Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал (сборник)

Никакой натянутости не чувствовалось, всем было легко, в столовой витал приятный запах кофе и коньяка. Наконец, в начале одиннадцатого, Вульф поднялся, чтобы произнести речь. Однако, честно говоря, больше похож он был на истца, который дает в суде показания о причиненных ему телесных повреждениях. Но такие мелочи его не волновали. Мы все повернули свои стулья, чтобы оказаться лицом к нему, уселись поудобнее и погрузились в молчание.

Негромко, как на лекции, он начал:

– Мистер Серван, леди, досточтимые кулинары и уважаемые гости! Я ощущаю себя в несколько глупом положении. Вследствие различных причин вам, во всяком случае некоторым из вас, могло показаться забавным мое намерение говорить о вкладе, который внесла Америка в la haute cuisine[16]. Я думал, мне придется призвать на помощь все свое красноречие, чтобы доказать вам, что этот вклад реален и достоин обсуждения. Но когда я принимал приглашение – весьма польстившее мне – выступить с этой речью, я и представить себе не мог, насколько ненужными окажутся все эти ухищрения в тот момент, когда мне доведется обратиться к вам с речью. Говорить о еде очень приятно, но бесконечно приятнее есть ее, что мы и проделали. Один человек как-то уверял меня, что самое тонкое из наслаждений – закрыть глаза и представлять себе прекрасных женщин. Я обратил его внимание на то, что еще лучше открыть глаза и смотреть на них. «Нет», – возразил он мне, потому что воображаемые женщины всегда оказывались куда красивее тех, что попадались ему на глаза. Я могу сколько угодно долго расхваливать вам блюда американской кухни, но это не пересилит впечатления от устриц, черепахового супа и индейки, которые недавно были там, – он широким жестом обвел стол, – а теперь здесь. – И он деликатно указал их нынешнее местонахождение.

Все зааплодировали. «Bien dit!»[17] – закричал Мондор. Серван сиял.

Это было вступление. Вульф перешел собственно к речи. Первые десять минут я ощущал беспокойство. Ничто на свете не доставит мне такого удовольствия, как вид Ниро Вульфа, севшего в лужу, но только не в присутствии посторонних. Когда настанет этот счастливый миг (до сих пор мне не везло), это должно быть представление, даваемое персонально для Арчи Гудвина, и ни для кого больше. Вот я и опасался, как бы из-за тягот путешествия и бессонницы он не позабыл речь. Но уже через десять минут стало ясно, что волноваться не о чем. Я глотнул коньяку и расслабился.

Когда он добрался до середины, появилась новая причина для беспокойства. Я взглянул на часы: было уже поздно. До Чарлстона всего шестьдесят миль. Толмен говорил, что дорога хорошая и их можно покрыть за полтора часа. Но, зная, какая сложная нам еще предстоит программа, я стал всерьез опасаться, что домой мы сегодня не уедем. Кроме того, если что-то случилось с Солом, весь наш план летит к черту. Так что я снова испытал большое облегчение, когда лакей из холла тихо вошел в столовую и подал мне условный знак. Я выбрался из-за стола, стараясь двигаться как можно тише, и на цыпочках вышел.

В маленькой гостиной я обнаружил невысокого носатого субъекта, чью физиономию не мешало бы поскоблить бритвой. Его неизменная поношенная коричневая шляпа лежала у него на коленях. Он встал и протянул мне руку, которую я с удовольствием пожал.

– Хелло, дорогуша. Вот уж не думал, что ты когда-нибудь покажешься мне таким симпатичным. Повернись, каков ты сзади?

– Как мистер Вульф? – осведомился Сол.

– Ничего. Он там толкает речь, которую мы с ним разучили.

– Ты уверен, что с ним все в порядке?

– А почему должно быть иначе? А, ты про это. – Я махнул рукой. – Это ерунда. Он считает себя героем. Молю Бога, чтобы в следующий раз подстрелили меня, тогда он перестанет пыжиться. Раздобыл что-нибудь?

Сол кивнул:

– Все, что требовалось.

– Тебе надо что-нибудь ему сказать, прежде чем он начнет игру?

– Нет, не думаю. Я достал все, что он просил. Заставил попрыгать всю чарлстонскую полицию.

– Могу себе представить. Это мой друг Толмен все устроил. А еще я завел приятеля по фамилии Оделл. Он швыряет в людей камнями – напомни мне когда-нибудь, чтобы я рассказал тебе. Тут веселое местечко. Теперь подожди здесь, пока тебя не позовут, а мне лучше вернуться. Ты ел что-нибудь?

Он ответил, что его желудок сам следит за этим, и я оставил его. Я вернулся на свое место рядом с Констанцей и, когда Вульф сделал паузу, достал из кармана носовой платок и вытер губы. Вульф искоса взглянул на меня в знак того, что условный сигнал принял. Он вещал теперь о продаже на рынках Нового Орлеана сассафрасового порошка, которым приправляют суп гумбо, а стало быть, добрался до четырнадцатой страницы. Даже Доменико Росси внимательно слушал, несмотря на специальное подчеркивание того факта, что основные центры кулинарии в Америке – Луизиана, Южная Каролина и Новая Англия – не испытали никакого итальянского влияния.

Вульф закончил. Даже я, зная, какая нам еще предстоит программа и как у нас мало времени, думал, что он все же сделает из вежливости паузу, чтобы хотя бы Луи Серван мог высказать какие-нибудь замечания. Но они даже не поняли, что речь закончена. Вульф огляделся – скользнул взглядом по лицам – и продолжил:

– Надеюсь, что не очень наскучу вам, если продолжу говорить уже на другую тему. Я рассчитываю на ваше терпение, ибо то, что я собираюсь сказать, будет сказано как в моих, так и в ваших интересах. Свои мысли о кулинарии я изложил. Теперь поговорим об убийстве. Убийстве Филипа Ласцио.

Возникло движение, послышался шепот. Лизетт Путти пискнула. Луи Серван поднял руку:

– Позвольте. Я хотел бы сказать, что мистер Вульф делает это по нашей с ним договоренности. Грустно завершать так ужин «Les quinze maîtres», но этого, увы, не избежать. Мы не можем даже… так или иначе, делать нечего…

Рэмси Кейт негостеприимно проворчал, разглядывая Толмена, Мальфи, Лиггета и Эшли:

– Так вот почему эти люди…

– Да, поэтому. – Тон Вульфа был резок. – Очень прошу вас всех не винить меня за то, что я вынужден внести печальную ноту. Виноват в этом человек, убивший Ласцио, создавший мрачную атмосферу подозрительности вокруг ни в чем не повинных людей и нарушивший мой и ваш отдых. Следовательно, не только я имею особые причины, – тут он потрогал свою повязку, – для ненависти к этому человеку, но мы все. Кроме того, перед ужином я слышал, как многие из вас жаловались, что должны оставаться здесь вплоть до особого разрешения властей. Вряд ли власти отпустят вас на все четыре стороны, пока имеют основания подозревать, что один из вас – убийца. Поэтому я и рассчитываю на ваше терпение. Вы не можете уехать, пока не будет обнаружен виновный. Именно это я сейчас и собираюсь сделать. Я намерен изобличить убийцу и доказать его вину, не выходя из этой комнаты.

Лизетт Путти снова пискнула и прикрыла ладошкой рот. Никто не проронил ни звука. Некоторые озирались по сторонам, но большинство внимательно смотрело на Вульфа.

– Во-первых, – продолжал он, – я должен, полагаю, рассказать вам, что́ произошло здесь, в этой комнате, во вторник вечером. Потом мы сможем перейти к вопросу, кто это сделал. Все было в порядке, пока соус пробовали Мондор, Койн, Кейт и Серван. Стоило Сервану выйти, как Ласцио подошел к столу и поменял местами все блюда с соусом, кроме двух. Без сомнения, он не оставил бы и их, если бы не заметил, что Берен уже открывает дверь. Это была злая шутка с целью дискредитировать Берена, а возможно, и Вукчича. Вероятно, после ухода Берена Ласцио хотел снова расставить блюда в нужном порядке, но не успел, так как был убит. Пока Берен находился в столовой, в гостиной включили радио. Это был заранее условленный сигнал для человека, который ждал, спрятавшись в кустах рядом с окном гостиной.

– Подождите! – раздался негромкий возглас Дины Ласцио.

Все повернулись к ней. Было что-то необычное во всем ее облике. Может быть, глаза казались более длинными и сонными, чем всегда. Она обращалась к Вульфу:

– Должны мы прервать вас, если вы говорите неправду?

– Полагаю, нет, мадам. С вашего разрешения. Если вы будете оспаривать каждое мое заявление, мы ни к чему не придем. Почему бы вам не подождать, пока я закончу? Если я лгу, вы сможете опротестовать меня по всем пунктам.

– Радио включила я. Все это знают. Вы говорите, это условный сигнал…

– Да, говорю. Прошу вас, не будем превращать наш разговор в перебранку. Я говорю об убийстве и предъявляю серьезные обвинения. Дайте мне закончить, высказать все и потом возражайте, если можете. Тогда или я буду дискредитирован, или кто-то другой из сидящих здесь будет… мистер Толмен, вы в Западной Вирджинии вешаете убийц?

Толмен кивнул, не сводя глаз с лица Вульфа.

– Значит, кто-то умрет в петле. Как я уже сказал, человек прятался там, – он указал на дверь на террасу, – в кустах, неподалеку от открытых окон гостиной, так что, когда радио предупредило его, он мог видеть, как Берен вернулся в гостиную. В тот же миг он вошел на террасу и проник в столовую через эту дверь. Стоявший у стола Ласцио удивился, увидев служащего в ливрее, – а убийца надел форму служащих Канауа-Cпa и зачернил себе лицо жженой пробкой. Он подошел вплотную и дал Ласцио узнать себя, потому что Ласцио его хорошо знал. «Ты что, – сказал человек с улыбкой, – не узнаешь меня? Я мистер Уайт». Будем пока называть его так, ибо он и на самом деле был белым[18]. «Я нарядился в этот костюм, чтобы сыграть с ними шутку, ха-ха… Это будет очень забавно, ха-ха, Ласцио, дружище. Иди за ширму, а я встану возле стола…»