Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Кто шагает дружно в ряд?

Это наш большой отряд!

Ногу выше поднимай,

Песню дружно запевай!

Может, и правда запеть, а то ноги совсем перестали подниматься? Тело Семибратова с каждым шагом наливается все большей тяжестью. Странно – он ведь небольшого роста, не такая уж ноша… И вдруг Дмитрий понял, что означает эта особенная тяжесть, навалившаяся на плечи.

Когда он перестал слышать слабое дыхание Семибратова? Неужели…

Да нет, не может быть! Он не мог умереть. Он должен жить! Дмитрий вернет его к жизни, даже если придется всего измолотить прекардиальными ударами! Он должен жить, чтобы понять…

Остановился, дрожащими руками начал снимать ношу с плеч – и вдруг что-то резко, сильно толкнуло его в спину и сбило с ног.

Лёля сначала не поняла, что произошло, услышала только странный треск позади. Обернулась – Дмитрий лежал на траве, а сверху на него навалилось тело Семибратова. В первую минуту подумала, что он споткнулся, упал, а теперь не может подняться. Скинула с плеча сумку, упала на колени – и замерла, увидев рваную дырочку на спине Семибратова, в которой слабо пузырилось кровавое месиво. Дмитрий не шевелился… И ясно, ясно стало все, ясно до рези в глазах, до звона в ушах. Она слабо крикнула – и подавилась криком, услышав ненавистный, такой знакомый голос:

– Встань! Подними руки!

Как во сне, выпрямилась. Ох, если бы проснуться! Или хоть умереть, лишь бы не видеть этой фигуры в почернелой одежде, кое-где висящей лохмотьями! Лёля медленно потянула руку ко лбу, пытаясь перекреститься: крестное знамение отгоняет призраков и оживших мертвецов.

– Кому сказал! Руки вверх!

– Дядя Петя! – взвизгнула рядом Олеся, и тогда Лёля поверила своим глазам.

Да, это был он, доктор Зиберов, – стоял шагах в десяти от них, цепляясь за ствол толстенной осины, едва удерживаясь на подгибающихся ногах, бледный, страшный, окровавленный. Он и правда походил на ожившего мертвеца, потому что вряд ли кто мог выжить после аварии вертолета. Он и не выжил – ожил. Восстал из мертвых! И снова пошел пить людскую кровь…

– Олеся, иди сюда! – слабо позвал он, но девочка отпрянула, прижалась к Лёле:

– Нет! Не хочу к нему! Я его боюсь!

– Иди сюда, говорю!

В это мгновение Леша сорвался с места, ринулся вперед, заплетаясь длинными худыми ногами:

– Не надо! Не убивай девочку!

И упал вниз лицом, поскользнувшись на росистой траве, придавленный тяжестью рюкзака.

– Не путайся под ногами, дебил, – брезгливо буркнул доктор, вскидывая пистолет.

– Леша, Леша!

Олеся побежала к мальчику, упала рядом, замахала руками:

– Не трогай Лешу!

Козленок отбежал, крича жалобным, тонким криком.

Доктор сделал несколько шагов вперед, волоча ногу.

– Заткнитесь, щенки! – взвизгнул он. – Перестреляю всех! Эй ты! Достань из сумки аптечку! Быстро!

Лёля поняла, что это относится к ней.

– Пожалуйста, – пробормотала, еле шевеля губами, – пусть дети уйдут. Потом я сделаю все, что ты хочешь!

– Условия?.. – Он задохнулся, качнувшись, схватился левой рукой за бок. – Быстро, ну! Потом Олеся пойдет со мной, а пикнешь – пристрелю, как этих!

Лёля растерянно огляделась, пытаясь вспомнить, где была аптечка, в сумке или в рюкзаке. Рюкзак у Леши… нет, вроде в сумке. Она опустилась на колени, тщетно пытаясь справиться с «молнией» дрожащими пальцами. Тяжесть базуки гнула ее в сторону.

– Да брось ты свою подзорную трубу! – раздраженно прикрикнул доктор. – Шевелись давай!

«Молния» наконец-то раздвинулась, и Лёля почти сразу нащупала зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке.

Начала тяжело подниматься – и замерла, опершись рукой о траву. Показалось или… Нет, не показалось! Дмитрий повернул голову, шевельнулся, пытаясь сбросить тяжесть мертвого тела…

Лёля рванулась было к нему, но тут же спохватилась, испуганно выпрямилась.

Поздно! Доктор заметил и ее порыв, и движение Дмитрия!

– Ах, черт! – выкрикнул изумленно. – Неужели жив?

И косо побрел вперед, вытягивая руку с пистолетом.

– Нет! – крикнула Лёля, бросаясь вперед. Базука больно ударила ее по бедру…

Базука! В следующее мгновение Лёля повернула базуку к доктору, который был уже в трех шагах, и что было сил рванула спусковой крючок.

Отдача была такова, что ее отшвырнуло назад. Лёля грохнулась навзничь, лишившись дыхания. Она не видела, как поток пены со скоростью пятьдесят метров в секунду вырвался из дула базуки, ударился в грудь доктора и увлек его за собой.

В следующий миг сознание вернулось. Лёля вскочила, позабыв о боли, позабыв обо всем на свете, ничего не видя вокруг. Со стоном оттащила мертвенно-тяжелого Семибратова, перевернула Дмитрия. Пуля прошила правое плечо. Легкое, слава богу, не затронуто. Теперь и она смогла наконец кое-как дышать. Чемоданчик с красным крестом открылся словно бы сам. Бинты, какие-то салфетки… Спирт! Кровь удалось остановить быстро, рана оказалась довольно чистой, только со спины в ней видны были клочья от пробитого пулей жилета. Лёля сдернула с Дмитрия жилет, начала прочищать рану – и вдруг обмерла, вспомнив, что произошло только что.

С ужасом подняла глаза, боясь, что опять наткнется на черный, беспощадный глаз дула, – и закричала, увидев, что все вокруг залито кровью.

Кровавая пена стелилась по траве, клоками свисала с деревьев и кустов. Олеся и Леша с трудом поднимались на ноги, отряхивая с себя кровавые брызги. Козленок бродил вокруг, тряся головой. Движения их были замедленны, и все вокруг было медлительным, нереальным…

Лёля поднялась, сделала несколько шагов, не веря своим глазам.

И сразу увидела доктора. Он стоял, прислонившись к дереву, голова торчала из кровавого сугроба, вытаращенные глаза неподвижно смотрели на Лёлю. Она вскрикнула, замахнулась… Доктор не шевельнулся. Шевельнуться ему не давал острый сук, пронзивший грудь.

Лёля стояла и смотрела на него. Кровь сочилась тонкой струйкой, и сугроб пены таял от ее тепла, издавая чуть слышное шипение.

Лёля зажмурилась, а когда открыла глаза, ей показалось, будто она попала в другой мир. Наверное, она сильно ударилась при падении, поэтому в глазах маячила кровавая мгла. Теперь это прошло, и она увидела, что пена вовсе не красная, а белая! Все вокруг было покрыто белоснежной, живой, шевелящейся массой, из которой поднимались вершины деревьев. Чудилось, с леса сползала некая странная оболочка, подобно тому, как сухой кокон сползает с бабочки, открывая, освобождая ее многоцветье и красоту. Листья и трава казались необычайно зелеными, первозданно-чистыми. И тишина пасмурного, серого утра вдруг сменилась разноголосицей птичьих трелей. Луч солнца глянул с небес, словно божье око открылось…

Воистину, это было похоже на первый день творения – на тот его миг, когда люди еще не успели узнать, какими им предстоит родиться на свет.