Анна Ольховская - Первый раз

Поначалу бежать ему особо далеко не пришлось: всего лишь в соседний штат, где в распоряжение Стивена была предоставлена целая лаборатория, расположенная в отдельно стоящем здании крупного медицинского центра. Здание тщательно охранялось, посторонние туда попасть не могли. Там Стивен МакКормик проработал три года, оттачивая методику. Пригодились все его три образования, недостатка в объектах для исследований и испытаний не было – бездомных и всеми забытых людей в средоточии мировой демократии тоже хватало. По мнению Стивена, его подопытные даже должны были поблагодарить его от души, ведь иначе они без всякой пользы для общества замерзли бы когда-нибудь на улице. Или их съели бы крысы. А так – никто из его подопечных не умер! Ну, почти никто. Сам, лично, он вообще никого не убил, просто иногда объект превращался из человека в растение, жизнедеятельность которого поддерживалась искусственно. А зачем налогоплательщикам тратиться на это? Вот растения и выпалывали. Остальные жили в тепле и уюте. Некоторые – в психиатрической больнице, но кое-кто начинал новую жизнь. Жизнь, придуманную для них Стивеном МакКормиком. И проблем с ними пока что не было.

Спустя три года, когда методика была отработана до мелочей, МакКормика перевели сюда, в этот подземный научный центр, и назначили начальником всего комплекса. Теперь ни один объект, поступавший в лабораторию, не должен был подвергаться никаким экспериментам. Время исследований кончилось, немереное количество денежных знаков, вбуханных в проект, надо было отрабатывать.

И МакКормик отрабатывал, причем весьма успешно. Препарат Х2000, изобретенный и усовершенствованный им лично, применялся теперь не только здесь, но и для лечения сильных мира сего. Естественно, только узкого круга этих сильных, поскольку регистрировать препарат официально никто не собирался.

Пару лет тому назад Стивену на глаза попалась информация из файлов ЦРУ о каком-то русском фармацевте, работавшем в схожем с ним направлении. Как же его?.. А, Карманофф, Майкл Карманофф. Но русский работал грубо, топорно, он просто стирал личность[3] и внедрял другую. Причем, как оказалось, процесс был обратим, и люди «возвращались». Нет, это непрофессионально! А вот «выпускники» Стивена МакКормика помнили все, память их никто не уничтожал, их просто «перепрограммировали». Желания, стремления, страсти, владевшие человеком раньше, уходили на второй план, теряли свою актуальность. Человек помнил о них, но теперь все это его не волновало. Он продолжал жить своей обычной жизнью, делал то же, что и всегда, выполнял задания руководства и руководил сам. Правда, его эмоции и чувства тоже становились совершенно ненужными и невостребованными, но это окружающих, судя по всему, не напрягало. Тем более что контингент в руки МакКормика попадал специфический, в террористических группировках особо чувствительных не держали.

А потом звучала определенная фраза, чаще всего – по телефону. И человек делал то, что должен был сделать. И в нужном месте в нужное время взрывались дома, вокзалы, вагоны метро; убивали и похищали политических деятелей и журналистов; захватывали заложников. А ответственность на себя брала одна из террористических группировок, действующих в этой стране. Что давало повод Соединенным Штатам Америки вмешиваться в дела других стран, менять там власть, устранять неугодных и руководить слабыми.

И Александра Голубовская, жительница страны с неугодным США лидером, оказалась в их руках весьма кстати.

Если бы Саша знала, какие ее чувства затоптал в ней голод, она перевернула бы поднос с завтраком и создала шедевр абстракции на постели. Или перфоманс, ведь и сама художница участвовала бы в инсталляции? Саша была не очень сильна в этой области, поэтому окончательно определиться она не могла. Все равно, ведь этого не случилось, голод победил. А просто Саша и пустая посуда – слабовато для полноценного полотна.

Зато когда удовлетворенный голод отправился на боковую, в душе ее поднялись, охая и потирая ушибленные бока, затоптанные страх, отчаяние и тоска. Рассвирепев от неспортивного поведения голода, они принялись за Сашу с утроенной силой.

Отчаяние от безысходности, страх перед будущим, тоска по детям захлестнули Сашу удушливой волной. Какое-то из этих чувств сдавило ее сердце так сильно, что оно, бедное, испуганно затрепыхалось. Вздохнуть глубоко тоже не получалось: одно из мерзавцев-чувств кололо ее огромной иглой в грудь. Голову словно стянуло широким и жестким ремнем. Саше очень хотелось вскочить, расколошматить все вокруг штативом от капельницы, подбежать к двери и выбить ее могучим ударом.

Словно почувствовав настроение пациентки, аппаратура пугливо зажмурилась и перестала пищать и подмигивать. Капельница затряслась от ужаса. Напрасно они так волновались, Саша никогда не вытворяла ничего подобного. Вот Анетка, та – да, она могла учинить тут полнейший разгром, Саша даже иногда завидовала импульсивности и бесшабашности подруги. Но сама она привыкла разрешать конфликты тихо и мирно. Конфликты же, пользуясь ее разрешением, распоясались окончательно. Может, потому ее и загнал под плинтус собственный муж?

Но сейчас Саше совсем не хотелось заниматься семейным психоанализом, эмоции, переполнявшие ее, требовали выхода. Они колотили руками и ногами во все двери, они разрушали личность своей хозяйки. Пока не нашли старый, ставший уже привычным, с истертыми ступеньками, ход в подвал – к слезам.

Слезы ручьями текли по щекам, и вытирать их не было у Саши ни сил, ни желания. Она шептала имена детей, звала их, успокаивала, жаловалась, молилась. Истерика приближалась неумолимо, победно поглядывая по сторонам. Всхлипы Сашины становились все громче и судорожнее. Но, когда истерика уже прихорашивалась у зеркала перед выходом на сцену, в комнате появились врач и серый ушлепок. В руках у врача шмыгал носом, пытаясь удержать прозрачную каплю, здоровенный шприц.

– Н-н-не н-н-надо, – Сашиными губами прохлюпала истерика.

– Надо, Алекс, силы вам нужны совсем для другого, – попытался придать своему голосу немного тепла ушлепок. Но теплу совершенно не за что было уцепиться на ровной и гладкой поверхности, оно соскользнуло и растаяло, оставив голос ушлепка пластиковым и холодным.

– Не нужны мне силы, я хочу домой! – совсем уж по-детски закапризничала Саша.

– Я же говорил вам, мистер МакКормик, объект на редкость неконтролируемый! – мстительно глядя на пациентку, накляузничал доктор. – Не удивлюсь, если она попытается помешать инъекции.

– Вы не удивляйтесь, вы делом занимайтесь! – забрюзжал ушлепок, подходя к Саше поближе. – Своим прямыми обязанностями. Чтобы я мог заняться своими.

– Да, конечно.

Врач приблизился к Саше с некоторой опаской, осторожно уложил ее на кровать и ловко ввел лекарство в вену.

Лихой эскадрон молекул со сложной химической формулой ураганом пронесся по всем закоулкам, надавав пинков и оплеух страху, отчаянию и тоске. Истерику закопали на свалке, придавив ее могилу камнем. По-хорошему, надо бы осиновый кол воткнуть, да где же его взять! Удовлетворенно осмотрев окрестности, бойцы-молекулы дружно отправились в сторону почек – на выход.

– Сколько она проспит? – с неудовольствием глядя на тихо посапывающую Сашу, спросил МакКормик.

– Где-то около часа. Если бы не ослиное упрямство этой женщины, – раздраженно проворчал доктор, возясь с аппаратурой, – ничего подобного бы не произошло. Я же говорил ей – рано еще вставать, а она уперлась, и ни в какую! В туалет ей, видите ли, понадобилось!

– А вы уверены, мистер Картман, что она не выдала бы подобной психоэмоциональной реакции, даже находясь в постели?

– Но ведь раньше…

– Раньше она почти все время спала, я с ней работал. А сегодня она впервые пришла в себя полностью. И смогла мыслить адекватно.

– Сомневаюсь.

– Напрасно! То, что она выдала такую реакцию, говорит лишь об особенностях ее психики. Я тоже был слегка озадачен, когда увидел это на мониторе. Поэтому, учитывая эти, не способствующие дальнейшей работе с данным объектом особенности, введите ей, пока она спит, три кубика препарата 19. Хотя нет, – МакКормик, сморщившись, помассировал висок, – лучше, пожалуй, два кубика. Эмоциональный порог будем снижать постепенно.

– Какое там постепенно, этой истеричке и десяти кубиков будет мало! – запальчиво заспорил было врач, но, наткнувшись на ледяной взгляд шефа, безвольно повис на этом взгляде, словно жук на булавке. – Хорошо, мистер МакКормик, как скажете.

– Вот именно, – проскрипел Стивен, – как Я скажу. И никакой самодеятельности! Вы пока займитесь ею, а я пришлю вам помощников, переведем ее в жилой блок.

– Может, пусть пока здесь побудет, я понаблюдаю ее?

– Наблюдать за ней будут и там, вы же знаете. Пусть обживается. Физически она вполне здорова, дальнейшую корректировку ее состояния будем осуществлять как обычно. Индивидуальную программу я разработаю в ближайшие дни. А до тех пор вводите ей ежедневно препарат 19, увеличивая дозировку по кубику в день. Думаю, к моменту начала плотной работы с ней она будет полностью подготовлена. Задача ясна?