Рита Тальвердиева - Найти меломана!

Шумно полилась вода. Незваный гость старался перекричать резвый напор:

– Дед, а тряпки какой ненужной – не найдется?

– Па-а-аш! – одновременно донеслось из квартиры соседа. – Чё ты дом холодишь?

Ты иди, Паш, иди, – смутился Иван Ильич. – И, оставив свою входную дверь нараспашку, прошаркал к себе.

Семигорск, тот же вечер, около полуночи

Крокодил неуклюже плюхнулся в мутную желтую реку и вдруг легко застрочил по течению, крутя хвостом и извиваясь, словно танцуя ламбаду.

– Оля! Сюда! Быстрее…

В комнату вбежала жена и плюхнулась рядышком на диван, отбросив в сторону кухонное полотенце.

– Э-эх! Пропустила… Такой момент…

Меж тем на экране аллигатор уже рвал антилопу.

– О-оч-чень интересно, – съязвила Ольга, – особенно на ночь глядя.

– Это же Би-Би-Си, уникальные съемки.

– Если б ты знал, Пашенька, как мне надоел этот ящик.

– Переключить? На втором – какая-то американская комедия.

– И комедии надоели. Особенно американские. Одно старье и крутят.

– Ты просто устала, – Павел приобнял жену и зарылся носом в ее пышные волосы. – Весь вечер готовила, возилась… Даже за ушком пирожками пахнет.

Она слегка отстранилась, не выпуская его руку из своих.

– Вовсе я не устала, просто все раздражает – и эта рутина, и аллигаторы с носорогами… Сколько лет мы не были на море? Ты считал?!.

– В этом году поедем в Анапу. Обещаю.

Она прильнула к нему, пытаясь представить и горячий песок, и ласковое синее море, а Павел, приобняв, баюкал ее в такт своим словам и ее мыслям:

– Я знаю, ты переживаешь из-за пацана, – он кивнул головой в сторону синей дорожной сумки, с утра притулившейся у дивана.

– Еще бы, – вздохнула она. – Представь, – приехал, демобилизовался… И никто его не встречает. Ни-и-кто. А вместо дома…

– Хорошо, что ему тут же адрес наш дали…

– Конечно, пусть пока поживет. Люськина комната теперь свободна.

– А ты молодец, сразу второй ключ ему дала. И мы не будем связаны ожиданием…

– Он вроде к девушке своей пошел?

– Вроде…

– Вряд ли он сегодня вернется…

– Вряд ли. Уже первый час ночи…

– Паш, – ее глаза вдруг влажно блеснули. – А как он играет, скажи? Как бог! Словно в душу глядит. – И, кивнув на старинное пианино, добавила:

– Хорошо, что инструмент для него сохранили – твоя идея! Баба Тася была бы довольна…

Ольга вдруг рассмеялась:

– Смотри!

На экране вовсю разворачивались брачные игры лемуров. Павел убавил громкость и потянулся:

– Знаешь, а у меня аппетит вдруг прорезался.

– Пирожков захотел? – лукаво улыбнулась Ольга.

– Для разгона можно и пирожков.

– А кто говорил: на ночь есть не бу-у-дем, – передразнила она Павла, игриво хлопнув его по плечу. – Ладно, сейчас принесу. И даже компанию тебе составлю, провокатор.

Подобрав с сидения полотенце, Ольга направилась было накрывать поздний ужин, но, выйдя в коридорчик, вдруг застыла от ужаса: в темном проеме двери горой возвышался мужик в вязанной шапке с рванными прорезями для глаз. Молча, он слегка качнул пистолетом, будто подзывая ее. И тут она отчаянно закричала. Мягко спланировало на пол кухонное полотенце. Смягченный глушителем, выстрел прозвучал едва слышно.

Вслед за женой был отброшен пулей и вскинувшийся на крик Павел.

– Уходим, – буркнул стрелявший и стянул с лица шапку.

– А – инсценировочка? – поднял взгляд второй – мелкий, востроносый и без шапки. – Времени-то, навалом.

Удерживая в руках два фолианта, вытащенных наобум из квартиры букиниста, он протиснулся мимо громилы в гостиную. Его взгляд остановился на нелепо торчавшей у дивана дорожной сумки. Решение пришло мгновенно.

– Вот сюда и закопаем, – злорадно усмехнулся он, укладывая книги на дно той сумки. – Хитрая подстава – дело верное!

Напоследок он заглянул в боковой кармашек и выудил из сумки чей-то паспорт.

– Глянь сюда, – подозвал он громилу и ткнул в фото раскрытого паспорта.

Напарник чуть было не присвистнул, глядя на владельца паспорта:

– Ты, Фарт, в самом деле, везучий. Бери его с собой – под окнами скинем. Пусть следаки голову поломают.

– Давай прям отсюда, – загорелись глаза у второго.

Он прошел на кухню и, распахнув окно, сбросил паспорт в кусты. Следом полетел и ствол.

Вышли они налегке, практически с пустыми руками. На первый взгляд, обычные слегка припозднившиеся молодые люди. Лишь пара реплик могла насторожить стороннего наблюдателя:

– Шеф нам с утра показательные выступления устроит. С поркой… Столько возни – все впустую…

– Смотря для кого, – хмыкнул второй. – Пара тысяч евриков мимоходом – тоже не хило.

– Если успеем потратить…

– Не бзди… Отрицательный результат – тоже результат. Главное, не наследили.

…Беременная земными тяготами луна тревожно и часто дышала: до мартовского лунного затмения две тысяча седьмого года оставалось всего три часа. Исходную позицию оседлал ретивый рок, все сильнее затягивая удавку на судьбах вольно и невольно вовлеченных в события людей и народов. Кто не спрятался – я не виноват…

Семигорск, 4 марта, пять утра

Дождь, нежданный мартовский дождь, вдруг панически заколотил в окна. Саша проснулся. Недобрым екнуло сердце. Ветер сердито вздул тюль и освежил прокуренный воздух. И тут он все вспомнил. Все. Кроме… последних часов.

Он – на диване. Одетый. Чужой плед, легкий аромат духов от подушки. В изголовье лунным светом играют хрустальные подвески ночника: полнолуние. Он нащупал выключатель.

Боже! Он вырубился у Леси…

Горсть сумбурных ощущений вдруг сложилась в шедевр импрессиониста: в траурной рамке обреченности переливались радужные спирали и разноцветными звездами рассыпался фейерверк. У них с Лесей – все было . Все произошло именно так, как он мечтал еще с юности, дико и бездарно ревнуя ее к Димону.

Он вскочил, отбросив в сторону плед и подошел к раскрытой форточке. Выдох ночи – прохладный и вкусный, искры дождя в лицо, – окончательно разбудили память, которая смачно перетасовав разрозненные шоком эпизоды, стала раскладывать их последовательно и мерно как гадалка – пасьянс.

Вот он на автопилоте отправился прямо из ДК – к Лесе, хотя знал, что его к ужину ждали Павел и Ольга…

Нет, не так. Ноги сами привели его… к дому, к самому родному на земле месту. И вновь он, привычно свернув из темного переулка за угол аптеки, – опешил: поздний мартовский вечер вдруг злорадно оскалился неоновым счастьем. Счастьем чужого праздника. Он бросился прочь – через дорогу – к Лесе. Но мерцающие блики дразнящего самодовольства – “Пансионат “7 звезд” приглашает” – еще долго кололи ему глаза…

А вот и мгновенно распахнутая дверь, словно здесь сторожили его приход. В проеме – Леся. Теплом обдало радостное:

– Нашелся, пропащий!

Слегка приоткрывшись, опасливо скрипнула дверь в комнату ее матери и снова, уже резко, захлопнулась, успев выдохнуть недовольное кряхтение, косой царапающий взгляд и едкое пожелание спокойной ночи. Затем – хрустальное ожерелье веселого щебета Леси. И легкий знатный ужин.

Его здесь ждали.

Беспокоились.

Любили?

Вопросительный знак все же победно распрямился – без клятв и признаний. Просто об этом кричали глаза, шептали пальцы, пело сердце. Он подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать… А потом…

Потом, уже в гостиной, включив для ненужной конспирации телевизор, он осторожно остужал ее радужные планы. Поначалу он должен разобраться – что же произошло с ним в ДК.

А потом – он вырубился. И заснул как убитый.

Сердитый дождь, спешно разбудив его, – тут же пошел на убыль. Кажется, перестал и вовсе. Пузатая фигурная стрелка стенных часов застыла на цифре 5.

Надо двигать к Павлу, – решил Саша. – Ключи есть – будить людей не придется. В любом случае, лучше явиться под утро на Кольцова, чем, после вчерашнего, столкнутся в дверях с Лесиной мамой.

Он подошел к окну, застегивая на ходу рубашку. На подоконник натекла небольшая лужица. Прежде чем уйти, он прикрыл форточку и промокнул носовым платком выплаканные слезы ранимой мартовской ночи.

Гулко хлопнула подъездная дверь. Саша в два прыжка перемахнул ступени и вздрогнул: дверь справа – в квартиру пожилого букиниста, о котором успела рассказать ему Ольга, – тихо всхлипнула и приоткрылась.

Видимо, от сквозняка, – попытался успокоить он себя. Попытка не удалась: никто за дверью не топал, не хлопал и не ходил. Сквозь незапертую дверь зримо просачивалась беда.

Нервы ни к черту, – рассердился он на себя. – Мало ли… Вдруг этот чудик вышел в шестом часу на пробежку – от инфаркта. А дверь запереть забыл: склероз.

Словно споря с его мыслями, приоткрытая дверь, отчаянно взвизгнув, медленно распахнулась. Застывшую тишину нарушал лишь стук его сердца.