Вера Белоусова - Жил на свете рыцарь бедный

— Значит, так… — сказал он. — Ничего не поделаешь — надо еще раз поговорить с соседями этими, с Роговыми, и с Дерюгиным. На свежую голову. Выяснить как можно больше — не только про вчера, но и про вообще.

— И кто — куда? — поинтересовался Гаврюшин. — Вы, надо думать, к Дерюгину?

— Можем бросить жребий, — сказал Мышкин. — Но вообще-то я бы предпочел наоборот, если вы не против. Вы — к Дерюгину, я — к соседям. Потом съезжаемся здесь и обмениваемся впечатлениями. А с Дерюгиным я в другой раз поговорю. Идет?

Гаврюшин растерянно кивнул — он уже приготовился не подавать виду, что недоволен, и теперь, когда все повернулось именно так, как ему хотелось, чувствовал себя несколько сбитым с толку.

— А я? — робко подал голос Коля. — Мне что делать?

— А к вам, Коля, маленькая просьба, — сказал Мышкин, протягивая ему записную книжку Кати Козловой. — Найдите здесь телефон Василия Тошкина, позвоните ему и договоритесь о встрече.

— Тошкин — это тот, с которым она собиралась встретиться? — уточнил Коля. — Из органайзера?

— Вы тоже так говорите? — удивился Мышкин. — Неужели у этой штуки нет другого названия? Впрочем, не важно. Да, тот самый, оттуда.

— И… это все?

— Знаете, Коля, — сказал Мышкин, — вы не беспокойтесь — тут нам всем дел хватит… по горло. Вот увидите, скоро начнется. Это только сегодня так…

Коля покорно кивнул и принялся листать записную книжку. Гаврюшин ушел звонить Дерюгину, а Мышкин набрал номер Роговых. Трубку снял Илья.

— Нам подъехать куда-нибудь? — сходу поинтересовался он.

— Да нет, — сказал Мышкин. — Не стоит. Я сам к вам приеду, где-нибудь через полчасика.

— Будем очень рады.

Мышкин невольно хмыкнул — про себя, разумеется.

В третий раз он ехал этим маршрутом и снова с трудом узнавал все вокруг. Вчерашняя вьюга сменилась морозом и солнцем. Эти мороз и солнце Мышкину не то что не нравились — скорее, наоборот, — а как-то отвлекали от дела. Сперва он думал составить более или менее четкий план предстоящего разговора, но потом плюнул и оставил это занятие. «Вот посмотрю на них и на ходу соображу, что к чему, — решил Мышкин. — Может, так оно и лучше — на сегодняшний день».

На этот раз дверь открыла женщина. На вид ей было столько же лет, сколько мужу. Странная бесформенная хламида, похожая на длинную, до щиколоток, мужскую рубашку, в сочетании с длинными распущенными волосами придавали ей диковатый вид. Лицо, впрочем, было скорее приятное. Смотрела женщина настороженно и, как показалось Мышкину, со скрытым испугом.

— Татьяна, — представилась она, протягивая Мышкину узкую холодную руку. — Проходите, пожалуйста.

Мышкин вошел в комнату и огляделся. Комната тоже была чудноватая, под стать хозяйке, почти без мебели — сидеть было решительно не на чем, с какими-то шкурами и бурками на полу. Стены были увешаны картинами, изображавшими в основном ряды разноцветных кружков и квадратиков в разных сочетаниях, отчего Мышкину припомнился «Тетрис». Среди них ютилось несколько трогательных в своем наивном реализме пейзажей.

— Это — Татьянины картины, — пояснил вошедший в комнату Илья, проследив за мышкинским взглядом. — Она художник.

— А вы?

— А я… тоже… Тоже художник. Но я не рисую. То есть сейчас не рисую. В поиске.

Мышкин неопределенно покивал, с опаской посмотрел на шкуры и бурки и сам выступил с инициативой перебраться на кухню.

— Ну вот, — начал он, переводя взгляд с одного лица на другое. — Я знаю, что вы вчера уже беседовали с моим коллегой. Но вчера обстановка была такая… трудно сосредоточиться… В общем, если можно, расскажите мне еще раз… все, что, по-вашему, может иметь отношение к этой истории.

— М-м… — протянул Илья. — Даже не знаю, откуда начать…

— Начните со вчерашнего, — посоветовал Мышкин. — С конца то есть. А там посмотрим. Я вам помогу. Значит, вчера вы оба сидели дома и…

— И — как обычно, ничего особенного, — подхватил Рогов. — Я пришел с работы…

— А где вы работаете? — поинтересовался Мышкин.

— В школе. Преподаю черчение. На полставки, — без особой охоты сообщил Илья. — Я пришел, собирался поесть. Татьяна до того рисовала…

— Маялась, — уточнила Татьяна. — Не шло у меня…

— Ну да, не важно. Я говорю, она бросила рисование и пришла ко мне. И тут как раз — звонок в дверь.

— В котором часу, не помните?

— Часа в три. Я на часы не смотрел, но раз я пришел и чайник успел вскипятить…

— Значит, позже, — перебила Татьяна. — Ты приходишь почти в три… Плюс чайник — это еще минут пятнадцать.

— Ты что, хочешь сказать, что чайник пятнадцать минут закипает?

— Ну да…

— Ты обалдела, Танька. Минут пять, от силы.

Татьяна с досадой махнула рукой, но спорить не стала.

— Значит, так… Ты не влезай, а то я сбиваюсь… Я открыл дверь. Там — Дерюгин. Я говорю: проходи…

— Он не объяснил вам, зачем пришел?

— Объяснил? Да нет, он давно уже перестал… Чего там объяснять — мы уж привыкли. Он ведь уже сто раз приходил. Вы сами сказали — начать со вчерашнего…

— Да-да, — поспешно поправился Мышкин. — Извините. Давайте дальше.

— Дальше он вошел и сел. Мрачный… Обычно час посидит, иногда — два, а потом опять — к ней… Иногда она его со второго раза пускала, а один раз даже с третьего. Обычно он потом уж не возвращался, если второй раз выгоняла — совсем уходил. А тут…

— А скажите… — начал Мышкин. — Извините, что опять перебиваю… Скажите, что он делал, когда вот так у вас сидел?

— Ну, что делал… Да ничего не делал. Водку пил. Иногда — коньяк, иногда — виски. Но чаще — водку. Иногда молчал, иногда разговаривал. О политике, ну и хохмы там всякие… из жизни богатых. Иногда про Катьку расспрашивал, про детство. Мы даже выдумывали кое-что… Иногда телевизор смотрел. Вчера, наоборот, выключил. Сказал — на нервы действует. Сидел, курил. Потом вроде отошел немного. Анекдот какой-то рассказал, про нового русского и два процента. Забыл, в чем там дело… Не помнишь, Танька? Хотя да, это не важно… А потом… Там, у нее, дверь хлопнула. Он аж почернел от злости и выругался…

— Как? — быстро спросил Мышкин.

— Чего — как? — растерялся Илья. — Как выругался? Ну как ругаются…

— Понятно, — смущенно проговорил Мышкин. — Вам не показалось, что он… э-э… ругает кого-то конкретно?

— Показалось, — неожиданно твердо заявила Татьяна. — Мне показалось. Он сказал: «А, с-сука! Пришел! То-то она меня выгнала!» Примерно так. И я сразу подумала — значит, знает…

— А я не подумал… Или подумал? Хрен знает — не помню… Но что-то такое он сказал — это точно. Я еще ему говорю: «Может, говорю, это она сама куда-то пошла». А он только рукой на меня махнул, ну и я заткнулся, а тут она музыку включила. Ну, может, не сразу, минут через пять…

— Время не заметили? — без особой надежды поинтересовался Мышкин.

— Не смотрел я на часы… Но можно посчитать… Значит, если он пришел в три с копейками и просидел у нас до того минут двадцать…

— Да что ж ты такое говоришь! — снова вклинилась Татьяна. — Полчаса как минимум…

— Ну я не знаю, Танька. — Илья развел руками. — У тебя чувства времени совсем нету! Или у тебя вчера с испугу все перепуталось…

— У меня-то не перепуталось!..

Какое-то время они переругивались, а Мышкин покорно слушал, довольно быстро оставив бесплодные попытки понять, кто прав. Потом они как-то разом смутились и умолкли.

— Ну, в общем, вот… — пробормотал Илья. — Сидели… Тут уж он совсем замолчал. Сидит, молчит и курит, курит… Музыка играет. Не знаю сколько. Танька сейчас опять скажет: час. А по-моему — так полчаса, не больше…

На этот раз жена не стала спорить, а только молча пожала плечами. «Видимо, ей это дерюгинское сидение давалось тяжелее, чем ему, — подумал Мышкин. — Потому и время дольше тянулось. А тяжело, должно быть, когда вот так сидят и молчат…»

— Потом? — спросил он вслух.

— А потом… — Илья мучительно сморщился, сглотнул какой-то комок и продолжал как бы через силу: — Потом она как закричит!.. Но как! Мы аж подскочили. И тут же бабахнуло…

— Я никогда в жизни не слышала выстрела, только в кино, — вдруг вступила Татьяна. — А тут сразу поняла. Звук какой-то такой… — Она поежилась.

— Это точно, — согласился Рогов. — Бабахнуло как следует. Нас вроде как парализовало, всех троих. Сидим и смотрим друг на друга, как в ступоре. Верно, Танька?

Татьяна кивнула.

— Надолго? — поинтересовался Мышкин.

— Какое — надолго! На секунду какую-нибудь. И тут у нее опять входная дверь хлопнула. Тут мы вроде как очнулись. Антон вскочил — и бегом туда, мы за ним… Прибегаем — дверь захлопнута, заперта. Я говорю: милицию, дверь ломать, а он — не надо ломать, у меня ключ. И между прочим, смотрите, как интересно, — вдруг добавил Рогов, явно осененный новой мыслью. — У него был ключ, а он ни разу к ней не вошел без разрешения — вот когда она его выгоняла-то. Во как она его держала!