернется смазливая бабенка. А уж в шоу-бизнесе таких возможностей хоть отбавляй. Все эти показы, конкурсы, дефиле, длинноногие плоские модели неопределенного пола.

«Да уж, твою принадлежность к слабому полу никак нельзя назвать неопределенной», – глянула я на распираемую грудями футболку.

– Вы его ревновали? – спросила я, вынимая из кармана пачку сигарет.

– Не настолько, чтобы из-за этого травить его стрихнином, если вы это имеете в виду, – она с сожалением покачала головой, – но в постели он был хорош, не супер, конечно, но не дохляк. Да ты, наверное, и сама знаешь… – как бы невзначай бросила она.

«Да, она не дура, – подумала я, – или просто хитрит? Берет меня на пушку? Раз она перешла вдруг на «ты», то и я «выкать» не буду».

– Вчера на показе я его увидела первый и, как оказалось, последний раз, – твердо (тем более что так это и было) произнесла я и закурила.

– Правда? – Она смотрела куда-то в угол. – Ну ладно, может быть, и так, а что ты тогда лезешь со своими расспросами?

– Я уже раскрыла несколько убийств, может быть, это произошло и случайно, не знаю, но мне кажется, что у меня это получается. А ты не хочешь узнать, кто убил твоего мужа и за что? Или ты знаешь, что это сделал твой брат и поэтому предпочитаешь, чтобы все осталось в тайне?

Наверное, мне не стоило так вот в лоб спрашивать у нее о брате. Глаза Ирины налились кровью и выпучились, как у рака. Она медленно поднялась с дивана и двинулась на меня, явно не для того, чтобы чмокнуть меня в щечку. В руках у нее откуда-то появился тяжелый стакан из-под виски.

– Ты чего несешь, сучка? – процедила она сквозь зубы. – Хочешь Гришку подставить?

Я стала лихорадочно соображать, что можно предпринять в такой ситуации. С ней я, конечно, справилась бы – несколько уроков рукопашного боя, преподанных мне Витькиным приятелем из спецназа, оказались очень полезными и действенными, – но прибежит охранник, с которым мне не справиться. Не вызывать же сюда подмогу – и из-за чего? Нужно было выходить из положения, в которое я сама себя загнала, собственными силами. Как говорил Остап Бендер, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А может, это говорил не он?

В данный момент это не имело особого значения, потому как расстояние между мной и разъяренной, находящейся под воздействием алкоголя и какого-то «лекарства» Ириной Замуруевой катастрофически сокращалось. Между нами оставалось не более двух метров.

И тогда я применила испытанный не раз метод ошарашивания оппонента. Я называю его «психотушка» (от «психологическая колотушка»). Этот метод прост и психологически обоснован. Не буду вдаваться в подробности, просто скажу, что, когда объяснения и логические доводы не помогают утихомирить собеседника или насильника, нужно задать ему вопрос, которого он никак не ожидает от вас услышать.

На этот раз я немного рисковала, потому что сама суть задаваемого вопроса была для меня не ясна. Я не была уверена, что действительно догадалась, зачем Замуруева бегала наверх. Но даже если я и ошибалась в этом, вопрос все равно должен был подействовать.

– Почем кокаин берешь? – произнесла я негромко, но четко, глядя прямо в ее выпученные глаза.

– По сотке, – инстинктивно ответила Замуруева и опустила занесенный над головой стакан.

– Не фуфло? – продолжила я игру, встала и медленно отодвинулась в сторону.

– А ты чего, тоже балуешься? – уже без угрозы в голосе спросила Замуруева.

– Так, иногда, – невозмутимо ответила я, направляясь к стойке, где оставила свой стакан с соком, – когда нервишки расшалятся.

Замуруева подошла следом, поставила рядом свой стакан, которым только что собиралась раскроить мне голову, и, плеснув в него из бутылки, снова устроилась на диване. Я осушила свой стакан с соком до дна, только сейчас почувствовав нервную дрожь под коленками.

– Я думала, мне крышка, – сказала я, устраиваясь в кресле и закуривая сигарету.

Замуруева весело рассмеялась.

– Гришка – хороший человек, – произнесла она, немного успокоившись, – так что его не трогай. Я за него голову любому оторву.

– Верю, – усмехнулась я, выпуская дым через нос.

Мы посидели немного молча: она – потягивая из стакана, я – дымя сигаретой.

– Хочешь «дорожку»? – наконец спросила Ирина.

– Может быть, в другой раз, – отказалась я. – Ты не ответила на мой вопрос.

Я думала, что она уже забыла, о чем я ее спрашивала. Но она помнила.

– Хочу ли я узнать, кто убил Лешку? – Она сделала глоток из стакана и пожала плечами. – Какое это имеет значение?

– То есть как? – искренне удивилась я. – Неужели тебе все равно?

– Ну, представь, – она отбросила с лица прядь упавших волос, – что ты нашла его убийцу, и что дальше?

– Он понесет заслуженное наказание, – неуверенно произнесла я.

– Мне от этого станет легче? – Последовал еще один глоток из стакана.

– Только не говори мне, что тебе все равно, найдут убийцу Алексея или нет. – Я внимательно посмотрела на нее. – Я не поверю.

– Это твое дело. – Ирина пожала плечами. – Но, по-моему, Лешка получил то, что заслужил.

– Значит, ты знаешь, что за ним водились какие-то грехи?

– Грехи? – переспросила она и пожала плечами. – Наверное, их у него было не больше, чем у других. Я имею в виду, что за все в жизни приходится платить. Закон кармы.

– Закон кармы предполагает, что человек рождается, уже неся на себе грехи предыдущих поколений. Если следовать этой философии, то земная жизнь нам дается, чтобы попытаться искупить их. Только вот вопрос: как это сделать? Кто оценит, праведный поступок совершил человек или нет? Так что, мне кажется, все эти рассуждения о законе кармы, о всемилостивом боге, который якобы создал нас, но гарантировал отпущение всех грехов только при каких-то определенных условиях, – все это сказки для сирых и убогих, для тех, у кого нет индивидуальности, кого тянет в стадо. Может быть, ты говоришь так про Алексея потому, что он был творческим человеком, не связанным условностями морали?

Меня куда-то понесло, но, к моему удивлению, Ирина внимательно слушала мой небольшой экспромт. Она забыла про свой стакан и даже приоткрыла рот к концу моего монолога.

– Потрясающе! – наконец произнесла она. – Здорово! Может быть, продолжишь свою мысль?

– Да вообще-то я все сказала, что хотела, – немного осадила я ее. – Не забывай, что мы говорили об Алексее. Ты хочешь, чтобы его убийца был наказан?