Дарья Донцова - Император деревни Гадюкино

Я рассмеялась.

– Приятно познакомиться с ветераном войны, водружавшим флаг над Рейхстагом местного значения, а в свободное от геройских подвигов время проповедующим Священное Писание. Но вот что интересно: в советские годы флаги были красными, триколор появился после падения коммунистического режима. А диакон не имеет права проводить службы, он всего лишь помощник священника.

Дед насупился, а я обогнула «купальню», до-шла до забора, пролезла в дыру между прутьями, пересекла лужок, покрытый цветами, и очутилась на узенькой улочке, с двух сторон застроенной домами.

Никого из аборигенов видно не было. Я прошла до перекрестка, дальше деревня превращалась в городок. Вместо частных избушек появились две трехэтажные блочные постройки, по маленькой площади сновали люди.

Я остановила одного прохожего.

– Простите, где живет Надя Рязанцева?

– Че, я должен всех знать? – нелюбезно ответил мужчина и пошел прочь.

Маленькая неудача не лишила меня боевого задора. Я ухватила за рукав семенившую мимо бабушку, нацепившую на ноги валенки с калошами. Старушку не смутил ни жаркий август, ни отсутствие снега: вдобавок она еще и замоталась в платок.

– Сделайте одолжение. Я ищу супермаркет, скажите, в какую сторону идти?

Из рукава застиранной кофты высунулись цепкие пальцы с обломанными ногтями, бабка чихнула и прохрипела:

– Купишь ханку – покажу!

Я сделала шаг назад, но бабка схватила меня за локоть. Покрывавшая ее голову тряпка свалилась на плечи, обнажилось одутловатое лицо сине-желтого цвета и всклокоченные темные волосы без признаков седины.

– Купи ханку, – потребовала старуха, – а то в лицо плюну, получишь СПИД.

– Петька! – закричали с противоположной стороны перекрестка. – А ну не лезь!

Существо съежилось и шмыгнуло прочь.

– Он у вас денег не взял? – запыхавшись, спросила полная шатенка, перебежавшая проезжую часть, чтобы меня спасти. – Пьяная рожа, а никак ведь не помрет! Хорошие люди погибают, нечисть живет, а менты ни фига не делают!

– Это мужчина? Я приняла его за пожилую женщину, – призналась я.

– Петька-алконавт, – пояснила шатенка, – носит то, что на помойке нашел, у него в овраге и стол, и дом, и одежный магазин. Местных Петька не трогает, а к приезжим привязывается. Тут неподалеку есть клиника для богатых, их там от ожирения лечат, так постояльцы ханурика совсем испортили. Придут сюда, от скуки по улицам шарятся и суют ему большие деньги: тысячу, две. Если уж им некуда миллионы тратить, построили бы детскую площадку.

– Не знаете случайно, где дом Нади Рязанцевой? – перебила я свою спасительницу.

– Мы с ней в соседях жили, – осторожно сказала незнакомка, – зачем Надьку разыскиваете?

– Вы Олеся Капустина! – вспомнила я рассказ медсестры Маргариты.

Зрачки шатенки расширились.

– Предположим. Сами-то вы кто?

– Евлампия Романова, – представилась я, – меня хорошо знает Маргоша из «Виллы Белла».

Олеся окинула меня оценивающим взглядом.

– Вы из санатория?

– Хотела в Ларюхине домик купить, – проигнорировала я ее вопрос, – Маргоша посоветовала к Рязанцевой обратиться, та вроде собиралась на море податься.

От былой приветливости Олеси не осталось и следа, а в голосе зазвучала враждебность.

– Богатому человеку будка в глуши без надобности.

– Наверное, но у меня больших денег нет.

Капустина еще раз мысленно приценилась к моим джинсам, футболке и балеткам.

– Одеты больно хорошо!

Я растопырила пальцы.

– Зато украшений нет, видите? Мне с фигурой повезло, а на вешалке любой хлам неплохо смотрится.

Олеся не удержалась от смешка, я решила укрепить свои позиции.

– Я служу домработницей у олигарха, хозяин путевку в «Виллу Белла» мне на день рождения подарил.

Огонь классовой войны, жарко полыхавший во взоре Капустиной, потух.

– А-а, – протянула она.

– Мечтаю о даче, – не умолкала я, – огород, петрушка, укроп, клубника. Услышала про смерть Нади и решила посмотреть на ее домик.

– Пошли, – мотнула головой Олеся, – но, сразу скажу, там удобств нет. Газ баллонный, топить надо дровами или углем, водопровод нам двадцать лет обещают, а до сих пор ведра от колодца таскаем. Вот туалет в доме у Надьки есть.

– Да ну? Как же он работает? – удивилась я.

– Биосортир, – пояснила Олеся, – дорогое удовольствие, его Надькин второй муж поставил. Мы все на двор ходим, а Рязанцева королевой в хате потребности справляла, пристройку они сделали, в ней унитаз и водрузили. Мне Надюха похвасталась, но попользоваться не дала, сказала, какие-то кассеты часто менять надо, а они не бесплатные. Участок у нее ухоженный, сарай есть, два погреба, один в доме, другой во дворе. Чего еще? Летний душ.

Я прикинулась ничего не видавшей в жизни горожанкой.

– Зимой в нем мыться нельзя?

Капустина толкнула деревянную калитку, выкрашенную в голубой цвет.

– Можешь попробовать. Стукнет десять градусов мороза, бери мочалку да ступай в конец огорода, в щелястую будку.

– А где Надя в холодное время года мылась? – не успокаивалась я, изображая покупательницу.

Олеся присела и начала шарить рукой под крыльцом.

– Рязанцева хорошо устроилась, она на работе могла в душ пойти, а нам в баню приходится топать или тазики на кухне греть и частями мылиться.

– Тихо здесь, – отметила я, – и народу никого.

Не успели отзвучать последние слова, как во всю мощь заиграла музыка и визгливый женский голос заорал:

– А вот и они! Ура! Встречайте звезд! Группа «Серый месяц» из Еланска!

На секунду я оглохла, потом, пытаясь перекричать джаз-банд, игравший кто в лес, кто по дрова, спросила:

– Что это?

– Свадьба у соседей, – пояснила Олеся, – два наших местных богатея породниться решили, три улицы на празднике не первый день пьют, даже дети от мероприятия не отлынивают, оттого и пусто, а потом неделю опохмеляться будут. Сегодня самое время на речку идти, там ни одной души нет.

Меня охватило любопытство:

– А вы почему проигнорировали праздник?

Олеся усмехнулась.

– Как это? С мафией ссориться нельзя! Я на работу ходила, сутки отпахала, сейчас покажу вам дом и побегу плясать. Входите!

Капустина толкнула дверь, я замешкалась на пороге:

– Покойница в морге?

Олеся вошла в сени.

– Нет, в церкви гроб, в Еланске. Уж не знаю, кто договорился. Надька сильно верующей не была, иконка у нее висела, но чтобы, как некоторые, на богослужения бегать – такого не бывало. Ты не бойся, в доме никого нет. Туфли сними.

Я оставила в просторных сенях баретки и вошла на террасу. Похоже, Надя любила свой дом и старательно вила гнездо. На окнах висели недорогие, но симпатичные занавески, диван и два кресла были почти новыми, стол покрыт скатертью, на нем стояла ваза с искусственными флоксами, сиденья стульев облагораживали клетчатые подушечки.

– Здесь и отопление есть, – сказала Олеся, – хозяйка веранду на зиму не консервировала.

Небольшой с виду домик внутри оказался неожиданно просторным. Из веранды я попала в гостиную, или, как выразилась Капустина, «в залу», затем увидела кухню, прошла две примерно пятнадцатиметровые комнаты и очутилась в спальне. Если в гостиной меня поразило большое количество слишком дорогой для не очень обеспеченной женщины аппаратуры (лазерная панель, DVD-проигрыватель, магнитофон), а на кухне обилие техники, от электроножеточки до блендера, то в спальне ошеломило количество книг. Три стены двадцатиметрового пространства занимали стеллажи. Собрания сочинений Л.Толстого, С.Есенина, М.Горького, Ф.Достоевского, «История государства Российского», переплетенные подшивки журналов «Новый мир», «Иностранная литература», «Наука и жизнь», фантастика, детективы, альбомы с репродукциями, путеводители, научно-популярные издания. Библиотека собиралась по принципу: покупаю все, что вижу, по набору книг невозможно было вычислить ни профессию, ни хобби хозяина. «Пособие рыболова», «Справочник яхтсмена», «Выпиливание лобзиком», «Чеканка по металлу» – вот лишь небольшой перечень руководств, стоявших на самой нижней полке. Были здесь еще анатомический атлас, справочник «Болезни домашнего скота» и книга с гламурным названием «Хочу стать женой депутата».

Олеся заметила мое недоумение.

– Это Генка собирал, первый муж Нади, к нему народ как в библиотеку ходил. Он книги из дома выносить не разрешал, говорил: «Иди на маленькую терраску и читай хоть всю ночь». Пустой мужик был, ничего делать не умел. Вон его фото, на подоконнике.

Олеся ткнула пальцем вбок, и я увидела две почти одинаковые рамки.

– Справа Генка, слева Ленька, – вздохнула Олеся, – не везло Надьке на мужиков. Первый все книжонки мусолил, и второй попался как под копирку. Правда, у Факира деньги водились, он сюда много чего купил. И нежадный был, мне вот денег дал. У меня брат в Магадане живет, мы лет десять не виделись. А где средства на поездку взять? У него трое спиногрызов, у меня четверо, только о ботинках и думаю: младшему девять, старшему двенадцать, обувь стаптывают, словно у них пятки железные. Миша у меня один из родни остался, письма друг другу шлем, иногда по телефону звоним. А год назад меня такая тоска взяла! Пришла я к Надьке, заплакала, говорю: