Юлия Климова - Вредная привычка жить

    – Да, совершенно случайно, просто зашла поработать.

    – Вы знаете этого человека?

    – Нет, – замотала я головой, – первый раз вижу!

    Я хотела сказать «и первый раз нюхаю», но так капитально соврать не решилась.

    Пришлось отказываться от знакомства с Федором Семеновичем: не могла же я сказать, что этот человек недавно умер, возлежа в кайфе на моей подруге, – это не по-товарищески.

    – Во сколько вы пришли на работу?

    – Не знаю.

    В этот момент вошла Любовь Григорьевна, и вопросы посыпались уже в ее сторону, чему я была очень рада.

    Врать – это, конечно, хорошо, это повышает уровень адреналина и делает небольшую гимнастику головному мозгу, но все же лучше врать подготовленно, импровизация может выйти боком.

    Меня попросили выйти, и я с этим спорить не стала. Федору Семеновичу в качестве моральной поддержки я была не нужна, а Любовь Григорьевна наверняка боялась, что я ляпну что-нибудь лишнее.

    Стоило мне открыть дверь, как на меня просто налетел Селезнев.

    – Что здесь происходит? – деловито спросил Валентин Петрович, и его взгляд упал на мой стол.

    Сказать, что он побледнел, – это ничего не сказать. Понятное дело, кому понравится труп на столе у собственной секретарши! Эх, а я вчера так хорошо убралась на столе… Теперь наверняка он долго будет пахнуть елью и мертвыми ежиками.

    Перед моим носом закрыли дверь, что позволило мне пристроить свое ухо поближе к замочной скважине. В коридоре толпился народ, но меня это не смущало.

    – Вы кто? – представившись, спросил следователь.

    – Селезнев Валентин Петрович, директор фирмы.

    – Вы знаете этого человека?

    – Нет, впервые вижу. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!

    – Рядом с вашим кабинетом найден труп мужчины, – сказал Максим Леонидович, – пока больше ничего не происходит.

    Я отошла от двери, и ко мне тут же подлетела Лариска:

    – Что говорят?

    – Говорят, что умерший был мужчиной.

    – В каком смысле? – не поняла Лариска.

    – В том смысле, что не женщиной. Как ты думаешь, может, нас отпустят пораньше домой? Мне очень надо.

    Я представила себе вытянувшиеся лица Альжбетки и Сольки, и мне стало значительно лучше. Мне стало даже как-то приятно.

    Учинив небольшой допросик, выписав паспортные данные и попросив пять кружек кофе, мне намекнули, чтобы я шла до дома и не путалась под ногами.

    Большей радости я и представить не могла. Собрав пожитки, я бросилась к девчонкам. Альжбетка работает вечерами, так что она дома. Солька, Солька, надеюсь, ты уже отмучила молодое поколение и сидишь сейчас перед телевизором.

    На лестнице я столкнулась с тетей Пашей.

    – Чего бежишь, как ненормальная?

    – Куча дел!

    – Зайду к тебе, я пироги пеку.

    Только сейчас я почувствовала аромат выпечки на лестничной клетке и поняла, как я голодна.

    – Спасибо, тетечка Пашечка, – сказала я, – девчонки дома, не знаете?

    – Дома, Солька только с работы пришла, сказала, что ты на диете и тебе пирогов нельзя.

    – Не слушайте ее, тетя Паша, она умом тронулась, разве есть такая диета, чтобы ваших-то пирогов нельзя было? – спросила я, звеня ключами.

    – Так и я ей сказала, что она что-то путает.

    Я позвонила в дверь к Альжбетке и в дверь к Сольке, они высунули носы и посмотрели на меня.

    – Ко мне, быстро, – скомандовала я, распахивая свою дверь.

    Я налила три кружки крепкого чая и поставила их на стол. Девчонки ерзали на стульях, ожидая от меня всего, чего угодно, но вряд ли в их головах могло промелькнуть то, что я произнесла, садясь на табуретку:

    – Федор Семенович сегодня пришел ко мне на работу!

    Альжбетка подавилась чаем и пролила половину на свою розовенькую кофточку.

    Солька так и замерла с ложкой в руках. Люблю, когда она молчит!

    – Чего?! – спросила она наконец.

    – Я сегодня пришла на работу, и что я вижу?

    – Что?! – хором спросили девчонки.

    – На моем столе лежит Федор Семенович, и не просто лежит – он пахнет, а я, между прочим, вчера стол убирала!

    – Ты что такое говоришь-то?! – зашипела Солька.

    Я обрисовала ситуацию в красках и лицах.

    – Это невероятно! – сказала Солька.

    – Как же так? – простонала Альжбетка.

    – Я так понимаю, – стала размышлять я, – что наши соседи отвезли труп прямо ко мне на работу.

    – Зачем? – дернулась Альжбетка.

    – Припугнуть хотят, – выдала Солька.

    – Я думала об этом по дороге. Это глупо: зачем везти труп ко мне на работу, когда его можно дотащить до двери моей квартиры, и потом, зачем этот труп навязывать мне? Уж если угрожать, то Альжбетке.

    – Правильно, – сказала Солька, – ты-то тут вроде как ни при чем.

    – А я что, при чем?! – взвизгнула Альжбетка.

    Солька посмотрела на нее осуждающе.

    – Ну да, – сказала Альжбетка, пытаясь все же навесить на меня побольше вины, – но ты же тоже во всем участвовала!

    – Но они-то об этом не знают, – развела я руками.

    – Что же получается? – изумилась Солька.

    – А получается, что трупешник принесли не для меня! Откуда им вообще знать, где я работаю?

    Альжбетка зарыдала.

    – Не ной, – сказала я, – все не так уж и плохо.

    – Кому же его принесли?

    – Пораскиньте мозгами, – торжественно вставая, сказала я Сольке, – если бы хотели направить особое внимание на кого-нибудь в офисе, то и положили бы труп рядом с кабинетом того человека. А положили его в приемной, где сидим только я, Любовь Григорьевна и Селезнев. Вот и выходит – что?

    – Что? – спросила Альжбетка.

    – Что принесли его либо финансовой директрисе, либо Селезневу, так как – смотрите выше – я отпадаю.

    – Точно! – сказала Солька.

    – Возьмем директрису, – рассуждала я, – она не от мира сего, она, наверное, перед едой молитву читает, а спать ложится – так тапочки по струнке ставит. У такой особы просто не может быть никаких поводов для подобной встречи с благоухающим Федором Семеновичем. Так что остается Селезнев…

    Я вспомнила, как он побледнел, и добавила:

    – Этот подарочек точно был для Валентина Петровича!

    – Хорошо бы, если так, – сказала Солька, – но все это слишком туманно.

    – Поверь моей женской интуиции.

    – У тебя нет никакой интуиции, – просто оскорбила меня Солька.

    – У меня интуиция просто железная, и попрошу ее не трогать своими цепкими ручонками!

    – Девочки, не ссорьтесь, – взмолилась Альжбетта.

    – Значит, так: мы вне подозрения. Я же сказала, что незнакома с умершим. Делаем вывод – Вера Павловна с ее Тусиком не потащили бы ради прихоти так далеко труп, меня постращать можно и здесь, мы все же милые и добрые соседи. Так что выходит, что все это – для Селезнева. Настаиваю на своей версии, возражения есть?

    – Нет, я согласна, – сказала Солька.

    – Я тоже, – всхлипнула Альжбетка.

    Я была вполне удовлетворена. Я всегда права, и это не обсуждается.

    – Только вот зачем это все, я пока не поняла, но нам надо все выяснить.

    – Может, не надо, с глаз долой – из сердца вон? – сказала Альжбетка.

    – Мне тоже кажется, что лучше не вмешиваться, – поддержала ее Солька.

    – А мы и не станем, – сказала я, – мы просто будем более внимательными, чем обычно. Мы должны быть в курсе происходящего, чтобы в случае чего прикрыть Альжбетку.

    В дверь позвонили, и Солька пошла открывать.

    Мы с Альжбеткой автоматически напряглись.

    – Это тетя Паша пироги принесла! – закричала Солька.

    – Кушайте, девочки, – сказала наша добрая фея, – теплые еще, только из духовки.

    – Эх, тетя Паша, что бы мы без вас делали! – сказала я, откусывая кусочек нежного теста.

    – Ты на диете, – сказала Солька.

    Я убила ее взглядом и взяла второй пирожок.

    – Вот, собралась к сестре поехать на пару дней, – сказала тетя Паша, – а вы квитанцию новым жильцам отдайте.

    – Что за квитанция? – спросила Солька.

    – Так перепутали почтовые ящики и мне сунули, квартплату им выписали, надо, чтобы оплатили, вы уж передайте.

    – Само собой, – сказала я, беря у тети Паши листочек.

    Тетя Паша забрала тарелку и ушла, а я, обмахиваясь квитанцией – после пожирания теплых пирожков стало жарко, – размечталась:

    – Понять бы это все…

    Взгляд мой упал на ровненькие буковки, нашлепанные на квитанции.

    Стрела пронеслась в моей голове и застряла где-то на развилке протекающих в коре больших полушарий мозговых процессов.