Анна и Сергей Литвиновы - Дар экстрасенса. Сборник

В зале уже изо всей мочи грохотала музыка. Она звучала так громко, что пол вибрировал под ногами. Казалось, будто полутемные стены то расширяются, то сужаются в такт с биениями басовых звуков. Публики имелось изрядно. Большинство танцевало. Кое-кто сидел в полутьме за столиками. Данилов с удовольствием заметил, что не одна пара девичьих глаз обратила на него свое внимание, достаточно благосклонное.

Метрдотель проводил их к заказанному столику. Уселись. Данилов бегло осмотрел толпу. Масок имелось больше, чем он ожидал, но никакая не шла в сравнение с его. Все те же черти, змеи, Дракулы, Фредди Крюгеры, цыганки, Зорро, негритянки и Кармен.

К их столику подошла официантка. Перекрикивая музыку, в самое ее ушко друзья сделали заказ. «Пират» попросил джин с тоником, Данилов — воды со льдом. Данилов принципиально не принимал ничего искусственно взбадривающего. Никаких сигарет, травы, таблеток, марок. Может, только пару легких коктейлей за вечер. Организм должен уметь веселиться и расслабляться самостоятельно. Для этого есть музыка, движение и девушки.

Да, девушки… В глобальном смысле план сегодняшнего вечера был очевиден. «Пират» с «инопланетянином» его даже не обсуждали. Итак: сперва они расслабляются и танцуют, подыскивая и проверяя — на глаз, на запах, а если получится, на ощупь и на вкус — кандидаток. Потом пикируют на отобранных. Охмуряют. Остаток ночи проводят в квартире Данилова — по счастью, двухкомнатной.

Данилов даже представить себе не мог, каким драматическим исключением из обыденного времяпрепровождения окажется его сегодняшняя ночь.

…Ее он приметил почти сразу. Она была в костюме восточной женщины, дщери гарема. Однако одеяние являло собой компромисс между суровыми нравами Востока и свободой европейского найт-клуба. Животик открыт, словно у турецкой танцовщицы. Руки оголены, ноги соблазнительно скрыты под легкими полупрозрачными шальварами. На оголенных запястьях и лодыжках — браслеты. Лицо задрапировано паранджой. Оставлена только щелка для глаз. Глаза, насколько можно заметить, лукавые, смешливые, черные. Движения рук в танце неповторимо плавны и изящны.

Возле нее на танцполе уже увивались двое каких-то хлыщей. Данилов, верный своему принципу: если действовать, то действовать не медля и не раздумывая, — единым духом допил ледяную воду и устремился по танцполу, рассекая танцующих, к восточной незнакомке. Как раз окончилась одна мелодия, двое хлыщей взяли тайм-аут, и Данилов оказался лицом к лицу с девушкой.

Глаза ее встретили его благосклонно. Загремела музыка — сто сорок ударов в минуту. Данилов сделал несколько па, не отрываясь глядя девушке в глаза. Она не отвела взгляда, ответила ему двумя движениями, полными изящества.

Все громче музыка, все яростней ритм… Они ничего не говорят друг другу — да и мудрено услышать хоть слово в этаком грохоте. Они танцуют друг против друга. Движения незнакомки, как и положено, быстры, однако странным образом исполнены восточной неги. Данилов тоже танцор не промах. Он импровизирует нечто инопланетное. Двигаясь перед девушкой, Алексей по-прежнему не отрываясь смотрит ей в глаза. Незнакомка столь же пристально и даже, как кажется художнику, призывно глядит на него своими лучащимися глазами в щелочку паранджи. Их взгляды похожи на детскую гляделку, на скрещивающиеся клинки, на поединок лазеров. В них больше эротики, чем в ином объятии.

В таком же положении, один напротив другого, они импровизируют еще один танец. Данилову жарко под его маской. От пота солоны губы. Взгляд девушки, и движения, и завораживающий ритм — все это действует на него гипнотически: на секунду ему кажется, что он впадает в транс. Только глаза напротив, мельканье обнаженных рук, всполохи огней, ритм, сдавливающий уши… Мерно подпрыгивающая толпа… Трое-четверо заводил-танцоров на сцене… Данилов видит это как в полусне…

Музыка наконец стихает, но диск-жокей тут же ставит новую мелодию. Данилов по первым же аккордам слышит, что это старинная и прекрасная «Hotel «California» , и он делает шаг к восточной незнакомке, нагибает в легком поклоне голову, приглашая ее на медленный танец. Она кладет ему руки на плечи. Они оказываются удивительно близко — ближе, чем можно было представить еще минуту назад. Даже странно в первый момент, что он уже не видит ее глаз. Его ладонь ложится ей на спину. Спина ее влажна от пота, и это возбуждающе, трогательно и щемяще.

Теперь они столь близки, что могут поговорить в грохоте музыки. Данилов знает, как многое зависит от первой фразы, поэтому он тщательно обдумывает ее. Произносит так близко, что его губы почти касаются ее ушка: «Я с планеты Б’Гхор. Мы там размножаемся почкованием». Она искренне смеется и утыкается в его плечо. Он, кажется, оправдал ее ожидания.

Данилов ведет партнершу. Она доверчиво-послушна его рукам. Из-за ее плеча он мельком оглядывает зал. Друг-«пират», кажется, тоже не промахнулся: он танцует с дивчиной в украинском национальном костюме, с лентами в волосах. Ее необъятный бюст горячо вздымается у самой пиратовой бороды. Заметив взгляд Данилова, «пират» за ее спиной поднимает вверх палец: все, мол, пучком, идет по плану. Данилов прикрывает глаза. Сейчас, рядом с незнакомкой, этот жест «пирата» представляется ему чересчур циничным.

— Но знаете ли вы, — продолжает Данилов, развивая свой успех, над ушком незнакомки, — что на нашей планете Б’Гхор умеют любить. В сердцах каждого бгхорянина живет легенда о прекрасной девушке с далекой Голубой планеты. Она прячет свое лицо под вуалью…

Девушка смеется, отклоняя голову от его шепота. В зале совсем притушили свет, а щемящая, волнующая мелодия все длится, длится…

«Боже, что за чушь я несу», — думает Данилов и продолжает говорить и говорить прямо в ее маленькое розовое ушко:

— …И каждый, каждый взрослый бхгорянин мечтает достичь Голубой планеты и оказаться в ее объятиях. И тогда он может произнести Самые Главные Слова, и это будет означать для него наступление Великого Блаженства…

Она уже не смеется, но улыбается, он чувствует это. От нее веет незнакомыми восточными, но легкими духами. Данилов бережно сжимает ее талию, и ему кажется, что он никогда еще не дотрагивался до талии более нежной и сладострастной. В зале совсем гасят свет, и они оказываются в полной темноте. Песня уже подходит к концу.

— Что же это за слова? — впервые слышит Данилов ее голос — он оказывается кокетливым и серебристым, и вопрос звучит в самый подходящий момент.

— О, эти слова, — отвечает Данилов, его губы касаются ее ушка, — звучат как «Н’га нъюну нъю!», что по-бгхорянски означает: «Я люблю тебя!»

Музыка кончается, над залом зависает страннозвучащая, ослепляющая и оглушающая тишина. Он по-прежнему держит ее в своих объятиях. Она чуть отступает, высвобождаясь. И тут происходит неожиданное. В полной темноте — он чувствует происходящее по легчайшему дуновению от ее движений — она откидывает свою паранджу и целует его в губы. Он отвечает ей. Она вырывается и ускользает.

Данилов стоит оглушенный. В его жизни бывали разные поцелуи. Страстные, фальшивые, холодные, завлекающие, мелкие, старательные, ученические, упрямые, уступающие, съедающие, по-матерински нежные… Но такого еще не было ни разу. Это был поцелуй человека, понимающего и принимающего тебя. Всего, без остатка. И если получасом раньше, когда Данилов подходил к девушке, он чувствовал себя, словно охотник, вскидывающий ружье, а еще через пятнадцать минут, глядя в глаза незнакомки, подозревал, что влюбляется, то теперь он, кажется, впервые в жизни понимает, что он… что он ее… что он ее в самом деле… в самом деле любит…

И тут на сцене вдруг что-то магниево блеснуло, ослепительно грохнуло. Зажегся ярчайший, нестерпимый свет. Данилов невольно зажмурил глаза. Где-то в вышине раздался усиленный репродуктором бой часов. Бум! бум! бум!.. Пробило двенадцать ударов. Данилов проморгался. Девушки рядом с ним не было. Толпа танцующих стояла неподвижно, глядя на блистающую сцену. Данилов беспомощно озирался. Незнакомки не видно. А на залитую светом сцену выбежал вертлявый, узкоплечий хлыщик. Схватил микрофон.

— Добрый вам вечер, добрейший вечерок, милствые государи и государыни, — скороговоркой проговорил конферансье, — бон суар, дорогие товарки и товарищи, дамы и господа, ледис энд джентльменс!

Приветствуя сам себя, конферансье вскинул руку. В зале раздалось несколько жидких хлопков. Данилов продолжал оглядывать зал. «Пират», глядящий на сцену уже в обнимку с «хохлушкой», сделал ему приветственный жест. Данилов не ответил.

Незнакомки нигде не было видно.

— Сейчас мы приступаем, — развратным голоском продолжил конферансье, — к самой волнительной, кулиминационной ноте вечера. Наши условные часы пробили условную полночь — и что это означает? А это, господа и товарищи, означает, что пора сорвать все и всяческие маски и обнажить друг перед другом свою сущность!.. Хорошо сказал, да? — спросил у зала ведущий, напрашиваясь на овацию (редкий аплодисман был ему ответом). Ничуть не смущаясь, хлыщ продолжил: — Наше высокоуважаемое жюри, в составе которого Валентин Юдашкин, Юбер Живанши, Ив Сен-Лоран и Коко Шанель… (многозначительная пауза)… не присутствовали! Тем не менее наше многомудрое жюри подвело итоги творческого состязания среди вас, мои дорогие друзья!.. Итак! Третье место и ма-аленькую бутыль шампанского от клуба и от наших дорогих спонсоров получает… получает Пират! Прошу на сцену!