Юлия Климова - Вредная привычка жить

    – Вот жизнь… – сказала Солька.

    – Точно, – подтвердила Альжбетка.

    – Когда только вынесли? – изумилась я.

    – Все успели, – зло подытожила Солька.

    – А нам-то что теперь, радоваться или нет? – спросила Альжбетка.

    – Однозначно, радоваться, – объявила я, – с деталями разберемся потом, мы теперь за этот труп ответственности не несем, вахту сдал – вахту принял.

    Мы немного постояли на улице молча.

    – Как у тебя на работе-то? – поинтересовалась Солька.

    – Погано… не мне, конечно… им всем, но почему-то меня не увольняют.

    – А как начальник? – спросила Альжбетка.

    – Ничего интересного, девочки, ровным счетом ничего интересного, болото какое-то.

    Мы не торопясь дошли до своего этажа и обнаружили там тетю Пашу, которая изо всех сил драила ступеньки.

    – Бессонница? – сочувственно спросила я.

    – Она самая… подкралась незаметно, я-то уж думала, что сплю, – ответила тетя Паша, смахивая пот со лба.

    – А у нас соседи новые, – похвасталась своими знаниями Солька, – мы с ними уже познакомились.

    – И как они? Интеллигентные? – спросила тетя Паша, подтягивая вытянутые на коленках тренировочные штаны.

    – Нет, – ответила я, – лампочки будут выкручивать, если вы на этот счет интересовались.

    – Ах, паразиты! – понеслось по этажу.

    На работе меня ждет сногсшибательный сюрприз. Поедая пирожки, мы пытаемся осмыслить происходящее

    Если кто-нибудь может после такого заснуть, то уж точно не я, так что до утра я сидела на стуле у окна и жевала капусту. Вообще-то аппетит давно пропал, наверное, запахи использованных нами освежителей навсегда убили во мне тягу ко всему, что пахнет, так что еда перестала быть культом. Это огорчало и радовало одновременно. Привычные диалоги с холодильником были упразднены, и теперь в минуты одиночества поболтать будет не с кем, но, с другой стороны, впереди маячила лодка с парусом, на котором было написано – 46-й размер!

    Не дожидаясь, когда будильник споет свою гадкую песню, я оделась и отправилась на работу. Раз я собралась стать самым лучшим сотрудником, то такой ранний приход только на пользу моей карьере.

    Я полагала, что буду единственной ранней птицей, но ошиблась: в восемь утра на первом этаже уже намечалось вялое шевеление масс.

    Около зеркала я столкнулась с Ларисой. Она вроде в бухгалтерии работает, молоденькая девчонка лет двадцати, и что это она крутится перед зеркалом в таком возрасте? Это просто преступление, чего она там не видела? Двух стройных ног? Своей аккуратненькой попки или талии, которая пролезет в игольное ушко?

    – Привет, – помахала она мне рукой.

    – Привет, – ответила я, пытаясь не замечать ее груди четвертого размера.

    Но сделать это было трудно, грудь, точно два уверенных танка, перла напролом и притягивала мой взгляд к себе.

    – Как тебе у нас? – поинтересовалась эта невозможная Лариска.

    – Как в блиндаже: кругом летят пули, а я кричу в трубку, чтобы слали подкрепление.

    Лариса хихикнула и отправилась к себе, сводить дебет с кредитом.

    На лестнице я встретила Бориса Александровича. Он по-прежнему был блондином и по-прежнему волшебно меня раздражал.

    – Что-то ты рано, малышка, – протянул он.

    – Застегните ширинку, – грозно сказала я, – а то все увидят, что там ничего нет!

    Борис Александрович не одобрил мой выпад: он как-то скукожился, стал гораздо меньше в размерах, одной рукой схватился за голову, а второй – за ширинку. По всей видимости, то, что у него в голове, как-то связано с тем, что у него в брюках.

    Я открыла дверь в приемную и, швырнув сумку на стул в углу, сделала решительный шаг к своему рабочему месту…

    На моем столе в какой-то неестественной позе лежал Федор Семенович, и, что самое противное, он бесконечно пах еловым лесом, правда, теперь складывалось впечатление, что под этими елями умер не один ежик.

    Я подошла поближе, я закрыла и открыла глаза, я досчитала до десяти, я проверила у себя пульс и только потом, когда поняла, что картинка перед моими глазами не меняется, я, как положено всем секретаршам, оказавшимся в затруднительном положении, заорала.

    – А-а-а!!! – орала я, пытаясь как-то уложить происходящее у себя в голове, но полок явно не хватало.

    – А-а-а!!! – происходящее продолжало не укладываться, и объяснения не находилось.

    – А-а-а!!! – этого не может быть, потому что не может быть, и все тут!

    – А-а-а!!! – люди добрые, да что же это такое!

    Открылась дверь, и в комнату повалил народ.

    Я перестала орать, так как зрителей было уже достаточно.

    На середину комнаты выскочила Любовь Григорьевна. Она была в плаще, и, по всей видимости, мой крик ее застал по пути к себе в кабинет. Посмотрев на Федора Семеновича – а он, поверьте, никогда не был фотогеничным, а теперь эта нездоровая бледность только ухудшила его внешний вид, – Любовь Григорьевна, шатаясь, дошла до телефона, подняла трубку и… рухнула на пол без чувств. Телефон полетел следом и с грохотом упал рядом с этой смелой тоненькой женщиной.

    – Это кто?! – спросила визгливым голосом Лариса.

    – Это труп обыкновенный, одна штука, – указывая пальцем на бывшего любовника Альжбетки, сказала я.

    – А что он тут де-делает и как он сюда попал? – уже заикаясь, спросила Лариса.

    – Не знаю, – пожала я плечами, – со мной он не разговаривает почему-то.

    Любовь Григорьевна зашевелилась и стала подниматься с пола, на подмогу к ней бросились два молодых человека, мне пока незнакомых.

    Постепенно тоненькая женщина пришла в себя и, посмотрев на меня, удивленно спросила:

    – Зачем вы это принесли на работу?

    Я, конечно, все понимаю: элемент неожиданности, шок, расшатанная нервная система, несложившаяся личная жизнь… но все же как можно приписывать мне нечто подобное?!

    – Любовь Григорьевна, – мягко произнесла я, – это не мое, это лежало здесь, когда я пришла.

    – Надо звонить в милицию, – сказал кто-то из ошарашенных зрителей.

    – Надо, – кивнула Любовь Григорьевна и поплелась в свою комнату.

    – Расходитесь, товарищи, – сказала я, – тут наверняка улики на каждом квадратном сантиметре, а вы ходите и топчете, милиция этого не одобрит.

    – Он правда мертвый? – делая шаг вперед, спросила Лариска.

    – Проваливайте все отсюда! – заорала я.

    Через секунду комната опустела. Я подошла к столу и посмотрела на Федора Семеновича.

    – Как же вам не стыдно, – прошептала я, – сколько можно осложнять мне жизнь?

    Случившееся повергло меня в уныние. Взяв себе пару минут на обдумывание, я, открыв окно, закурила. Как такое возможно? Как, как такое возможно?!

    Значит, вчера наши милые соседи повезли Альжбеткиного друга не в темный лес, чтобы предать тело земле, как полагается людям, не обделенным милосердием, а привезли… это сюда, ко мне на работу. Прекрасно! А зачем они это сделали?

    – Я вызвала милицию, – выходя из комнаты, сказала Любовь Григорьевна, – будем ждать.

    – Надо бы еще позвонить Валентину Петровичу, должен же знать начальник, что творится на столе его секретарши.

    – Я позвонила, а это точно не ты принесла?

    – Ну сегодня же не первое апреля, с чего бы мне так надрываться?

    – Да, не первое апреля, – покачала головой Любовь Григорьевна.

    Я так понимаю, что от меня она готова ожидать чего угодно. Неплохая у меня сложилась репутация!

    – А чем же так пахнет?

    – Елью.

    – А почему?

    – Не знаю, может, он любил гулять в еловом лесу, – предположила я.

    – Мне кажется, еще чем-то пахнет…

    – Еще пахнет трупом.

    Любовь Григорьевна закрыла рот ладонью и выбежала в коридор.

    Отделение милиции, как я понимаю, было расположено поблизости. Не успела я повесить плащ и выкурить еще одну сигарету, как дверь распахнулась и в приемную влетели пять человек, которые замахали у меня перед носом красными книжечками с полосатой лентой, фотоаппаратом и своим энтузиазмом.

    – Меня зовут Ерохин Максим Леонидович.

    И перед моим носом раскрылась очередная красная книжица, которая известила меня, что этот человек – следователь, который будет задавать вопросы.

    – Аня, местная секретарша, – представилась я.

    – Вы обнаружили труп?

    – Да, совершенно случайно, просто зашла поработать.

    – Вы знаете этого человека?

    – Нет, – замотала я головой, – первый раз вижу!

    Я хотела сказать «и первый раз нюхаю», но так капитально соврать не решилась.