Светлана Алешина - Странница в ночи

Он выслушал меня терпеливо, готовый на все ради объяснения появления нового упоминания немецкой фамилии.

Ну и ладно. Не зверюга же я какая-то в самом деле.

Я снизошла к его мольбам и рассказала о своем визите к старому учителю, об истории, произошедшей в тридцатые годы, о дочери Потырина, к которой собираюсь наведаться в самое ближайшее время. Умолчала я только о Нике, но он-то к этому никакого отношения не имел, а путать личную жизнь с работой я не собиралась!

Татьяна поднималась по лестнице училища, думая о странных случайностях, преследовавших ее. Надо же — ее сын может стать наследником крупного состояния! Так просто, по закону!

Она даже рассмеялась, потому что все ее титанические усилия оказались совершенно ненужными — все складывалось само собой, если бабка все-таки вспомнила в своем завещании о втором внуке. А она-то, дура…

Татьяна уже представляла себя отдыхающей на Канарах, дальше этого ее фантазия не простиралась… Чертову работу можно будет оставить. Всех этих прыщавых дурочек, которые только зря мучаются сами и мучают ее. Все равно из этих кошелок ничего не получится… К тому же у каждой из Татьяниных учениц физиономии как в том анекдоте. «Говорят, ты женился… — Да. — Ну, и как твоя жена? — Люди говорят, похожа на Матерь Божию. — Да что ты? А фотография есть? — На, сам посмотри. — Матерь Божия!» У одной нос как у степной орлицы, у другой — глазки-щелочки… Господи, и отчего у них такая уверенность в собственной красоте? Кто им, дурам, это внушил?

Она остановилась на площадке между двумя лестничными маршами, доставая сигарету.

«Ну, и какое тебе до них дело? Деньги они платят. Деньги, деньги, деньги! Вот что самое главное! Воровать ты не умеешь. В торговле ты многого достичь не сможешь. Вот и резвись с толстушками, мнящими себя красотками… «Гран плие, девочки! Олечка, держи ручку пла-а-авно». А у Олечки рука торчит локтем вперед, как кочерга. Выдать бы их всех замуж за арабов, чтоб вовеки не видеть! А батман, от которого хочется спрятаться, потому что они так машут своими короткими ножками, что начинаешь опасаться за свою здоровую психику!

И в какую сторону ни посмотри, то дочка бизнесмена, то сестра рэкетира, то любовницы и того и другого… Ни слова им не скажи — придут с револьверами. И такое устроят, что никаких средств не хватит здоровье поправить.

Зачем им вообще классический танец? Они что, на подиуме собираются танцевать?

Стоп, Таня. Раздражение, раздражение, раз-дра…

— Простите, у вас спички не найдется?

Она оглянулась. Человек, стоявший перед ней, показался ей смутно знакомым.

— Зажигалка, — сообщила она, протягивая ее, пытаясь вспомнить, где она могла его видеть. Крепкий мужик, с бычьей шеей.

Он кивнул, прикуривая, и пошел дальше.

Таня поняла, что вспомнить она не сможет. «Бизнесмен-папа или рэкетир-любовник», — решила она для собственного успокоения, несмотря на то, что мысль о нем была ужасно неприятной. Ей показалось, что от него исходил запах, который Татьяна определила бы как запах смерти.

Впрочем, от них от всех сейчас исходит этот запах, со вздохом признала она. «Они пропитаны им, как хлороформом. Ходячие мумии… Либо убьют их, либо они кого-нибудь убьют. Остается надеяться, что я не стану их жертвой».

Звонок прозвенел над ухом, заставляя ее поторопиться. Совсем как в обычной школе, подумала она.

Перед самым входом в зал, уже открывая дверь, она услышала за своей спиной вкрадчивый голос:

— Татьяна Витальевна?

Она вздрогнула. Не оборачиваясь, она почувствовала все тот же отвратительный запах смерти.

— Кто вы? — спросила она, резко повернувшись к нему, и в этот момент что-то произошло. Резкая боль заставила ее закричать. Согнуться.

Она упала на пол, ничего не видя перед собой, кроме черного облака, все больше и больше поглощающего ее сознание.

Я набрала номер Нины Шлендорф-Потыриной и была приятно удивлена.

Низкий голос после того, как я представилась, сказал:

— Ах, да. Сашенька Данич. Мне сказал Юрий Аристархович, что вы будете звонить, вот только зачем вам это, я не поняла.

— Видите ли, я пишу книгу о старых преподавателях нашего университета, — не моргнув, соврала я. — Меня интересует их судьба, творчество… Ведь, насколько я знаю, ваш отец был одним из лучших в плеяде деятелей филологии?

Ой, мамочки! Ну и перл у меня получился!

— Ну хорошо. Давайте встретимся. Постараюсь вам помочь чем смогу. Тем более, как я поняла из заверений Юрия Аристарховича, вы — не типичный представитель этого поколения, помешанного на деньгах и сексе…

Я призадумалась и решила, что здесь я не совру — ни на деньгах, ни на сексе я действительно пока еще не помешалась. Может, потом они и произведут на меня такое негативное воздействие, но сейчас, по счастью, я произвожу положительное впечатление. Впрочем — не считая моей порочной страсти к тайнам, загадкам, старофранцузскому языку и Франсуа Вийону. Этого тоже достаточно, чтобы общественное мнение посчитало меня не вполне нормальной.

Положив трубку, я задумчиво посмотрела на Ларикова и ни с того ни с сего брякнула:

— А еще мне почему-то не нравится Виктор Сергеевич.

Заинтересовав Ларчика подобной инсинуацией, я встала и пошла к выходу.

— Почему он тебе не нравится? — закричал мне вдогонку мой озадаченный шеф. — Ты объяснить не хочешь?

— Не могу, — честно призналась я. — То есть сначала он мне нравился, а теперь что-то произошло в моей душе, и его образ начал вызывать неприятные ощущения. И с чем это связано, я пока еще не пойму. Что-то в его поведении меня напрягло, а вот что, не могу вспомнить.

В это время в дверь позвонили. Я открыла. На пороге как раз стоял Виктор Сергеевич и обаятельно улыбался.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич, — буркнула я. — Похоже, вы станете богатым. А сейчас простите, я ужасно спешу…

Оставив Виктора Сергеевича в приятном предвкушении богатства и абсолютном неведении, откуда оно должно на него свалиться, я отчалила и в быстром темпе понеслась по улице, туда, где останавливался трамвай, призванный отвезти меня к дому Нины Ивановны Потыриной-Шлендорф.

Оля Синицина опаздывала. Как всегда. Она уже предчувствовала, какую проповедь сейчас услышит от вредины Тани.

— Уф! — выдохнула она, влетая в вестибюль. Столкнувшись с каким-то дяденькой, она привычно, не поднимая глаз, пробормотала:

— Простите…

— Смотреть надо, — грубо ответил ей мужчина. Она была готова поклясться, что уже налетала на него, и точно так же он ей ответил и в тот раз.

Подняв глаза, она удивилась еще больше. Потому что он поспешно отвернулся и, оттолкнув Ольгу, помчался к стоявшей неподалеку машине. Оля в машинах не разбиралась, зато у нее была исключительная память на номера. «Два-семь-три-пять Тар». Она почему-то повторила эти цифры, провожая взглядом этого странного дядьку, поспешно влезшего в машину и рванувшего с места с такой скоростью, как будто он собирался обставить Шумахера на гонках и решил немного потренироваться перед этим.

Пожав плечами, любопытная Оля поднялась на свой этаж и остолбенела.

Прямо перед дверью в класс лежала Татьяна Витальевна.

— Вам плохо? — спросила Оля, чувствуя, как в душе поднимается отвратительное чувство паники.

Татьяна ничего ей не ответила, смотря прямо на Олю жуткими, пустыми глазами.

— Татьяна Витальевна, — тихо повторила Оля, делая шаг в ее сторону. — Вам плохо?

Она очень осторожно подошла еще ближе, нагнулась и дотронулась до руки Татьяны. Рука безжизненно упала, а пальцы Оли мгновенно окрасились чем-то красным и липким.

— О господи, — выдохнула Оля. — Кровь… Кровь…

Оля почувствовала, что все перед ней закружилось, ее начало тошнить, и она заорала:

— Мамочки!

Потому что Татьяна Витальевна была мертва и, что еще хуже, убита. И Оле было так страшно, что она кричала до тех пор, пока из класса не высыпали ничего не понимающие будущие «топ-модели».

Только тогда Оля позволила себе расслабиться и хлопнулась в обморок, еще различая крики:

— Позвоните в «Скорую»! Вызовите милицию!

— Два-семь-три-пять, — пробормотала Оля, но ее никто не слышал.

Я в это время шла в совершенно безмятежном состоянии, не помышляя ни об убийствах, ни об опасностях, спокойно рассматривая вывески с иностранными буковками, которыми отчего-то пестрели теперь наши родные улочки.

Самым гадким в этой истории было отсутствие подозреваемого: тут были неприятные типы, но никакого видимого повода совершать нападение на меня в «офисе», покушение на молодого Баринова и убийство старушки у них не было. И еще Виктор Сергеевич, который вдруг ни с того ни с сего перестал мне нравиться. И не нравился мне все сильнее и сильнее.