Николай Шебуев - Дьяволица

— Не твой вкус… Моя портниха, когда ей говорю: «Это мне не нравится», отвечает: «У всякого свой вкус и своя нравственность»… Не твой вкус… Я вот, когда тебя увидела, сразу подумала: «Он хорошенький, но это не мой вкус»… А вот вкусила и оказалось, что ты… мой вкус…

— Ты хочешь сказать, что пока человека не попробуешь, нельзя сказать, в твоем вкусе он или не в твоем…

— Я хочу только сказать, что Василия и понимаю, и оправдываю, и жалею, что так много и долго терзала…

— Как же ты теперь намерена обходиться без него… Ведь я вижу, что ты любишь его… еще… а может быть… опять.

— Да, я люблю его… Но… это все не то… Сейчас я так охвачена тобой, что согласна добить его: выказать ему полное презрение: поехать в Петроград с тобой, даже не заезжая в Варшаву… Я знаю, что это возможно, даже маршрут короче выходит… Ну едем… хоть сегодня!..

— Завтра едем!

Тина все еще жаловалась на боль в ноге и лежала в постели.

Василий читал ей вслух газеты. В особенности они интересовались делом Невзоровой.

— Что за чушь!.. Ведь он здесь… Он уехал с моей женой куда-нибудь в окрестности Варшавы…

— Бедный Вася… Твоя Пенелопа прядет свою пряжу не у себя на дому… Ты взбешен?.. Ты ревнуешь?

Кошки скребли на сердце Топилина, но он бравировал внешней спокойностью и делал вид, что даже радуется:

— Давно ей пора… Засиделась в женах… знаешь, раньше было сожалительное выражение: «засиделась в девках»… А теперь многие жены достойны сожаления, что «засиделись в женах»…

— Ну, будет о ней. Ты опять расстраиваешься и начинаешь нервничать. Читай газету…

— Что такое!.. Голова Невзорова нашлась! Что за ерунда!..

— Ну, читай, читай все по порядку!

Топилин как в чаду читал о том, как Манька-Ковбойка признала голову Петра Невзорова, с которым была близка еще в Варшаве.

О том, как она очутилась в чужом гробу с головой Петра в ногах.

О том, как жена Невзорова и его гимназическая любовь оказались чуть ли не соседками по тюрьме.

О том, как им удалось обменяться несколько раз записками.

О том, как жена Невзорова с ужасом вспомнила, что муж ей клялся, будто первым и последним грехом его ранней молодости была девица с этим странным прозвищем.

О том, что Манька-Ковбойка подозревается в убийстве с целью ограбления купца Дормидонтова.

О том, что у нее нашли перстень…

— Ведь не может быть, чтобы Невзоров не читал этих строк! Вся Россия теперь говорит об этом процессе! Ну, а раз он прочитал об аресте своей жены, разве мог не помчаться сломя голову в Петроград…

— Ха-ха-ха!.. И твоя Пенелопа с ним!..

— Не может этого быть! — гневно крикнул Василий.

— Ага! Тебя разбирает!.. Ну что же, поезжай и ты вдогонку!.. А меня, больную, брось здесь… Тебя хватит на это!..

Гладя волосы Тины, Василий задумчиво-мечтательно молчал.

— Сегодня медовая неделя подходит к концу! — сказала Марья Александровна, подойдя к окну вагона.

— А мы подъезжаем к Петрограду!

— Медовая неделя! Неужели только неделя!

— Но она стоит медового месяца! Даже медового года!.. Как в осажденной крепости месяц считается за год… Да, мы объявили себя на положении об усиленной… Нет, даже на положении чрезвычайной… чрезвычайных поцелуев… Ну когда это было, чтобы я целую неделю не читал газету!

— Ты, конечно, рвешься к семье…

— Совсем напротив. Я хочу подарить себе еще сутки… Мы остановимся в Европейской гостинице или в Эрмитаже… Я пропишу тебя женой… Мое заседание в четверг, а сегодня вторник… Целые сутки мы отдохнем.

— Знаю я этот отдых, от которого еще больше устаешь!.. Но неужели мы никуда не пойдем? Приехать в Петроград для того, чтобы торчать взаперти и бояться встречи с твоей женой! Ты для этого меня сюда привез?!..

— Милая… мне только сегодня и завтра хочется провести инкогнито… Разве это не забавно?.. Как в уголовных романах. Впрочем, если хочешь, мы можем поехать куда-нибудь… где я не рискую встретить кого-нибудь из друзей или знакомых…

Невзоров ловил себя на непонятном, неприятном чувстве: ему было тяжело возвращаться домой.

Как он посмотрит на детей?

Что он скажет жене?

Рассудок говорил:

— Разве произошло что-нибудь особенное? Разве я стал любить от этого жену меньше? Произошло то, что происходит во всех романах, рассказах, драмах, комедиях — я полюбил еще одну женщину… Так делают все… Жена должна это понять и примириться, как примиряются все… Институт брака давно уже явочным порядком изменен. И вообще…

А в душе что-то протестовало:

— Я разбил счастье семьи ради личного счастья. Разрушил годы семейной тихости ради бурных восторгов одной медовой недели…

Марья Александровна, напротив, возмущалась искреннейшим образом:

— Неужели меня, в самом деле, он хочет прятать от жены!.. Посмотрим!.. Нет, голубчик, это не пройдет!.. Я приду к его жене и расскажу все…

Паспортист взял у старшего дворника документы и вскрикнул на весь участок:

— Иван Николаевич!..

— Что с тобой!..

— Иван Николаевич, ущипните меня!.. Я или сплю, или еще после вчерашнего пьян!..

— Ты, брат, и после вчерашнего, и после третьего дня и вообще всегда пьян… Я не знаю, зачем так орать…

— Да вы посмотрите на этот паспорт… Сами закричите…

Околоточный взял паспортную книгу и вслух прочитал:

— Петр Николаевич Невзоров… потомственный дворянин… Ну, что же из этого? Мало ли на свете дворян Невзоровых…

— Так ведь Петр Николаевич…

— Ну так что же… Вон у нас в участке два Семенова и оба Иваны Никифоровичи… И даже не однофамильцы!..

— Да вы читайте дальше!..

— «Время рождения 15 мая 1879 года… Вероисповедания православного… Место постоянного жительства… Петроград… Женат первым браком на девице Лидии Львовне, урожденной Буйносовой…»

— Да, ведь убийцу-то Невзорова, жену-то его Лидией Львовной зовут… Я — сам в газетах читал, что она дочь полковника Буйносова!.. А у полковника Буйносова в поварах был дядька моей Марьи Михайловны…

— Что ты брешешь…. Лидия Невзорова сидит в тюрьме…

— Вот то-то и оно! Как же я пропишу, когда собственник паспорта убит! Значит, этот паспорт Невзорова кем-то похищен…

— Ну какой же дурак будет предъявлять в Петроград, где все кричат о деле Невзоровой, паспорт ее мужа!..

— Этот дурак не один… С ним дама, которую он выдает за свою жену и хочет прописать под именем Лидии Невзоровой!..

— Сенсационное преступление!.. Звони скорей помощнику!.. Их надо преследовать, пока не поздно!..

В закрытом автомобиле Петр Николаевич и Марья Александровна поехали на острова, на Стрелку.

Избалованная Варшавой и ее окрестностями, утомленная железной дорогой и медовой неделей, Бина не восхищалась ничем.

Скоро она задремала, склонивши голову на плечо возлюбленного.

А он ехал, полный самых противоречивых настроений.

Ему вспоминались поездки на Стрелку с Лидией, когда она была еще невестой.

Часами бродил, любуясь закатом.

Так безмятежно и ясно все было.

Так радостно было это вспоминать…

А то вдруг делалось так тоскливо, так обидно… так жалко Лидию… и себя, — того чистого себя, которого больше нет.

Как это случилось…

Зачем Бина вошла в его жизнь?

Зачем они хотят завтра же, с места в карьер, отравить жизнь и Лидии: прийти и рассказать ей все, все, все…

Эта Бина какая-то истеричка…

Бывают случаи, когда ложь благородней правды, и нужнее, и чище, и святее.

Такой ложью является обычная ложь супругов, старающихся скрыть друг от друга свои измены, оставить друг друга в счастливом неведении.

Счастье именно в неведении, а не в ведении.

Разве Бине мало ее собственного опыта?

Ее муж уже устроил это «несчастие втроем», от которого она бежала.

Она хочет исправить его основную ошибку: неравенство двух жен Василия.

Ну разве может быть у нее, женщины воспитанной, образованной, с тонким вкусом и утонченными взглядами, что-нибудь общее с этой девицей из цирка, кафешантана, оперетки, — невоспитанной, необразованной, грубой и кричаще безвкусной?

Она пробовала сближаться с ней, но после такого дня сближения они стали еще дальше друг от друга.

Тине все время казалось, что жена играет роль барыни, а ее хочет сделать какой-то экономкой.

Марье Александровне, напротив, казалось, что Василий относится к Тине с явным предпочтением, а жену третирует и только терпит.

Здесь же, судя по всем данным, жена Пьеро во всем не ниже Марьи Александровны.