Рубен Таросян - Презент для незнакомки

Окончательно мои полусон и полудрёма были прерваны фразой Якобсона:

— А теперь унесите это, — после которой меня взяли под руки и усадили в джип, что сделали с гораздо большей деликатностью, чем в первый раз.

Продолжая дремать в джипе, я не стал размышлять об услышанном, а вспомнил необычные коллизии этого дня. Они лишний раз убедили меня в том, что будущее однозначно дает о себе знать в прошлом. Дурацкий вопрос: «Просыпаясь утром, остаюсь ли я тем же самым человеком, который заснул вечером?» — и столь же дурацкий ответ, что это можно узнать, заглянув в зеркало, предсказали последующее развитие событий и на время возникший вопрос: «А не Якобсон ли я?» Мысль о лишних персонажах в жизни и бандитах в джипе тоже кое-что высветила из ближайшего будущего. А желание приложиться к качественным крепким напиткам однозначно определило состояние, в котором меня везли.

Итак, приняв изрядное количество самых лучших напитков, я ехал по лучшему городу самого лучшего из миров. И помимо общего оптимистического фона я вдруг ощутил приток сил и жажду деятельности, потому что, несмотря на темноту, смог почувствовать, что машина ехала по родным, знакомым улицам. Я попросил остановиться. Меня с радостью выпустили, громко прокомментировав мою кондицию и походку. Джип остановился прямо у Ленкиного дома, и я на одном дыхании без лифта преодолел четыре этажа.

Когда она открыла дверь, мне сразу захотелось пересказать ей всю свалившуюся на меня гору необычных приключений и, поэтому, даже не поздоровавшись, спросил:

— Ты знаешь, за кого меня сегодня приняли?

Ленка, хитро улыбнувшись, сказала:

— Знаю, за умного. Ты знаешь, который час?

Книги пишут для того, чтобы текстом заполнить промежутки между иллюстрациями. Комиксы выигрывают у классической литературы из-за отсутствия занудства между картинками. Точно также любые слова всего лишь разделяют на временные отрезки Единое Многозначительное Молчание. Только молчание может целиком наполниться искренними чувствами, не оставив места лживым суждениям. Ведь ложь и фальшь составляют основу всех наших размышлений и представлений. А иначе всё бы было очень просто. Вряд ли тогда лесбиянки вступали бы в брак с мужчинами и воспитывали сыновей. А разве наша логика может допустить, что попытки изменить мужу, укрепляют семью? Разве мы можем допустить, что люди не уважают политиков, за которых голосуют на выборах и, что философы и писатели — это не «инженеры человеческих душ», способные лучше других разобраться в окружающем нас мире, а существа жалкие и ничтожные. Я могу привести несколько не связанных друг с другом примеров. Хотя можно предположить, что все эти примеры связаны и образуют один большой пример — Жизнь, свидетельствующий о том, что попытки всё объяснить и предсказать, может предпринять только безнадежный глупец. Правда, примеры, которые описаны ниже, касаются политиков и писателей, а не глупцов, но спорить с теми, кто полагает, что это одно и тоже, я не буду.

Однажды, когда я ещё работал в НИИ, мне довелось отправиться в командировку в маленький провинциальный город вместе с одним грузином. Это был веселый, добродушный парень внешне очень похожий на одного известного в те годы политика. Этот политик, набиравший на выборах всех уровней почти сто процентов, не исчезал с экранов телевизоров, а его статьи о рыночной экономике почти каждый день заполняли практически все газеты.

Мой друг, следуя кавказскому этикету, всегда старался заплатить за меня в любом магазине или столовой. Мои попытки прекратить это были тщетными из-за его большой проворности. И вот в одной столовой, когда он, опередив меня, начал расплачиваться с кассиром, я сказал: «Не берите его деньги. Это же известный фальшивомонетчик. Брат П-ва.» — Я назвал фамилию политика. Кассир испуганно отказался от его денег, а я, торжествуя, заплатил за обоих. С той минуты все кассиры города боялись, даже дотронутся до его денег и, сколько бы он не указывал на водяные знаки, в ответ твердили: «Вы же брат П-ва». А я с победоносным видом платил за обоих, пока не вынужден взять у него деньги в долг, и снова гордо платил за обоих. С тех пор мне стало ясно, что тем, кому с легкостью доверяют, если не судьбу, то, по крайней мере, бюджет страны, ни в коем случае не доверяют собственный карман и, вообще, люди относятся к политикам с большим недоверием.

Что же касается писателей, то представлять их в виде мудрых и утонченных натур, с отеческой заботой взирающих на человечество из окон коттеджей в Переделкино или во Флориде, может только человек, никогда не видевший их живьем. Потому что эти жалкие людишки, согнутые под тяжестью набитых рукописями портфелей, только и делают, что обивают пороги редакций и издательств, либо одетые ничуть не лучше бомжей, они, затесавшись в ряды попрошаек и наперсточников, пытаются продать свои книги неискушенным прохожим, наивно полагающим, что наличие на титульном листе авторской надписи позволит сказочно разбогатеть на ближайшем аукционе.

«Уж не бросить ли мне писать?» — такое желание возникло у меня после очередной неудачной попытки сдать рукопись о киднеппинге. Досада и раздражение от занудных поучений, которые мне пришлось выслушать от критиков, не написавших за свою жизнь ни строчки, на время сделали меня нервным и закомплексованным, вроде тех жалких писак, над которыми я привык смеяться. Для того чтобы остаться полноценным человеком и радоваться жизни, а не ворчать по поводу неоцененных творческих дерзаний, надо было раз и навсегда расстаться с литературными потугами. Но я отчетливо представлял нереальность этого, потому что я был не из тех людей, кто может запросто покончить с привычным занятием, например, с курением. Мысль о вреде курения возникает только тогда, когда у меня есть сигареты, если же они заканчиваются, то эта тема отходит на второй план. В этот раз я не поддался искушению купить сигареты в первом попавшемся супермаркете, а отправился на оптовку.

В торговом ряду звучала мерзкая музыка в духе современных оркестровок старых блатных песен с отвратительным хрипловатым вокалом. Но неожиданно из глубины души, а может быть, из каких-то небесно-космических сфер, послышалось что-то то ли от Бизе, то ли какие-то щедринские аранжировки и лишь через пару минут стало ясно, что эту музыку Я ВИДЕЛ. Вдоль прохода между палатками и лотками шла высокая стройная женщина с пышными волосами и идеально тонкой талией, перетянутой широким поясом. Неожиданно для меня она остановилась у соседнего киоска и купила пачку дешевых сигарет. Мелодия из «Кармен», которую я всё ещё слышал, не позволила мне больше чувствовать себя ничтожеством, трясущимися над своими рукописями, а заставила сделать несколько шагов вперед, а каждый шаг убеждал меня в том, что не только в смелости и галантности я не должен был уступать ни тореадорам, ни мушкетерам, но и в уверенности в победе.

— Вы не любите дорогих сигарет? — Не более полсекунды после моего вопроса длилось её молчание, грозившее мне серьёзной потерей самоуверенности, но к счастью она заглотила наживку:

— Дорогие — это дорого. Не люблю дурацкие вопросы и, вообще, дураков.

— Смею заверить, я далеко не дурак. — Ответ пришлось сопроводить не только улыбкой, но и широким жестом, словно иллюстрируя безграничность своего интеллекта, а может быть, изящество тореадора, что как мне показалось, удалось, потому что её взгляд сквозь пышные ресницы на мгновенье был привязан к моей руке. Конечно, красного плаща на ней не было, а ладонь уткнулась в витрину с яркими пивными бутылками, что подсказало следующую фразу:

— Может быть Вас угостить чем-нибудь?

— Номер девять, — она выбрала темный сорт.

Вскоре мы сидели в электричке, потягивая пиво. Мое везение казалось бесконечным. Нам надо было ехать до одной и той же станции. Многие знают, что в Сокольники можно попасть на метро или на автобусе, но большинство москвичей и не догадывается, что туда можно добраться на электричке.

Её звали Света и, ещё совсем недавно она работала вместе с мужем в ювелирном салоне, а после работы она любила гулять в Сокольниках с собакой. Мне не раз доводилось удивляться тому, что спортсмены и собачники сосуществовали в одном парке, находясь как бы в параллельных, непересекающихся мирах, за исключением любителей бега, которые периодически жаловались на собак и их хозяев.

Полоса неудач Светы началась с того, что сдохла собака. Затем начались неприятности на работе у мужа. Его подставили с какими-то фальшивыми драгоценностями, а затем его со Светой уволили. Семейная жизнь безработной пары оказалась не сахарной, и, муж сначала запил, а затем решил выгнать Свету из дому. Ей не оставалось ничего другого, как собирать чемоданы и, мысленно прощаться с Москвой, поскольку родом она была то ли из Серпухова, то ли из Подольска, в общем, откуда-то из Подмосковья.