Ирина Градова - Рецепт от Фрейда

Неле Диана показалась интеллигентной женщиной, благожелательной и даже рассудительной – до тех пор, пока речь не заходила о магии и «чудесах». Судя по всему, диагноз поставлен правильно, и Диана пожизненно останется пациенткой «Синей Горки», с периодами ремиссии, во время которых она будет казаться абсолютно здоровым человеком. Без контроля, какой присутствует в клинике, больные перестают принимать лекарства, и болезнь возвращается. Медикаменты делают пациентов пассивными, они чувствуют усталость и отсутствие энергии, а потому решают, что уже «достаточно поправились», чтобы отказаться от пилюль. В этом-то и состоит их главная ошибка.

Лариса Овчинникова, в отличие от Дианы, пришла сама. Она жила вместе со взрослой дочерью и ее детьми и, что встречается крайне редко, осознавала, что больна. В ее истории болезни предыдущая врач пометила в выписке: «F 20. 04», что означало неполную ремиссию. Когда-то Лариса являлась ведущим сотрудником аналитического отдела комитета Государственной думы по региональной политике, но попала под сокращение – скорее всего, причиной явилось неадекватное поведение. Ее дочь сказала, что во время очередного обострения мать, едва услышав по телевизору выступление кого-нибудь из политиков или политаналитиков, начинала утверждать, что у нее украли идею, что она говорила и писала об этом еще десять лет назад, и в подтверждение собственных слов кидалась к полкам с бумагами в поисках доказательств. Тогда-то и начиналось «самое страшное». Беспрерывно бормоча проклятия и ругательства себе под нос, Овчинникова переворачивала квартиру вверх дном. Не найдя желаемого, она начинала обвинять домашних в том, что они намеренно уничтожили «доказательства», и устраивала истерику. Потом она просила прощения, но через короткое время все начиналось по новой. А еще Лариса беспрерывно писала в различные инстанции по поводу всевозможных «нарушений»: не там поставили машину соседи, плохо убирается двор, дети слишком громко шумят на детской площадке, в мусоропроводе застревает мусор, по телевизору чересчур много передач с сексуальным подтекстом и так далее. Каждый день мать ходила на почту, отправляя кипы писем, и злилась, получая отписки или вовсе оставаясь без ответа. В последнее время дочь, устав от материнских эскапад и жалеючи собственных детей-подростков, вынужденных жить под одной крышей с тяжелобольным человеком, пригрозила матери отселением. Лариса испугалась, что, оставшись одна в квартире, лишится семьи, ведь дочь и внуки вряд ли захотят часто ее навещать и только вздохнут с облегчением, избавившись от беспокойной родственницы.

…В начале третьего решила выйти покурить на крыльцо. «Синяя Горка» располагалась в живописном месте. Окруженная со всех сторон холмами, она примостилась на самом высоком из них, представляя собой отличный наблюдательный пункт: окрестности просматривались как на ладони. С наслаждением затянувшись, Неля облокотилась о витые чугунные перила.

– Ай-ай-ай, доктор, а как же всеобщая борьба с курением? – услышала она голос за спиной и обернулась. Перед ней стоял Георгий Назаренко, или просто Гоша, врач в «Синей Горке». Он был примерно возраста Нели, поэтому и стал одним из первых, с кем она познакомилась.

– Я практически на улице, – возразила Неля. – По-моему, никому не мешает?

– Мне – уж точно нет, – усмехнулся Гоша и тоже вытащил пачку сигарет. – Значит, ты у нас теперь героиня?

– Ордена мне пока не дали.

– Дадут, дадут, – ухмыльнулся он. – Догонят – и еще дадут! Ты особо уши-то не развешивай: Ракитин – мужик непростой, он только мягко стелет… Чем меньше ему на глаза попадаешься, тем лучше себя чувствуешь – поверь человеку с опытом.

– Ты давно здесь? – поинтересовалась Неля.

– Пять лет.

– И как оно?

– Ну, как видишь, пока не уволился, – широко улыбнулся Гоша, показав большие и желтые, как у молодого коня, зубы. – Тут неплохо, если поменьше сталкиваться с начальством. Тихо, спокойно, не то что в городе!

– Все хочу спросить, почему лечебница называется «Синей Горкой»?

– Говорят, если летом встать ни свет ни заря, часов в пять, и поймать первые лучи восходящего солнца, то вон те холмы, – он махнул рукой, указывая направление, – окрашиваются в голубой цвет. Но я, как ты понимаешь, так рано не поднимаюсь!

– А что здесь было до клиники? Здание-то вроде старинное.

– Верно. До войны тут располагалась государственная дача какого-то генерала. Вокруг леса до сих пор сохранились, а в те времена он возил сюда «нужных» людей на охоту и рыбалку. Потом его осудили за злоупотребления, дачу оттяпали, и сюда въехала наша психушка… А до революции, поговаривают, здесь жила в изоляции жена одного помещика.

– В изоляции?

– Она, кажись, была не в своем уме. Муженек поселил ее тут под присмотром слуг. Местные рассказывают, что женщина, одетая в черное, до сих пор бродит в парке в сумерках.

– А почему в черное?

– Потому что она посчитала себя вдовой, когда муж от нее отказался. Так что, как видишь, наследственность у «Синей Горки» самая что ни на есть подходящая!

– И что с ней сталось, с женой помещика?

– Понятия не имею. А что?

– Больно уж история романтическая… А что ты знаешь о пациенте по имени Александр Незнанов?

– А что с ним?

– Это ты мне скажи.

– Больной как больной… Он вообще-то Ракитинский пациент, в наблюдательной палате лежит. Поэтому я тебе искренне советую не совать нос: главный не любит, когда кто-то интересуется его вотчиной!

– Да что здесь такого?

– Ну, ты как знаешь – я тебя предупредил.

С этими словами Гоша загасил сигарету о перила, на которых в этом месте уже образовался нестираемый серый налет (видимо, за пять лет пребывания в «Горке» Гоша поступал так каждый раз), и удалился. Неля осталась на крыльце, не понимая, с чего это Назаренко неожиданно скомкал разговор.

Неля не знала, радоваться ей или огорчаться. Она до сих пор не выяснила ничего, о чем просил дядя Илья, зато в «Синей Горке» к ней неожиданно вернулось утерянное вдохновение, и она вновь взялась за заброшенную диссертацию. На Нелин критический взгляд, ей не хватало достоверности. Требовалось больше «клиники», а в тех условиях, в которых она работала раньше, это не представлялось возможным. При соответствующей поддержке со стороны некоторых членов ученого совета, которую легко могли обеспечить дядя Илья и ее подруга Валя, ученый секретарь, и такая диссертация прошла бы на ура. Но Неле не хотелось пользоваться привилегиями. Как и предсказывал Ракитин, в двух новых пациентках Неля нашла то, чего ей недоставало.

Все шло необыкновенно удачно, но ее беспокоила одна мысль – о пациенте, лицо которого показалось ей странно знакомым. Она все спрашивала себя, как такое возможно: в кругу ее общения там, «на воле», не было никого, кто страдал бы психическими заболеваниями. И все же что-то не давало ей отвлечься от размышлений об Александре Незнанове. В конце недели Анюта потихоньку всунула ей в руку белый конверт.

– Вот, – сказала она тихо, – это от начальства.

– От начальства? – удивилась Неля. Конверт оказался не запечатан. Раскрыв его, она увидела внутри четыре новенькие пятитысячные купюры.

– Что это? – удивленно подняла она глаза на медсестру.

– Не удивляйтесь, – махнула рукой Анюта, – мы все тут так живем! Родственники некоторых пациентов спонсируют наше заведение – неофициально. Ракитин делится с персоналом – сообразно вкладу и квалификации каждого, естественно.

Так вот почему Гоша здесь задержался! Молодому специалисту маленькой зарплаты в «Синей Горке» хватать не могло, и все же он казался всем довольным. Вот как, значит, Ракитин «поощряет» работников? Интересно, какие еще нарушения скрывает его запертый кабинет?

Неля засунула конверт в карман: раз уж она здесь засланный «казачок», то и жить должна по местным правилам. Вряд ли кто-то из обитателей «Горки» отказывался от прибавки к скудной зарплате – и ей не следует.

– Анюта, – обратилась она к девушке, – я хочу кое-что у тебя спросить.

– Конечно, Неля Аркадьевна, – с готовностью кивнула медсестра. – Что вас интересует?

– Один больной – помнишь, тот, которого Шлыков с коляски сбросил.

– А-а… Он – пациент главного, вы не знали?

– Назаренко сказал. И еще сказал, что Ракитин не любит, когда обсуждают его больных.

– Это правда.

– Понимаешь, уж больно он в плохом состоянии – практически овощ, как его окрестил Шлыков!

– А вы у Ракитина спрашивали?

– Он не пожелал удовлетворить мое любопытство, намекнул только, что Незнанов опасен.

– Опасен? – переспросила Анюта, наморщив лоб. – Странно, он такой тихий, сидит себе в своем кресле, смотрит в одну точку… Отделение для буйных у нас в дальнем корпусе, там работает моя приятельница, Татьяна Шепелева. Если хотите, я у нее поинтересуюсь.