Джон Макдональд - Долгий фиалковый взгляд

Замечательно знать, что он уже в пути. Все это дело ужасно меня раздражало. Есть такое наказание — играть роль, в которой тебя хочет видеть общество. Ни регулярных рабочих часов, ни ипотечных выплат, ни страховки, ни вычетов, ни пенсионных льгот, ни программы сбережений.

О’кей, Чарли, где ты был в два часа дня во вторник десятого апреля семь лет назад?

В апреле? Во вторник? Если не болел, а это в конторе должно быть отмечено, значит, был прямо тут, за своим столом, в комнате 1520 на пятнадцатом этаже Первого Благоразумного банка. Работаю у «Хацлера, Басковича и Труна». Взаимные фонды. Я — аналитик. Служу в фирме вот уже одиннадцать лет. Спросите любого.

Ну, и где был Макги в любой апрельский вторник, какой вам угодно назвать? В лучшем случае могу предложить приемлемую догадку. Может, завести дневник? Или карточки табельного учета и компостер с часовым механизмом? Такой, чтобы звякал.

Итак, ты шатаешься вдоль границ структурированного общества, все идет просто отлично, пока тебя не выхватывает луч прожектора. Тогда в чужих глазах и в своих тоже почему-то начинаешь смахивать на воришку-кота.

В пять тридцать пришел тюремщик Прискитт с сообщением о возможности рискнуть на запланированный американский обед или подписать заказ на доставку блюд из ресторана ниже по улице, присовокупив, что стоимость будет вычтена из моих арестованных фондов после их возвращения. Он порекомендовал именно этот особый заказ, который состоял из куска жареного мяса, вареной картошки, избыточной порции зеленой репы, вонючей кислятины с подобием запаха кофе и сырой корки яблочного пирога. Четыре с четвертаком плюс семьдесят пять центов доверенному лицу, посланному за заказом.

Ленни Сибелиус не появился ни в шесть тридцать, ни в семь, ни в семь тридцать, ни в восемь. Я начал гадать, не загнал ли он свой «Апач»[1] в болото.

Почти в половине девятого Прискитт явился за мной и привел в маленькую, запертую на замок комнатку в дальнем конце нижнего коридора. Пахло там как в непроветренной прачечной. На выщербленном металлическом столе сидел Ленни, покачивая сшитыми на заказ башмаками. На нем были лимонно-желтая рубашка и бледно-голубые слаксы.

— Твой портной не слишком-то для тебя постарался, приятель, — заметил он.

— Так давай от него откажемся, ты найдешь мне другого.

— Откажемся, не волнуйся. Только не сию минуту.

Я сел на скамеечку перед шкафчиками:

— Когда добрался?

Он ответил, что находится здесь уже более двух часов, проведя несколько интересных бесед.

— Хочешь что-нибудь повторить для записи на пленку?

— Я бы сказал, в этой комнате чисто, Трев. Думаю, Хайзер работает по инструкциям. Отношения адвоката с клиентом конфиденциальны. Может сунуть жучок в камеру подозреваемого, прослушать разговор, чтобы схватить ниточку, но, по-моему, правила для него кое-что значат.

— Он — нечто невообразимое, Ленни.

— Получается больше смысла, когда узнаешь всю картину. Местный парень. Чертовски хороший квотербэк[2] в высшей школе. Посыпались предложения со всей страны. Принял одно в Мичигане. Неплохо справлялся, но оказался недостаточно быстрым для профи. Женился на замечательной здешней девушке. Оба стали учителями. Она преподавала ораторское искусство. Взялась за его акцент, все исправила. Оба работали в муниципальной школьной системе в Рочестере, штат Нью-Йорк. Мать Хайзера заболела, очень тяжело, так что Норман с женой и малюткой дочкой приехали сюда. После смерти матери он еще пытался вывести из дому вещи и выставить его на продажу, когда двое ребят из Майами угнали машину и совершили налет средь бела дня на мини-маркет на окраине города. Оглушили продавца рукояткой пистолета, и вдруг на полной скорости вылетел полицейский автомобиль с включенной мигалкой. Грабители помчались сломя голову через весь город, не вписались в поворот, вылетели на тротуар и врубились в бетонный столб. Один погиб, другой покалечился. Но у входа на почту в тридцати футах до того столба они сбили жену Хайзера с малышкой. Хайзер похоронил их рядом с матерью и исчез. Почти через год появился и подал заявку на место шерифа. Никаких партийных пристрастий. Независим. Выигрывает по-крупному. Его любят. Два года назад он со скрипом пролез, ибо вообще никому руки с радостью не протягивает. Затем победил благодаря своим достижениям. Живет ради работы. Ведет свой корабль аккуратно. Держит округ стерильно чистым. Абсолютно никаких посторонних интересов. Если он сумасшедший, это продуктивное помешательство. Ходят слухи, будто Хайзер тихонько накапливает досье на каждого политика в округе, так что, пожалуй, им не захочется, чтобы кто-то на него наехал. Он закончил заочные курсы. Закон, криминология, баллистика, социология, профилактика преступлений, реабилитация, пенология.

— А я просто очередной тип, сбивающий возле почты жен и детей?

— Возможно. Но так глубоко в душе, что снаружи ничего не видно.

— А Мейер?

— Эта деталь не стыкуется. Я озадачен. Намерен свести концы с концами, и кому-то придется гораздо хуже, чем он думает. Но чтобы дело начало обретать смысл, нам надо знать больше.

— Что тебе рассказал Хайзер?

— Процитировал все вопросы и все ответы до той точки, когда ты бросил играть в его игру.

Тогда я сообщил Ленни про конверт с нацарапанными на обороте указаниями Джимми Эймса насчет дороги. Объяснил, каким образом сумел четко вспомнить, что с ним делал.

Рано утром, когда мы пришли на автостанцию Эла Стори, содержимое наших бумажников было еще мокрым.

— Я все вытащил. Каждый раз, залезая в бумажник, обнаруживаешь в нем какой-то ненужный хлам. Я выложил кучку хлама на стол под утреннее солнце. Точно знаю, конверт с указаниями был там, так как я его развернул и взглянул для проверки. А если Хайзер сказал правду, Фрэнк Бейтер к тому времени был уже мертв. После открытия станции я собрал бумажки, свои и Мейера, и выбросил их в урну, стоявшую у стены, поверх каких-то старых газет, тряпок, банок из-под масла.

— Значит, конверт кто-то вытащил, отвез за двадцать миль на север, проскользнул мимо полицейского, охранявшего дом Бейтера, и подложил так, чтобы его нашли? И Хайзер должен поверить, что все было именно так?

— Он мог выпасть у меня из кармана, когда я убивал Фрэнка Бейтера.

— Ладно, ладно, разберемся. Но по-моему, Хайзера беспокоит кое-что еще. Вы направлялись в Лодердейл. Ехали с озера Пасскоки. Собирались куда-нибудь заезжать по пути?

— Нет.

— Зачем тогда было ехать по сто двенадцатому к Тамайами-Трейл? Непростая дорога.

— Это у нас получилось случайно. Я углядел маленькую, не отмеченную на карте дорогу, которая должна была вывести нас на прямое шоссе. Но с такими дорогами все выходит иначе. Примерно через три мили стало ясно, что мы свернули не туда. Поехали дальше в надежде, что чертова тропка приведет к шоссе. А она все петляла да пропадала и в конце концов вывела нас на сто двенадцатое милях в пятнадцати от Сайприс-Сити. Тут мне показалось, что явно быстрей и короче проехать вниз по нему, потом вдоль Тамайами-Трейл до шоссе номер двадцать семь, а оттуда по восемьсот двадцатому свернуть к Парквею.

— А еще Хайзер все размышляет, почему ты и Мейер так соответствуете описанию.

— Какому описанию, черт возьми?

— Помнишь, четыре года назад какие-то типы взяли инкассаторскую машину с деньгами, которая везла все наличные с ипподрома?

— Возле Майами? Смутно. Забыл, как было дело.

— Замечательно, — объявил Ленни. — Абсолютно прекрасно. Три придурка из этой машины каждую поездку на ипподром совершали одним и тем же привычным манером. Приезжали пустыми, останавливались позади на площадке у забегаловки, все втроем отправлялись перекусить, убивали какое-то время, пока опустеет большая парковка, ждали, когда работники в кассе взвесят деньги, запечатают в пачки, сложат в мешок и вынесут. Забирали их и совершали пятидесятиминутную поездку назад в закрома. Взяли этих ребят при перевозке очень большого куша. Очнулись они в какой-то канаве за каким-то заброшенным клочком земли. Замки высверлены, автомобиль и радио выведены из строя. Они были совсем одуревшими, чтобы идти за помощью. В полиции их разлучили, по отдельности допросили, перепроверили. Одна и та же история. Минут через пятнадцать после погрузки денег каждого начало сильно клонить ко сну. Солидные дозы какого-то барбитурата. В крови еще оставались его следы. Водитель клюнул носом и остановился, решив лучше поспать по примеру двух охранников, храпевших сзади. Полиция нашла нескольких человек, видевших, как огромный грузовик техпомощи подцепил бронированный автомобиль на буксир, поднял перед и утащил. Пошли по следу инкассаторской машины назад, к крошечной забегаловке. Днем там обычно работают двое — мужчина на кухне и девушка за стойкой. По вечерам еще одна девушка разносит заказы к машинам. В тот раз инкассаторы приехали за деньгами после крупных воскресных дневных скачек, включая вечерние выручки за пятницу и субботу. Помнили, что за стойкой была новая девушка, блондинка, они еще с ней мило поболтали. А полиция к тому времени получила еще одно сообщение на ту же тему. За полчаса до прибытия инкассаторов в забегаловку ворвались девушка и трое мужчин. Заткнули рты официантке и повару, сунули их в чулан. Повар слишком перепугался, прямо до истерики, и не заметил ничего полезного. Официантка полностью описала все, что заметила и запомнила. Один из налетчиков был твоих габаритов, Трев. Описанию другого соответствует Мейер. Третий — среднего роста, с очень широкими, мощными плечами и шеей. По мнению официантки, мог быть и четвертый настороже возле черного входа, но она не уверена в этом. Сообщила, что девушка совсем молоденькая.