Кен Фоллетт - Трое

Едва Дикштейн поравнялся с надстройкой, как дверь открылась, и на залитую дождем палубу упал желтоватый клинышек света. Он отпрянул за угол, вжимаясь в переборку. Послышались голоса, разговаривавшие на русском, затем дверь захлопнулась, и голоса стали удаляться в сторону кормы.

Крадясь вдоль надстройки, Дикштейн перебрался к левому борту и осторожно выглянул из-за угла: двое подошли к третьему и заговорили с ним. У него возник соблазн уложить всех троих автоматной очередью – пожалуй, это была бы пятая часть от всех, находящихся на судне, – но он передумал: слишком рано, суматоха еще не началась, к тому же неизвестно, где Суза.

Закончив разговор, двое двинулись обратно вдоль правого борта. Дикштейн подошел к оставшемуся на корме, тот заговорил с ним по-русски. Дикштейн буркнул что-то неразборчиво. Часовой задал какой-то вопрос, но Дикштейн уже прыгнул на него и в мгновение ока перерезал ему горло.

Выбросив тело за борт, он вернулся назад тем же путем. Уже двое убитых, а его еще не обнаружили. Светящиеся стрелки часов показали пять тридцать. Пора идти внутрь.

Открыв дверь, Дикштейн увидел пустой коридор и трап, ведущий наверх – скорее всего, на мостик. Он поднялся по трапу и, попав на мостик, увидел троих: судя по всему, это были капитан, старпом и второй помощник. Старпом что-то кричал в переговорное устройство, откуда-то доносился странный шум. Дикштейн вскинул автомат. В этот момент капитан дернул за рычаг: завыла сирена, и Дикштейн нажал на курок. Вой пожарной сирены частично заглушил треск автоматной очереди: все трое умерли на месте.

Дикштейн поспешно сбежал вниз по трапу. Похоже, Сузе все-таки удалось устроить диверсию, надо лишь продержаться в живых и найти ее.

У подножия трапа коридор раздваивался: одна часть уходила вбок, вторая шла вдоль всей надстройки. И там и там отворялись двери, и наружу выбегали люди, встревоженные сиреной. Оружия никто не захватил, поскольку тревога была пожарной, а не боевой. Дикштейн решился на блеф: он влился в толпу и поспешил вперед, расталкивая всех и крича на немецком: «С дороги!» На него удивленно оглядывались: никто не понимал, кто он такой и что тут делает. Один или двое попытались с ним заговорить – он демонстративно не слушал. Потом раздался отрывистый приказ, и люди стали двигаться целенаправленней. Дикштейн добежал до конца коридора и уже хотел спуститься, как вдруг выскочивший откуда-то офицер ткнул в него пальцем, что-то вопросительно крикнув.

Дикштейн скатился по трапу вниз.

На нижней палубе все было организовано лучше: люди бежали в направлении кормы, а трое матросов под надзором боцмана распечатывали противопожарный инвентарь. Там, на пятачке возле брандспойтов, Дикштейн внезапно увидел зрелище, от которого глаза заволокло красным туманом ненависти.

На полу сидела Суза, прислонившись к переборке и вытянув ноги перед собой. Сквозь рваные лохмотья джинсов проглядывала почерневшая, обожженная кожа.

– Что ты ему сказала?! – орал на нее Ростов, пытаясь перекричать рев сирены.

Дикштейн спрыгнул с трапа на палубу. Перед ним оказался какой-то матрос – он сбил его с ног ударом локтя в лицо и кинулся на Ростова.

Даже в приступе бешеной ярости он понимал, что в таком ограниченном пространстве стрелять нельзя: Ростов слишком близко к Сузе. Кроме того, он жаждал убить его голыми руками.

Дикштейн ухватил Ростова за плечо и развернул.

– Ты! – воскликнул тот.

Дикштейн с размаху ударил его в живот, заставив согнуться пополам, тут же выбросил колено вверх, круша нижнюю челюсть, и со всей силы пнул ногой по горлу. Не дожидаясь, пока тело упадет, Дикштейн развернулся спиной к Сузе, упал на колено, скидывая автомат с плеча, и открыл огонь по матросам, оставшимся в коридоре.

Обернувшись, он поднял Сузу и осторожно закинул на плечи, стараясь не касаться ожогов. Теперь нужно подумать… Судя по всему, пожар разгорелся на корме, раз все кинулись туда. Значит, надо идти на нос, чтобы не привлекать внимание.

На палубе царила суматоха. Одни бежали на корму, другие – в обратном направлении. Кто-то остался на носу.

Дикштейн подбежал к бортовому трапу. Закинув автомат на плечо, он немного передвинул Сузу на другое и шагнул через леер.

Оглянувшись на палубу, он понял, что его заметили.

Одно дело – приметить незнакомое лицо и отложить все расспросы на потом, другое – увидеть, как кто-то покидает судно с чьим-то телом на плечах.

Пуля со звоном отскочила от корпуса в сантиметре от уха. Дикштейн поднял голову: на него сверху смотрели трое, двое были вооружены. Держась за трап левой рукой, правой он достал пистолет и выстрелил вверх. Те отпрянули назад.

Нос судна задрался, и его качнуло влево. Бросив пистолет в море, он схватился за лестницу правой рукой. Нога соскользнула со ступеньки, и Дикштейн с ужасом почувствовал, что Суза съезжает с плеча.

– Держись за меня! – крикнул он, даже не зная, слышит она или нет. – Не-е-ет!

В этот момент ее руки разжались, и она камнем полетела вниз.

Дикштейн обернулся, нашел глазами шлюпку и прыгнул, приземлившись на дно с грохотом.

Кидаясь от борта к борту, он звал ее в кромешной тьме…

И тут сквозь шум ветра донесся крик. Обернувшись, он увидел над водой ее голову между шлюпкой и корпусом «Карлы».

Он не мог до нее дотянуться – слишком далеко…

Она снова закричала.

Шлюпка была привязана к судну веревкой, большая часть которой валялась на дне. Перерезав ее ножом, Дикштейн бросил конец Сузе.

Она протянула руку – и с головой ушла под волну.

Хотя сверху опять стреляли, Дикштейн не обращал внимания, напряженно вглядываясь во тьму. Из-за сильной качки шлюпку и судно болтало в разные стороны, и шансы попасть в него были невелики.

Через несколько секунд, показавшихся ему часами, Суза вновь всплыла на поверхность и ухватилась за веревку. Он потянул веревку на себя, быстро перебирая, затем перегнулся за борт и схватил девушку за руки.

Наконец-то они вместе! Он больше никогда ее не отпустит…

Сверху раздалась очередь: теперь стреляли из пулемета. Дикштейн рывком завел мотор и упал на Сузу, прикрывая ее своим телом. Шлюпка рванула прочь, в никуда, прыгая по волнам, как заблудившийся серфер.

Внезапно стрельба прекратилась. Дикштейн оглянулся: «Карла» скрылась из виду.

Он взялся за штурвал, глянул на компас и проложил примерный курс. Включив рацию, вызвал «Копарелли».

Дожидаясь ответа, он взял Сузу на руки, словно ребенка.

По воде донесся приглушенный звук взрыва: сработала магнитная мина.

Радист «Копарелли» вышел на связь.

– На «Карле» пожар, – сообщил Дикштейн. – Возвращайтесь и заберите меня. Подготовьте лазарет для девушки – у нее сильные ожоги. – Дождавшись подтверждения, он выключил рацию и вгляделся в безжизненное лицо Сузы. – Не умирай, прошу тебя… только не умирай…

Открыв глаза, она взглянула на него. Ее губы шевельнулись. Он склонился над ней, чтобы лучше слышать.

– Это правда ты? – прошептала она.

– Я, – ответил он.

Уголки ее рта приподнялись в слабой улыбке.

– Я постараюсь.

И тут раздался страшный взрыв – огонь добрался до топливных баков. Небо озарилось языками пламени, воздух наполнился жутким грохотом. Вскоре свет и шум исчезли, и вместе с ними исчезла «Карла».

– Все, пошла на дно, – сказал Дикштейн, взглянув на Сузу. Ее глаза снова закрылись: она потеряла сознание, но на губах так и застыла улыбка.

Натаниэль Дикштейн ушел из «Моссада», и его имя стало легендой. Он женился на Сузе и увез ее в кибуц: днем они ухаживали за виноградником, а ночью как одержимые занимались любовью. Дикштейн организовал политическую кампанию за изменение законов о гражданстве: он хотел, чтобы его дети считались евреями, а еще лучше – чтобы эту классификацию отменили вовсе.

С детьми они решили повременить: Суза была еще молода, да и спешить некуда. Ее ожоги так и не зажили целиком. Иногда в постели она жаловалась: «Боже, какие у меня жуткие ноги!» – в ответ он целовал ее колени и шептал: «Они прекрасны…»

Война Судного дня застала израильскую армию врасплох, за что Пьера Борга обвинили в непродуктивной деятельности разведки, и ему пришлось подать в отставку. На самом деле все обстояло несколько сложнее – отставке немало посодействовал офицер русской разведки Давид Ростов – пожилой мужчина с шейным корсетом, который ему пришлось носить до конца жизни. Он отправился в Каир и принялся раскапывать все события того года, начиная с допроса и гибели израильского агента Тофика в начале 1968-го. В результате всплыла истинная роль Каваша. Однако вместо того, чтобы судить последнего за шпионаж, Ростов предложил египтянам снабжать его дезинформацией, которую наивный Каваш своевременно передавал Боргу.

Как следствие, Нату Дикштейну пришлось вернуться и занять пост Борга. Восьмого октября 1973 года он присутствовал на чрезвычайном совещании кабинета министров. На третий день войны Израиль оказался в сложной ситуации. Египтяне пересекли Суэцкий канал и оттеснили израильтян за Синай с тяжелыми потерями. На Голанских высотах наступали сирийцы – опять же, нанося серьезный урон израильской армии. Кабинет обсуждал предложение сбросить атомные бомбы на Каир и Дамаск. Даже самые воинствующие министры были не в восторге от этой идеи; с другой стороны, положение было отчаянное, а американцы тянули с поставкой оружия, которая могла бы изменить ход военных действий.